Трехглавый орел - Свержин Владимир Игоревич - Страница 61
- Предыдущая
- 61/106
- Следующая
– Я вешаю всех офицеров, если они мне не приносят присягу на верность, – обнадежил великую княгиню Пугачев.
– Я прошу помиловать его, если такое возможно. Шпага этого премьер-майора принесла мне свободу. Она же защитила меня от разбойников по пути к вам.
– Закревский! – рявкнул Пугачев. – Почему я об этом до сих пор ничего не знал?!
– Виноват, ваш личество! – поедая глазами начальство, заученно выпалил Лис. – Дурак, исправлюсь!
– То-то же, что дурак! Сними молодца. Не могу же я вешать спасителя своей сестры. Да держи его под неусыпным надзором. Не то, енерал, сам знаешь! – Пугачев поднес к лисовскому носу свой молотообразный кулак. – С тебя спрошу!
Шум, доносившийся из штабной избы, достигал сарая, в котором был размещен я. Не знаю, служил ли он гарнизонной гауптвахтой или же просто от случая к случаю использовался для содержания тех, кому не сыскалось места в «дворцовых покоях», но в целом это сооружение представляло весьма слабую преграду для человека, всерьез решившего его покинуть. Пока что у меня не было такого желания. После отмены приговора я внезапно почувствовал дикую усталость, чугуном навалившуюся мне на плечи, и при первой же возможности рухнул в сваленную здесь прелую солому, стараясь хоть немного унять бившую меня нервную дрожь и, быть может, задремать. Но поди засни под аккомпанемент этакого светского раута.
– Капитан, ты там еще не спишь? – услышал я вызов Лиса.
– Пытаюсь, но безуспешно.
– Не спи, замерзнешь. Послушай лучше, что передает, как это говорится, наш собственный корреспондент в ставке.
Перед моими глазами появилась картинка казачьего разгула, сравниться с которой может лишь разгул гусарский, но только в особо похмельной форме. Судя по глазам государевой кузины, подобные масштабы проявления верноподданнической радости ей были внове. Выросшая в странствиях по Европе, она и представить себе не могла, как далеко может зайти человек по стезе беспробудного пьянства. Впрочем, сам «император» и несколько его особо доверенных «енералов» все еще держались, подобно утесам, в бушующем море браги.
– Дорогой брат, – обратилась к Пугачеву новоприобретенная родственница. – Я хочу сообщить вам прекрасную весть.
Емелька уставился на соседку, мучительно пытаясь вспомнить, что вообще эта женщина делает в штабном помещении. Затем, очевидно, выловив в памяти нужный образ, согласно кивнул:
– Говори.
– Мой муж, граф Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский, со своими братьями и с большим отрядом направляются сюда на соединение с вами. Они уже в полудне отсюда. Я вызвалась ехать вперед, чтоб предупредить вас.
– Орловы? – «Государь» задумался. – А он, – перст с давно не стриженным ногтем вытянулся в сторону какого-то глыбообразного казака, спавшего, уронив голову на стол, – он тогда не Орлов. Он – Потемкин.
– Прикажете глаз выбить? – вмешался Лис.
– А? Зачем? – «Император» непонимающе уставился на своего советника.
– Так у Потемкина-то один глаз, а у Федьки – два.
– Вот и пущай у Катькиного будет один, а у нашего, скоко ему от бога полагается. Ты, енерал, соображай, о чем говоришь. И то, вот ты все сидишь да пьешь, а депешу, что мне супружница со своим флигелем прислала, до моего сведения ишо не довел.
– Так это мы враз, – обнадежил «государя» Лис. Он достал из сапога привезенный мною пакет и ловко сломал печати. – Так, понятно, – напарник углубился в чтение, и перед моими глазами замелькали строчки письма, – вот оно, значит, как…
– Ты че там, енерал, буквицу к буквице лепишь? Ты до меня доводи!
– Ща усе буде. Батько, шо за всирачка? В общем, так, Катька тебе пишет, шо глубоко кается и шо без мужика в хате-то не власть. Зовет тебя встренуться без подвоха. На икону божится, шо умысла злого в голове не держит, и просит только шоб армия твоя людишкам разор не чинила, за то и своим полкам прикажет супротив тебя, государь, не идти. А коли согласишься, проводником тебе тот премьер-майор назначен.
Что и говорить, упражнения Безбородко в изяществе эпистолярного жанра пропали даром. Емельке так никогда и не удалось узнать, как умно, тонко, дипломатично склонял его к тайной встрече кабинет-секретарь ее величества. Весь его отточенный слог уложился в пяток небрежно брошенных Лисом фраз.
– Ну вот, – Пугачев довольно погладил усы, – говорил я тебе, не попрет Катька против этакой силищи, кишка у нее тонка. Запросит пардону, дурья голова. А ты мне талдычишь: вешать майора, вешать! А кто б нас к Катьке повел – ты, что ли?
– Но Пиотр, одумайтесь! – Похоже, Елизавету Кирилловну не слишком обрадовала перспектива вояжа вновь найденного братца в объятия коварной супруги. – Сие предприятие весьма опасно…
– Что-о-о! – Пугачев, грохнув кулаком об стол, поднялся. – Ты меня, казака, стращать вздумала! – Брови «императора» сошлись над переносицей, как грозовые тучи, так что, казалось, из глаз его того и гляди ударит молния. – Государя сваво стращать!
– Я знаю Екатерину, наверняка это ловушка.
– Молчи, женщина! – взревел окончательно выведенный из себя самозванец.
– Твой день Восьмое марта, – добавил по мыслесвязи Лис.
– Закревский, пиши листкрип! Завтра же пойдем с Катькой переговоры говорить. А майору вели от моего имени крест выдать за добрую весть.
– Какой крест, батюшка? – поспешил уточнить Лис. – Ваш или какой покрасивше?
– А какой в сундуке у меня сыщешь, такой и вручи.
– Слушаюсь, государь, – поклонился Лис.
Связь отключилась. Минут через пятнадцать Лис был у меня. От моего напарника изрядно несло перегаром, но тем не менее он вполне еще мог вязать лыко в морской узел любой сложности.
– Капитан, в смысле майор, от имени и по поручению, – начал он, явно радуясь поводу в очередной раз покуражиться. – От лица службы, а также от других, менее привлекательных частей ее тела я послан… – Лис замолчал. – Капитан, ну шо у тебя за манера лыбиться в ответственных случаях. Где тебя, блин, воспитывали? Ты при дворе или кто? Я послан, в смысле прислан, императором, чтобы вручить тебе высокую правительственную награду.
Невольным свидетелем всего происходившего был мой верный камердинер, урвавший из казачьего котла пайку для своего непутевого господина. Он уже на своем опыте имел возможность убедиться, что между мной и Лисом существуют какие-то странные непонятные отношения, но уразуметь до конца их суть, похоже, было выше его сил. Он ошалело переводил взгляд с меня на Лиса и обратно, пытаясь осознать, что здесь все-таки происходит.
– В общем, Петр тебя велел наградить крестом. Я тут у него в сундуке порылся, поискал покрасивше, чтоб на твоем мундире хорошо смотрелся, а то с его медяшкой на людях сраму не оберешься. Так шо носи на здоровье. – Он вытащил из кармана своего генеральского кафтана крест на лиловой муаровой ленте с розеткой и бантом, напоминающий мальтийский, но с золотыми шариками на концах и с лилиями между сторонами креста. В центральном медальоне его стоял рыцарь в золотых доспехах с мечом у пояса в лазурном, подбитом серебром плаще.
– Послушай, Лис, но это же офицерский крест Святого Людовика. Один из высших французских военных орденов. Где вы его взяли?
– Где взяли? Я же уже говорил – в сундуке. У батьки там много всяких крестов. Послушай, Вальдар, – мгновенно становясь серьезным, произнес Лис. – Я понимаю, что тебе претят чужие награды, но хотя бы раз послушай меня. Если Пугачев увидит, что ты его крест не носишь, он опять впадет в буйство и решит, что ты им брезгуешь. А у него по этому поводу в голове такие тараканы заводятся, «райдом» не выведешь. Он опять начнет тебя вешать, а приезда родственников больше, я так полагаю, не ожидается.
– Господа, вы позволите? – На пороге моего скромного обиталища подобно волшебному видению, запоздавшему ангелу-хранителю, прибывшему убедиться, что я до сих пор еще жив, возникла моя царственная спасительница.
- Предыдущая
- 61/106
- Следующая
