Игрушки дома Баллантайн - Семироль Анна - Страница 75
- Предыдущая
- 75/105
- Следующая
Эвелин Фланнаган с улыбкой задергивает штору и отходит от окна. Смахивает с покрывала на пол маленькую куклу вуду с темными волосами и синими глазами, ложится в постель и гасит ночник.
— Будь осторожен, Доктор Легран. К утру на берегу становится прохладно и сыро, — шепчет она, погружаясь в дрему.
Часть II. Близнецы
Ложечка постукивает о край кофейной чашки. Элизабет снова тянется к горке соли, ссыпанной в блюдце. Брендон трогает ее за плечо, вопросительно заглядывает в лицо.
— Что ты, милый?
«Это соль».
— Где? — растерянно спрашивает она.
«Ты кладешь в кофе вторую ложку соли».
— Ох.
Элизабет выплескивает содержимое чашки в раковину и застывает, глядя, как кофейная гуща растекается, образуя непонятные фигуры. Брендон откладывает газету, подходит к жене, обнимает за талию, целует в шею. Русые пряди щекочут ему нос.
— Какая-то я рассеянная. Не выспалась, — виновато говорит Элизабет. — Или это все из-за жары.
«Может, тебе прилечь? — жестикулирует Брендон. — Во сколько вы с Эвелин спать ушли? Всю ночь на кухне провозились».
— Еву я в полночь отправила, а сама… Я уже не помню. — Она улыбается. — Зато у нас будет пир, достойный императорского двора.
«Думаешь, дети столько съедят?»
— Алан уже мужчина, мужчины едят много, — уверенно кивает Элизабет. — У малышей, надеюсь, аппетит поправился, и они проголодаются с дороги. Родной, я невероятно соскучилась… В доме стало так тихо и пусто.
Она отходит, садится у стола. Вытирает руки фартуком.
— Я все чаще думаю, что допустила ошибку. С младшими, с Евой.
Брендон непонимающе хмурится и просит:
«Поясни. Ты прекрасная мать, откуда такие мысли?»
— Близнецы слишком малы для учебы за границей. А я оторвала их от себя.
«Это было нашим совместным решением, вспомни. Только так можно сделать их более самостоятельными. Здесь они ни с кем, кроме нас, не общались».
— Мама пишет, что они и там дичатся. Играют только друг с другом, одновременно читают одну и ту же книгу. Брендон, я боюсь, что мы только испортили все.
Ладонь в белой перчатке ласково гладит женщину по голове.
«Милая, давай не будем заранее расстраиваться? Они приедут сегодня, и увидим, что изменилось».
— Да. И меня беспокоит Ева.
Брендон стискивает зубы, отводит взгляд. Думает, как и когда сказать Элизабет о том, какой жизнью живет их старшая дочь вот уже больше года. И стоит ли говорить об этом вообще. Он перехватывает грустный взгляд жены и понимает: не сегодня. Она и без того нервничает.
«Что не так с Евой?» — все же спрашивает он.
— Я не знаю. Вчера она вышла в кухню с распущенными волосами, и… родной, она — копия Байрона. Зачем она покрасилась в черный? Это ужасно…
«Может, хотела сделать приятное Этьену?»
Элизабет нервно комкает подол фартука, качает головой.
— Еще одна проблема — Этьен. Она его не любит. Свадьбе не быть, как бы я ни хотела обратного.
«Элси, в Нью-Кройдоне они очень много времени проводят вместе. Я все же слежу за личной жизнью дочери. Может, она соскучилась по дому и потому при тебе вела себя с парнем прохладно?»
— Я не по ней сужу. У людей, которых любят, не такой взгляд.
«Милая, ты становишься жутко мнительной, — говорит Брендон, прекрасно понимая, что жена права. — Я думаю, ты переутомилась. Приляжешь вздремнуть? До выхода еще полтора часа. Я пока повожусь с машиной».
— Я не усну. Пойду поищу Еву.
«Она ушла купаться».
— Значит, спущусь к океану.
В полдень они втроем идут на железнодорожную станцию Гринстоуна встречать нью-кройдонский поезд. Элизабет волнуется, ходит по перрону, то и дело поглядывая на часы под козырьком вокзальной крыши. Брендон и Ева сидят на перилах ограждения платформы и смотрят на рельсы.
— Пап, а Роберт точно приедет? — спрашивает девушка.
«Конечно. Без взрослого мелкашек в поезд не посадят».
— Ну мало ли… Вдруг они только с Аланом? — беспокоится Эвелин.
«Уймись. Приедет».
Ева спрыгивает с перил, одергивает юбку.
— Я отбегу позвонить. Обещала.
В здании вокзала она долго ищет телефонный автомат, бросает мелочь в монетоприемник, ждет, пока ответит оператор.
— Соедините меня с… — Она диктует номер Этьена и ждет.
Проходит минута, другая, и оператор с сожалением сообщает:
— Не берут трубку. Попытайтесь, пожалуйста, позже.
Ева разочарованно фыркает и возвращается к родителям. Становится у края платформы и задумчиво смотрит на рельсы.
— Мам, почему вы не вернулись в Гельвецию после моего рождения?
— Ты была слишком мала для путешествия через Атлантику, — отвечает Элизабет, поправляя шляпку. — Потом родился Алан. В конце концов мы поняли, что здесь нам хорошо.
— Я так и не увидела бабушку Викторию, — с сожалением произносит Ева. — Кто знает, как бы все у нас сложилось, если б мы жили за границей…
— Что тебя не устраивает здесь?
— Все хорошо, — поспешно отвечает девушка. — Я очень люблю Гринстоун. Просто подумала, что в Европе женщина имеет право получить высшее образование, а это уже совершенно иной статус в обществе. Здесь же подняться можно только через замужество.
Элизабет пожимает плечами.
— Пожалуй, мне очень мало надо в жизни, но для меня главное — моя семья. И статус жены юриста меня вполне устраивает.
— А я хочу строить свою жизнь сама, — говорит Ева твердо. — Сама себя обеспечивать и делать свой выбор без оглядки на статус мужчины.
— Именно поэтому ты сопротивляешься браку с Этьеном?
Ева гордо вскидывает подбородок, губы складываются в прямую линию.
— Нет. Он меня не любит. Это чистейший расчет с его стороны. У Леграна на уме одно: породниться с нашей семьей.
— Что в этом плохого?
— Мам! — возмущенно фыркает Ева. — Месье Легран без ума от перерожденных. Он на моего отца смотрит с куда большим обожанием, чем на меня. Если бы мог — женился бы на нем.
— Ева, фу!
— Вот именно — фу. Нравится ему за мной таскаться — пусть таскается. Надоест — пусть возвращается под юбку Агнешки Флетчер. А быть на вторых ролях я не согласна. И я не для него, говорила же.
Элизабет хмурится. Тон дочери ей совершенно не нравится.
— Дорогая, по-моему, ты очень сильно ошибаешься.
— А по-моему, поезд идет.
Весь окутанный паром, синий нью-кройдонский скорый прибывает к станции. На перроне начинается беготня и толчея, Ева с Элизабет отходят к ограждениям. Брендон беспокойно шарит взглядом по открывающимся дверям вагонов, Эвелин с трудом удерживает мать на месте.
— Мам, ну подожди ты! Тебе дай волю — весь поезд насквозь пролетишь. Сейчас народ разойдется, появятся наши. Будем стоять на месте — они быстрее нас увидят. Ой, вон Алан! Ала-а-ан! — звонко кричит она и машет рукой.
Светловолосый кудрявый парень в летной куртке нараспашку пробирается к ним сквозь толпу. Элизабет бежит навстречу сыну, бросается обнимать.
— Привет, мам, — неловко улыбается Алан, сбрасывая на землю заплечную сумку. — Какая ты маленькая и легкая стала!
— Это ты вырос, милый, — смеется Элизабет. — А где малыши?
— Последний раз я их вылавливал в вагоне-ресторане. Они пытались поджечь увеличительным стеклом шнурки какого-то господина. Перед самым прибытием майор отправил их за сумкой в купе, и они опять пропали.
— О господи! — стонет Элизабет.
— Мам, а то ты мелкашек не знаешь. Привет, братик!
Алан переходит в объятья Евы, целует ее в макушку.
— Ты выросла. А грудь — нет! — ехидно замечает парень.
— Вот засранец! — возмущается Эвелин, расплываясь в улыбке, и тискает брата.
К ним подходит Брендон, молча жмет Алану руку, сияя от радости. Со стороны отец и сын выглядят как близнецы, только Алан пошире в плечах, и его нос и щеки усыпаны мелкими веснушками. «В детстве они были ярче», — с легкой грустинкой думает Ева. Она утыкается в грудь брата, вдыхает запах разогретой солнцем кожи. Алан дергает Эвелин за локон.
- Предыдущая
- 75/105
- Следующая
