Тайпи. Ому (сборник) - Мелвилл Герман - Страница 22

• Предыдущая
• 22/74
• Следующая

Конечно, некоторые островитяне богаче других. Например, кровельная балка в доме Мархейо сгибается под тяжестью громадных пакетов, завернутых в таппу; пол устлан циновками, семь раз наложенными одна на другую. Снаружи Тайнор выставила красивый ряд тыкв и деревянных подносов. А в доме за рощей, где живет Руаруга, – только три скромных пакетика, болтающихся над головой; только два слоя циновок, а тыквы и подносы не так многочисленны и не так красиво выточены и раскрашены. Но если дом Руаруги не такой роскошный, как у Мархейо, то столь же удобный. Если же Руаруга захочет посоперничать со своим соседом, то, думаю, это не потребует от него слишком больших усилий.

Больше всего меня восхищало в тайпи единодушие, проявляемое при любых обстоятельствах. Все жители долины думали и поступали одинаково, в согласии и дружбе.

Однажды мы с Кори-Кори проходили мимо небольшого просвета в роще, где в этот день должны были строить бамбуковый дом. По крайней мере сто человек таскали боковые столбы, тонкие прутья, пальмовые листья. Каждый чем-нибудь помогал, и дом был закончен к заходу солнца.

Ни одна женщина не принимала участия в работе. Женщинам, жившим в долине, предоставлялась полная свобода, если только не считать различных табу. Женщины и девушки долины Тайпи освобождены от труда. Легкая домашняя работа или выделка таппы, плетение циновок, полировка посуды – это их единственные обязанности. Но молоденькие девушки часто и этим не занимались. Они чувствовали настоящее отвращение к труду. Они бродили по рощам, купались в ручье, танцевали, шутили и проводили свои дни весело и беззаботно.

Я никогда не видел ни одной ссоры, ни одного спора. Обитатели долины, казалось, жили одной семьей. Все относились друг к другу, как братья и сестры.

На второй день празднеств Кори-Кори обратил мое внимание на то, что у многих женщин, особенно пожилых, правая рука и левая нога очень старательно татуированы, а остальное тело совершенно чисто, за исключением маленьких точек на губе и небольшого рисунка на плече, как у Файавэй. Рука и нога, так разукрашенные, были отличительным знаком замужних женщин.

Среди островитян существует многобрачие, но только многомужество – количество мужчин намного превышает количество женщин. Сначала за девушкой ухаживает какой-нибудь юноша, по большей части из числа живущих с ней в одном доме, и она выходит за него замуж. При этом не проводится никаких обрядов, и их связь не считается формальным браком. По прошествии некоторого времени появляется другой жених, более зрелого возраста, и берет обоих, и девушку и юношу, к себе в дом. У мужчин не бывает больше одной жены, а у женщин не бывает меньше двух мужей; иногда их бывает трое. Бывают также случаи расторжения брака.

Вероятно, у племени тайпи не существовало и похоронных обрядов. За то время, что я у них жил, я ни разу не был свидетелем погребения. Впрочем, весьма возможно, что тайпи не отличаются от остальных жителей острова, а я однажды присутствовал на похоронах в Нукухиве. На рассвете в одном из домов на берегу умер юноша. Тело, аккуратно завернутое в новую белую таппу, лежало в открытом сарае из кокосовых ветвей, на бамбуковых носилках, стоявших на шестифутовом возвышении из толстого тростника, воткнутого в землю. Рядом, по обеим сторонам, сидели две женщины, с жалобным пением махавшие большими белыми веерами. В доме собралось много людей, для них были приготовлены различные блюда. Трапеза началась около полудня, и мне сказали, что она будет длиться два дня. Все, казалось, были настроены довольно весело. Девушки танцевали, старики пели, воины болтали и курили, а молодежь пировала, как на свадьбе.

В уединенной местности, в середине пальмовой заросли, я однажды увидел могилу вождя. Она помещалась на невысокой каменной кладке и была видна издали. Легкая крыша из побеленных пальмовых листьев служила естественным навесом. Могила располагалась на помосте, лежащем на четырех бамбуковых колоннах, немного выше человеческого роста. Площадка в несколько ярдов окружала помост и была огорожена четырьмя стволами кокосовой пальмы, покоившимися на расположенных по углам больших камнях. Место было священное. Знак ненарушимого табу в виде таинственной повязки из белой таппы был подвешен к верхушке шеста. Тишина, спокойствие и одиночество были прекрасны и трогательны.

С какой бы стороны вы ни приблизились к этому месту, отовсюду был виден мертвый вождь, сидящий в каноэ, приподнятом на несколько дюймов над каменной кладкой. Каноэ имело около семи футов в длину; оно было сделано из хорошего темного дерева, красиво изогнуто и украшено инкрустациями из блестящих раковин. Фигура воина была задрапирована в тяжелый плащ из коричневой таппы, голова – искусно выточена из дерева. На голове красовался великолепный убор из перьев. Легкий ветерок ни на мгновение не оставлял их в покое. Перья трепетали надо лбом вождя. Длинные листья пальмы свешивались с краев крыши, и сквозь них было видно весло, которое воин держал в руках; он нагнулся вперед, наклонил голову и греб, точно спеша окончить свое путешествие. Лицом к лицу с воином на носу каноэ находился полированный человеческий череп…

Кори-Кори объяснил, что вождь плывет в царство блаженства, где хлебные деревья роняют на землю свои спелые плоды и где множество кокосов и бананов, красивых перьев, кабаньих клыков и китового уса. Там умершие отдыхают на тонких циновках и купаются в реках из кокосового масла.

– Так ты хочешь идти за воином, Кори-Кори? – спросил я.

– Нет! – Кори-Кори было хорошо и здесь, в долине.

Каждый раз, когда я оказывался невдалеке от могилы вождя, я сворачивал с дороги, чтобы посмотреть на нее. Место это почему-то имело для меня особую прелесть. Я любил смотреть на эту могилу и почти верил, что туземный воин поднимается к небу. И каждый раз, уходя, я желал ему удачи и приятного путешествия.

У жителей долины было одно излюбленное занятие – рыбная ловля. Четыре раза за время моего пребывания в долине молодежь в полнолуние отправлялась на ловлю. Островитяне редко применяют крючок и леску и почти всегда пользуются большими сетями, сплетенными из скрученных волокон древесной коры. Так как рыболовы обычно пропадали на двое суток, я полагал, что они отправлялись в открытое море.

Во время их отсутствия все население говорило только о рыбе. Ко времени их ожидаемого возвращения пускался в ход голосовой телеграф, люди с восторгом кричали о предвкушаемом угощении. Как только возвещалось приближение рыболовов, все кидались к берегу. Рыбу приносили в священную рощу в громадных свертках из листьев, привешенных к палкам, каждую из которых несли на плечах двое островитян. Свертки раскладывали в ряд и разворачивали. Рыба была очень мелкая и различных цветов. Около восьмой части всего запаса оставлялось для нужд дома Тай, а остальное делилось на ряд меньших свертков, которые рассылались в самые отдаленные части долины. Там содержимое свертков делили и поровну распределяли между домами. Рыба находилась под строжайшим табу, пока дележ не заканчивался; каждый мужчина, женщина и ребенок получали равную долю угощения.

Однажды рыболовы вернулись в полночь; но нетерпение островитян побороло даже это препятствие. Кори-Кори разбудил меня и сообщил новость:

– Рыба пришла!

Я не мог понять, почему нельзя было отложить это известие до утра. Рассердившись, я чуть не ударил туземца, но удержался и спокойно поднялся. Выйдя из дому, я очень заинтересовался иллюминацией, представшей моим глазам.

Посланцы из дома Тай разбегались по всем направлениям сквозь кусты рощи; перед каждым из них шел мальчик с пылающим факелом. Ярко пылающие факелы, их быстрое мелькание сквозь заросли ветвей, дикие крики возбужденных гонцов, дающих весть о своем приближении, и странный вид их голых тел на освещенном фоне леса производили незабываемое впечатление.

Когда старик Мархейо получил свою долю добычи, вся семья немедленно стала готовиться к банкету: тыквы были наполнены пои-пои, зеленые плоды хлебного дерева – испечены и разложены на листьях банана. Зажгли светильники, которые девушки все время держали в руках. Эти светильники сделаны довольно хитро. В долине есть дерево, на нем растут орехи, называемые тайпи «армор» и очень похожие на дикий каштан. Скорлупа ореха разбивается, ядрышко вынимается и затем нанизывается на длинное гибкое волокно, добываемое из кокосовой пальмы. Некоторые светильники достигают восьми-десяти футов в длину; они чрезвычайно гибки, один конец их сворачивается в кольцо, а другой зажигается. Орех горит неровным синеватым пламенем, и масло, в нем содержащееся, иссякает в течение десяти минут. Когда один орешек сгорает, зажигается другой, а пепел сбрасывается в ореховую скорлупу. Эта примитивная свечка требует постоянного внимания, и ее все время нужно держать в руке.

• Предыдущая
• 22/74
• Следующая