Сеятель бурь - Свержин Владимир Игоревич - Страница 35

• Предыдущая
• 35/101
• Следующая

Можно было считать случайностью, что судьба, подхватившая нас руками заговорщиков-иллюминатов, перебросила живые игрушки сначала офицеру гвардии базилевса, а затем капитану из корпуса именно маршала Дезе. Но я не верил в судьбу, а потому был склонен видеть определенную закономерность в цепочке нелепых случайностей. Как бы ни было грустно признавать это игрокам, выстроившим фигуры для бескомпромиссной схватки, в их поединке всегда участвует еще некто или нечто, скрытое от понимания, вызывающее то внезапную сонливость, то зубную боль, то просто чувство неуверенности у одного из поединщиков. С этим следовало считаться, но подобные обстоятельства вовсе не означали, что мы можем отступиться от решения поставленных задач.

Корпусная гауптвахта, куда приказом маршала мы были определены вплоть до продолжения допроса, представляла собой каменный дом приходского священника, прилепившийся сбоку от небольшой, но, кажется, весьма посещаемой церкви. Пожалуй, в какой другой армии такое капитальное помещение, да еще и расположенное на холме, было бы использовано под штаб или, уж во всяком случае, временную квартиру самого маршала, но непобедимое войско базилевса являло собой иную картину. Оно еще ждало своего вдохновенного Гомера, чтобы воспеть многочисленные подвиги, свершаемые здесь ежедневно и ежечасно, но сомнений в том, что они станут достоянием истории, быть не могло.

Базилевс Александр, двухметровый гигант невероятной силы и стойкости, желая закалить бойцов, категорически отказывался становиться на постой меж капитальными стенами под надежной крышей, если такие же условия не были предоставлены последнему из его солдат. А потому, невзирая на зимние холода, он жил в шатре, ел из солдатского котла и каждое утро обтирался снегом, заражая своим неунывающим жизнелюбием всю армию.

Удивленные столь неожиданным поведением завоевателя австрийские крестьяне, дома которых были определены под лазареты и жилища дам, следовавших за армией, гурьбой ходили смотреть на бронзовокожего громадину-базилевса, проникаясь почтительным восхищением и почти суеверным ужасом. В их понимании армию, ведомую таким невиданным человеком, не могло остановить ничто.

В сенях пасторского дома, развлекаясь игрой в карты, сидели два фузелёра, приставленные охранять злостных нарушителей воинской дисциплины. Лишь только с протестами коменданта лагеря было покончено, пожилой хромающий капрал открыл привешенный к двери амбарный замок, пуская нашу троицу в импровизированную камеру. Кроме нас, здесь уже находились два офицера, видно, решивших предыдущим вечером провести дегустацию всех найденных в округе вин. Не иначе знакомство с местными горячительными напитками прошло успешно, но последствия наложили на лица пехотного майора и артиллерийского лейтенанта неизгладимые, во всяком случае, в течение пары ближайших недель, темно-фиолетовые отпечатки.

– Гляди-ка, – окидывая нас взглядом, промолвил артиллерист, – а вот и новые пленные.

– Если так и дальше пойдет, то скоро здесь будет не продохнуть, – беззлобно оглядывая пришедших, поделился соображениями майор. – Интересно, говорит ли кто-нибудь из них по-французски?

Я перехватил вопросительный взгляд Лиса и немедля сообщил ему по закрытой связи о внезапной ущербности языковых способностей универсальной системы «Мастерлинг».

– Эй вы, жабы австрийские, – с милейшей улыбкой на лице приветствовал сокамерников лейтенант, – вляпались в дерьмо?

Мы как китайские болванчики затрясли головами, улыбаясь в ответ.

– Видишь, ни бельмеса не понимают, – поделился своими наблюдениями с приятелем артиллерист, – можешь продолжать.

– …Вот я и говорю, если австрияки с русскими оседлают высоты, а поверь мне, они их обязательно оседлают, то пытаться вышибить их оттуда будет безнадежно.

– Я слышал, в Италии базилевс брал и не такие склоны! Как-то с шестью гренадерами он обошел противника с тыла и, взобравшись по отвесной скале, наткнулся на стену. Недолго думая наш Александр перебросил своих молодцов во вражеский лагерь, затем перебрался туда и сам. Представь себе, каково было итальянцам увидеть, что мы уже у них в самом сердце!

– На то он и Александр Великий, – развел руками майор. – Но сейчас зима, склоны обледенели. К тому же дело, похоже, к оттепели, а если так, то с ночи будет висеть туман, а в тумане не повоюешь.

– Но ведь нас тоже не будет видно!

– Это тебе не будет видно, куда бросать свои ядра. А нам со штыками наперевес необходимо знать, куда идти.

– Майор Дюфорж, – вскакивая, повысил голос артиллерист, – вы что же, обвиняете меня в трусости?

– Лейтенант Понтевре, – тут же подскочил его собеседник, – я не сказал ни единого лживого слова! А что уж вы себе домыслили, меня не касается!

– Да как вы смеете! – Слова лейтенанта сопровождались звонкой оплеухой.

– Ну шо, граф, – с интересом наблюдая традиционную картину выяснения отношений между родами войск, проговорил Лис, – засиделись мы тут как-то, пора бы и честь знать.

– Рановато. – Я критически поглядел в забитое досками окно. Сквозь щели виднелись далекие костры. Ранняя декабрьская мгла, опустившись на землю, превращала в ночь короткий зимний день. Со двора слышались чьи-то оживленные голоса, а стало быть, время для побега еще не наступило. – Вызови пока конвой, пусть разнимут дебоширов.

Слушая, как вошедший в раж Лис колотит в дверь с криком «Полундра! Убивают!», я наклонился к уху барона Мюнхгаузена:

– Эти галльские петухи, судя по всему, сражаются уже не первый день. Когда всё в лагере утихнет, мы затеем очередную драку и, воспользовавшись сутолокой, перебьем охрану. Вы согласны?

– Можете рассчитывать на меня, – отозвался волонтер. – Но что вы намерены делать дальше?

– Вон на тех дальних высотах, – я кивнул в сторону окна, – судя по рассказу этих драчунов, русские позиции. Если взять мундиры караула и, скажем, майора, появится возможность добраться вплоть до передовых французских позиций. Ночью ожидается туман, так что короткий рывок – и мы вне зоны поражения. В сущности, французские пули будут опасны для нас на дистанции, которую можно преодолеть меньше чем за минуту. За это время опытный стрелок делает не больше двух выстрелов, и если нас не станут обстреливать целым батальоном, шанс попасть в такую мишень угасающе мал.

– Замечательный план, – тихо проговорил Мюнхгаузен. – Сейчас же, как я понимаю, необходимо притвориться, что мы вполне довольны своей участью.

Конвой, потревоженный грохотом и воплями Лиса, орудуя прикладами ружей, в течение нескольких секунд разнял дерущихся вояк, и почтительный капрал, не забыв извиниться перед вышестоящими командирами, потребовал у господ офицеров вести себя пристойно, тем более перед лицом врага. Лица врага, то бишь наши, были невозмутимы и выражали стоическую покорность судьбе.

Капральского внушения хватило часа на два. Затем сражение между артиллерией и пехотой разгорелось с новой силой, и опять изображающий панику населения Лис колотил в двери, истошно вопя и призывая конвой на помощь. Наконец шум, доносившийся из лагеря, стал утихать, однако не успел я обрадоваться наступающей тишине, как она была разорвана суровым голосом Умберто Палиоли, ни с того ни с сего возникшим в моей голове.

– Где вы, черт возьми, находитесь? – раздраженно вопрошал резидент, точно, уйдя в соседний трактир, мы позабыли вернуться пред его светлы очи. – Вы уже несколько часов назад должны были приехать!

– Ну, в общем-то мы уже приехали, – услышал я тираду напарника, так же, как и я, ощутившего в голове повышенное давление начальственного гнева.

– Мы на гауптвахте, – пояснил я.

– Какой еще гауптвахте? – после долгой паузы возмущенно поинтересовался Палиоли.

– На французской, – честно ответил я.

– Вас что же, не освободили?

– Я бы сказал, не совсем.

– Как это понимать?

– Сначала нас пытались освободить, потом мы всех, – пустился я в объяснения, – взяли в плен, потом нас самих взяли в плен, и вот мы на корпусной гауптвахте маршала Дезе.

• Предыдущая
• 35/101
• Следующая