Кости земли - Суэнвик Майкл - Страница 14
- Предыдущая
- 14/65
- Следующая
— Ради бога. У меня был ископаемый образец, на который никто даже не пожелал взглянуть. Тогда я решила взять дело в свои руки. Я потратила день, чтобы обзвонить все мало-мальски популярные издания и сказать: «Это доктор Г. К. Сэлли из Йельского университета. Я звоню вам, чтобы сообщить о необыкновенной находке». Потом я объясняла им, что, начиная с последней четверти двадцатого века, среди ученых широко распространена точка зрения о том, что птицы напрямую произошли от динозавров и, следовательно, динозавры не вымерли окончательно. Прессе все всегда приходится разжевывать. Они не знают даже самых простейших вещей.
— И затем?
— Затем я рассказывала им о моей находке и о том, что птицы произошли не от самих динозавров, а от животных, которые существовали до их появления. Таким образом, птицы и динозавры — не более чем двоюродные братья. Завершала я свою речь фразой: «Динозавры вымерли вновь!» Журналисты с восторгом проглотили все и облизали ложку.
Мускусный запах дюн с вплетающимся в него ароматом корицы сменился более тяжелым запахом серы и гниющей растительности. Монк и Сэлли подошли к соленым болотам. Здесь тропа разделялась на две чуть заметные дорожки: одна вела в сторону болот, другая — в чащу леса.
— Сейчас мы повернем.
Саговник и мелкие хвойные деревья рядами поднимались вокруг тропинки. Палеонтологи углубились в лес, следуя друг за другом и прислушиваясь, нет ли рядом хищников.
Сэлли гадала — во что обойдется установка специальной системы для регистрации звериных троп. Каждый раз при использовании тропы ее будут наносить на карту, а сведения отправлять для анализа в базу данных, в двадцать первый век. Единственная трудность, с которой могут столкнуться ученые, — как определить, какое животное какую тропу проложило. Но этим и следовало бы заставить заниматься практикантов.
— А как бы вы поступили сейчас?
— Сейчас?
— Ну, с вашим пернатым текодонтом. Если бы вам представился случай провернуть все это вновь?
Сэлли сделала вид, что размышляет, хотя в воображении она уже прокрутила предполагаемый сценарий тысячу раз. Иногда ей даже казалось, что это случилось на самом деле.
— Пользуясь остатками былой славы, я бы не стала висеть на телефоне, а созвала пресс-конференцию. Сделала бы все возможное, чтобы открытие получило широкую огласку в печати. И в этот раз я бы нашла действительно хороший образец. Такой, к которому никто бы не смог придраться. Тот, что был у меня тогда, состоял из фрагментов. Мне сказали, что это просто мозаика из сложенных вместе частей разных животных. А отпечаток, который я принимаю за перья, не что иное, как папоротник. Я бы поехала на раскопки и рыла до тех пор, пока не нашла бы абсолютно целый экземпляр. Самый что ни на есть достоверный. Существование которого невозможно отрицать.
— Загвоздка в этом?
— Да. Мне нужен потрясающий экземпляр. И такие есть. Но в прошлом.
Дорожка вильнула, и странники оказались перед хижиной, сложенной из связанных вместе тонких бревен, крышей служили листья саговника. Сооружение стояло на опушке посреди бурой проплешины, когда-то служившей пастбищем для зауроподов.
— Последнее человеческое жилье на восемь тысяч миль в округе, — заметила Сэлли. — Лидия сама ее смастерила с помощью топорика и мотка бечевки.
Лидия Пелл сидела в хижине, вязала и читала книгу, аккуратно установленную на полке у окна. Увидев входящих, она отложила вязанье. Сэлли представила ее Монку и сказала:
— Расскажи ему, что ты видела.
Лидия была женщиной средних лет, круглолицей и пухленькой. Она разложила два складных стула для гостей и начала рассказ:
— Ой, это целая история. Я тут регулярно обхожу все кругом и вот решила проведать одинокую самку рыболова, у нее здесь гнездо неподалеку…
— Рыболова? — переспросил Монк.
— Eogripeus hoffmannii. Назван так в честь Фила Хоффмана. Одна из его студенток идентифицировала это животное как первого из спинозавров. Может быть, даже родоначальника всего вида. — Лидия приложила палец к подбородку и улыбнулась так, что стало ясно: этой студенткой являлась она сама. — Здоровенное животное с длинным и узким носом, похожее на крокодила. Мы здесь именуем их рыболовами. Эта самка, можно сказать, овдовела: ее партнера несколько дней назад съел аллозавр.
— Теперь понятно. И что дальше?
— И вот я заметила аллозавра, который вел себя очень странно. Сначала я подумала, что он ранен, так как его движения были довольно неуклюжими. Вот такими.
Лидия поднялась со стула, наклонилась вперед — руки прижаты к телу, зад отклячен — и сделала несколько комичных шажков.
— Я быстро установила, что это самка, которая вскоре отложит яйца. Но не беременность заставляла ее вести себя столь непонятно. Она что-то высматривала.
Лидия покрутила головой, напряженно и воровато.
— Хотите — верьте, хотите — нет, она выглядела как самый настоящий шпион.
Сэлли засмеялась, Монк, поколебавшись, сделал то же самое.
— Точно-точно! Одиннадцатиметровое чудовище, которое старается не вызывать подозрений, — смешная картина. Но что толкнуло ее на это? Почему самка аллозавра шаталась там и что вынюхивала? Оказывается, она подбиралась к гнезду самки рыболова! Когда аллозавриха нашла его, я думала, она съест яйца. Но вместо этого самка присела над гнездом и очень аккуратно снесла собственное яйцо. А после испарилась.
— Паразитизм? — спросил Монк.
— Да. Как у кукушки. Я запомнила место, построила здесь хижину и наблюдаю изо всех сил.
— Покажи, ему гнездо, — предложила Сэлли. Лидия послушно протянула Монку бинокль.
— Вон там, — сказала она. — На небольшом бугорке. Видите эту рощицу? В самой ее середине темно-зеленое пятно, это и есть рыболов. Нашли?
— Нет.
— Присмотритесь, сейчас увидите.
— Не вижу… А! Она села!
Яркая серебристо-голубая полоска — брюхо самки динозавра — четко выделялась между деревьями. Она высоко вытягивала шею и нервно вглядывалась в лес. Затем неуклюже поднялась, ее узкая морда поворачивалась из стороны в сторону.
— Что она делает?
— По-видимому, высматривает своего дружка. Рыболовы не отличаются сообразительностью. Только взгляните на эти жирные бедра. Никаких мозгов — сплошная задница!
— Почему ее спина совпадает по цвету с кустами, а брюхо такое светлое? — Монк вернул бинокль.
— Рыболов проводит много времени в воде, — быстро объяснила Сэлли. — Светлый живот делает его менее заметным для рыб. Расскажи ему, чем все кончилось, — велела она Лидии.
— Обязательно. Теперь детеныши рыболова уже вылупились. Бедная вдова вынуждена оставлять их несколько раз в день, чтобы порыбачить и добыть корм для всей семьи. Жизнь матери-одиночки — невеселая штука. Но для меня это даже удобно, я могу проверять гнездо. Аллозавр вылупился двумя днями позже остальных. Он был чуть больше своих названных братцев и сестриц, и мне показалось, что он пожирал больше рыбы, чем остальные. На следующий день в гнезде уже недоставало одного из детенышей.
Монк присвистнул.
— Настоящий синдром Каина и Авеля. С тех пор в гнезде каждый день становилось на одного детеныша меньше. Один в день — как по часам. Сейчас маленький аллозавр остался один, но одураченная вдова продолжает таскать ему рыбу. Долго ли аллозаврик будет разыгрывать комедию? Прозреет ли в конце концов его мачеха? Согласитесь, похоже на «мыльную оперу»!
— И сколько это продлится?
— Не думаю, что долго: «птенчики» рыболова обычно покидают гнездо спустя три недели после рождения. Но, к сожалению, уже завтра я должна быть в Калифорнии, начинается учебный год. Поэтому я и прошу Сэлли присмотреть за гнездом в мое отсутствие.
Монк пристально поглядел на Сэлли. Та воскликнула:
— Они могли бы вернуть тебя ко времени начала занятий через две недели, а не сегодня!
— Совершенно верно, так я им и сказала! А они? Они послушали меня? Нет, конечно! Бюрократы! Один день времени дома за один день времени в прошлом. Никаких исключений.
- Предыдущая
- 14/65
- Следующая
