Путь прилива - Суэнвик Майкл - Страница 11
- Предыдущая
- 11/60
- Следующая
Глаза старухи, устремленные в прошлое, приобрели мягкое, мечтательное выражение, плохо согласовывавшееся с ее горестным повествованием.
— Он разговаривал со мной очень ласково, мог погладить меня по голове, тоже ласково. Как кошку. Ему словно и в голову не приходило, что я — человек, женщина. Его интересовала только моя матка, точнее — вызревающий в ней плод, все же остальное, то есть я со всеми моими мыслями, не имело никакого значения. Он меня видел и словно не видел.
Я сама порвала себе девственную плеву — вот этими вот пальцами. Меня учили акушерству, так что я знала и нужную в таком состоянии диету, и все необходимые упражнения. Лекарства и всю его внепланетную еду я выбрасывала. Узнав об этом, он не стал меня ругать, уговаривать, а только рассмеялся — я здорова, его ублюдок в полной безопасности, так чего же еще? Смейся, смейся, подумала я, посмотрим, долго ли ты будешь смеяться. Дело в том, что у меня были свои планы. Будущий папаша ошибался в дате — моими, конечно же, стараниями. Перед самыми родами он улетел, чтобы вернуться через неделю, и я смылась. Теперь-то страшно подумать, но тогда я была молодая, здоровая и сильная, что твоя телка. Два дня я отдыхала и — с приветом, только меня и видели. Он-то, конечно, подумал, что я заблудилась, что выбраться из такой глуши невозможно. Я родилась в Приливных Землях, а он — в каком-то там металлическом, летающем в небе мирке, так откуда ему было знать, что я могу и чего не могу? У меня была кое-какая еда, припрятанная в укромном месте, кроме того, я знала все съедобные растения, так что голодать в пути не пришлось. Я не лезла в болота, обходила их далеко стороной и все время двигалась вдоль рек, против течения. Каждый шаг приближал меня к Океану, а Океан такой большой, что мимо него не пройдешь. Через четыре недели я оказалась здесь и наняла рабочих строить этот вот дом.
Старуха негромко, самодовольно хохотнула, тут же поперхнулась и стала задыхаться. К счастью, приступ быстро прошел. Один хриплый, судорожный вздох, другой, затем дыхание выровнялось, побагровевшее, мучительно искаженное лицо стало приходить в норму. Чиновник, испугавшийся было за жизнь своей информантки, подал ей стакан воды — не получив за это ни слова благодарности.
— Надула я этого засранца, сделала как маленького. Деньги лежали в пидмонтских банках, дитятко его драгоценное было при мне, места на Миранде много, разве угадаешь, куда я спряталась? Он не мог устроить открытый, официальный розыск, не мог, а скорее всего, и не собирался. Думал, наверное, что сдохла я, утонула в тех болотах, где-нибудь рядом с Араратом.
— Удивительная история, — заметил чиновник.
— Вы, наверное, думаете, что я его любила. Расскажи все это кто-нибудь другой, я бы и сама так решила. Только ничего подобного. Он явился сюда не знаю откуда и купил меня на свои внепланетные деньги. Он смотрел на меня как на пустое место, как на вещь, которую можно взять, использовать и выкинуть. Он — все, а я — ничто. И он был абсолютно прав — что меня, собственно, и взбесило. Вот я и сперла его сыночка — чтобы папаша не слишком много о себе думал, — Старуха коротко хохотнула, на этот раз без драматических последствий. — Красивый номер, правда?
— У вас сохранились с того времени какие-нибудь снимки?
Чудовищная рука указала на стену, плотно увешанную плохими, работы местных живописцев портретами и старинными фотографиями.
— Вон та, в черепаховой рамке. Несите ее сюда.
Получив фотографию, старуха гордо улыбнулась.
— Хотите верьте, хотите нет, но эта высокая, стройная богиня — я, собственной своей персоной, А рядом со мной — Альдебаран.
Чиновник взял снимок в руки и начал его изучать. Высокая-то высокая, но чтобы богиня… Деревенская рохля, возомнившая себя первой красавицей, горделиво демонстрирует свои роскошные телеса. А чего тут, собственно, иронизировать? Поклонников у нее, скорее всего, хватало. Зато уж ребенок — нечто эфемерное, почти бесплотное. Кожа да кости, да огромные, почти как у лемура, глаза.
— Но это же девочка.
— Да нет, просто я его так одевала, на случай, если папаша разошлет шпионов. А к семи годам Альдебаран совсем испортился, стал упрямым, как осел, и решил, что не будет больше ходить в юбках и платьицах. Пришлось сдаться, а то он снимал с себя одежду и разгуливал по улицам нагишом. Три дня я это терпела, а потом пришел священник и сказал, что так нельзя, неприлично.
— Он получил внепланетное образование; как это вышло?
Старуха пропустила вопрос мимо ушей.
— Я хотела девочку. С девочками легче. Девочка не сбежит на поиски своего папаши. Пошарьте под кроватью, — неожиданно скомандовала она, — там у меня ящик.
Отодвинув свисающий край покрывала, чиновник вытащил из темных глубин невысокий резной сундучок. Старуха со стоном перекатилась на бок и взглянула на крышку, украшенную получеловеческими-полузвериными фигурами.
— Откройте. Вот там, под зеленым шелком. Коричневый пакет. Да, этот. Разверните.
Чиновник выполнял все команды деревенской колдуньи, превратившейся с годами в чудовищную глыбу жира, с непристойной для себя легкостью. В его руках оказалась потертая записная книжка с какими-то выцветшими непонятными значками на обложке.
— Альдебаран. Он потерял ее перед тем, как сбежать из дома. — Мать Грегорьяна усмехнулась, словно намекая, что не так все просто с этой «потерей». — Возьмите себе, только там трудно разобраться.
Тяжелые веки опустились, мучнистое лицо обмякло, превратилось в прежнюю болезненную маску. Женщина дышала тяжело, словно собака, изнывающая от июльской жары, только не так громко.
— Спасибо за помощь, — осторожно сказал чиновник. (Ну вот — сейчас. Сейчас она потребует плату за свою информацию.)
— Он считал себя шибко умным. Он, видите ли, убежал. Он думал, что от меня можно убежать! — В приоткрывшихся глазах вспыхнули злобные, мстительные огоньки. — Так вот, передайте ему пару слов. Скажите ему, что как бы далеко ты ни ушел, чем бы эта даль ни измерялась — хоть милями, хоть годами, хоть ученостью, — от матери не скроешься.
Слова старухи не требовали ответа — да и что тут ответишь? Чиновник низко поклонился и направился к двери.
— Еще, чуть не забыла. Не беспокойтесь о блюдце. Сервиз и так был неполный — доченьки мои драгоценные постарались.
— Потрясающе, — восхитился чиновник. — А как вы узнали?
Бессильное и одновременно напряженное движение старухи напоминало попытку утопающего дотянуться до поверхности воды. Вялая ладонь пересекла невидимый управляющий луч, и спальня погрузилась в полную темноту. Полную — если не считать пятна на потолке, своеобразной розетки, составленной из тусклых, налезающих друг на друга кружков света. Чиновник опустил глаза и увидел на полу еще один световой круг, поменьше и поярче.
— Трепоуловитель, — донесся из темноты торжествующий голос. — Когда эта штука открыта, я слышу все, что говорят внизу, каждое слово. Я слышала, как хрустнуло блюдце, а потом — как Эсме бегала к буфету и назад. — Хриплый, довольный смех. — Ну что, разочарованы? Слишком уж просто? Вы, внепланетные, все такие умные и хитрые. Где уж вам засорять свои гениальные головы такой ерундой, как обычная наша вентиляционная система.
Импозантный, консервативно одетый мужчина держал в руке хрустальный стакан, наполненный, надо думать, той самой лошадиной мочой. Густо напомаженные волосы гладко зачесаны назад — последняя пидмонтская мода.
— Вы, наверное, оценщик, — улыбнулся чиновник, протягивая руку.
— Да, я прихожу сюда раз в две-три недели, чтобы проставить новые цены. Год назад эта мебель стоила целого состояния, но потом грузовые тарифы пошли вверх. Теперь за такие вещи много не получишь, половину их дешевле выбросить, чем тащить в Пидмонт. У меня здесь все записано. — Оценщик сочувственно вздохнул и указал на пачку потертых бумажек. — Не верите — можете проверить. Я и хожу-то сюда не ради заработка, а из уважения к вещам — нельзя же все-таки, чтобы погибла такая красота.
- Предыдущая
- 11/60
- Следующая
