Повседневная жизнь отцов-пустынников IV века - Реньё Люсьен - Страница 30

• Предыдущая
• 30/72
• Следующая

Когда же отшельику наступал час пробудиться, то первое, что следовало ему сделать, — это воздать славу Творцу и петь псалмы, ибо «первое дело, к которому прилепится дух на заре, он затем продолжит молоть подобно жернову весь день, будь то зерно или плевелы. Так всегда бросай туда зерно, прежде чем враг кинул туда же плевелы»[702]. Другой старец дал такой совет: «Вставай в назначенный час и говори себе: “Тело, работай, чтобы накормить себя; душа, будь бодрой, чтобы получить наследство”»[703].

Даже в то время, когда у отшельников еще не существовало правила петь 12 псалмов, они понимали пользу псалмопения до и после сна — Антоний Великий советовал своим посетителям поступать именно так[704]. Но отшельники могли молиться и по–другому, не связывая себя строгими рамками чинопоследования. Суть состояла в том, чтобы сразу же зажечь молитвенный огонь в своей душе и как подобает провести весь оставшийся день. Авва Исайя говорил: «Каждый день, вставая утром, приведи себе на ум слова Божии, помни, что ты воздаешь должное Богу во всех поступках своих, и не греши против Него»[705]. Святой Антоний советовал то же: «Каждый день, вставая, мы думаем, что не дождемся вечера, а вечером, когда мы укладываемся спать, думаем, что не проснемся»[706]. Отцы часто удерживали в своем сердце мысль, что каждый день они только начинают подвизаться. Перечисляя подвиги и добродетели, авва Иоанн Колов начинает так: «Каждый день, когда ты поднялся на рассвете, попробуй сперва соблюсти всякую добродетель и заповедь Божию…»[707] Авва Пимен любил говорить про авву Пиора, что «он каждый день начинает заново»[708]. А авва Силуан говорил авве Моисею, что начинать заново можно не только каждый день, но и каждый час[709]. Но, может быть, речь здесь идет скорее о той работе, которая постоянно происходит в душе отшельника, о том очень важном делании, которое совершается тайно и видимо только Богу и ангелам Его?

Все дни, а зачастую и ночи отшельник проводил в трудах и молитве, кроме того немногого времени, что он должен был посвящать поддержанию телесных сил и сну. Но это — не главное, это лишь видимая часть айсберга. Даже то, что древние называли «размышлением», было не только той умственной деятельностью, которую понимают под этим словом сейчас. Оно, наряду со словесной молитвой, составляло часть внешней аскезы, ибо было повторением — громким или тихим голосом, а иногда и едва заметным шевелением губ — слов Священного Писания. Но истинная суть деятельности монаха–пустынника была скрыта от посторонних глаз и ушей, она совершалась в глубине его души. Именно это Отцы и называли «внутренним деланием», обнимавшим все мысли, желания, намерения, чувства и слова, короче говоря, все то, что мы сейчас именуем «внутренней жизнью».

Отцов–пустынников часто изображают людьми, вернувшимися в первобытное состояние, в мир животных и растений, которые как роботы делают однообразную работу и как заводные читают свои постоянные молитвы. Нет ничего невероятного в том, что несколько старых монахов в пустыне долгие годы «влачили свое существование» таким образом. Но правильнее будет думать, что подобные пустынножители долго в пустыне не задерживались и возвращались обратно в мир. Однако если Отцы смогли заселить пустыню и так оживить ее, это, наверное, произошло не только благодаря их умению плести корзины и повторять наизусть псалмы или другие библейские тексты, но и потому, что в глубинах их душ шла такая напряженная внутренняя работа, какую мы едва ли можем себе представить. То, что мы можем понять, и то, о чем мы можем говорить, слишком мало по сравнению с истинным положением вещей, ибо египетские отшельники слишком сильно заботились о том, чтобы ничего не отвлекало и не смущало их, даже какие?то, едва заметные проявления почета или уважения. Говорят, что авва Пимен имел обыкновение все делать втайне[710], но это было в пустыне делом обычным. Отцы прятали, как могли, от посторонних глаз все свои внешние правила жизни. И можно себе представить, насколько более ревностно охраняли они свою внутреннюю жизнь! К счастью для нас, им не удалось скрыть ее целиком, они все же раскрывали ее вопреки своей воле, в своих словах — или в своем молчании, и, благодаря апофтегмам, дошедшим до нас, мы все?таки можем кое?что узнать об этой стороне их жизни[711].

Эта внутренняя жизнь не была интеллектуальной деятельностью, рефлексией мыслителя, философа или даже богослова. Однако отшельник находился в условиях, предполагавших тишину и уединение, что способствовало концентрации внимания, самонаблюдения и духовной активности до такой степени, что мысль Отцов пустыни смогла приобрести исключительную ясность и точность. Отцов–пустынников часто считают ярыми противниками всякой интеллектуальной деятельности. Конечно, не они развивали богословскую науку — не в этом было их призвание, но они все же сыграли значительную роль в истории христианской духовности и — осмелимся сказать — в духовной истории человечества. Их изречения свидетельствуют о глубочайшей мудрости и тонком знании человеческой психологии. Вот почему, как очень верно заметил Анри Бремон, они имели «самое глубокое, самое широкое и самое длительное влияние на христиан и христианскую цивилизацию»[712]. Предшественники нынешних профессиональных психологов и психоаналитиков, разве не они продвинули гораздо глубже, чем все предыдущие поколения, исследование своего «я»[713] и всего внутреннего мира человека, то есть того пространства, где собственно и протекает человеческая деятельность, где осуществляется истинное назначение человека?

Как говорил один из старцев, «человек непременно должен работать внутри себя»[714]. Монах, пришедший в пустыню, чтобы всецело предать себя Богу, старался посвятить Господу не только свои поступки, но и свою внутреннюю жизнь. Авва Арсений говорил: «Всеми силами своими сражайся за то, чтобы внутреннее твое делание было богоугодно»[715]. То есть требуется не только согласие с Божественной волей, но и стремление к Богу, желание к нему «прилепиться». Иными словами, монах должен постоянно заниматься делами Божиими. «Пчела, куда бы ни летела, вырабатывает мед, монах, где бы ни находился, исполняет дело Божие»[716]. Это и есть то «духовное дело, ради которого он пришел в пустыню»[717], или «дело души»[718], то есть главное занятие монаха, или даже можно сказать — единственное его дело, просто — «монашеское делание»[719]. Да и не только монаха. Антоний Великий говорил о «великом деле человека»[720] — всякого человека; но монах совершает его всю свою жизнь.

Апофтегмы, которые говорят нам об этой внутренней работе, весьма многочисленны, и они сильно различаются по смыслу тех описаний и определений, которые содержат, поскольку работа эта является одновременно и единой, и многообразной. Авва Иоанн Колов говорил: «Святые — как сад, в котором разные деревья приносят разные плоды, хотя и орошаются одинаково. Так и делание одного святого — одно, а другого — другое, но один дух действует в них»[721].

• Предыдущая
• 30/72
• Следующая