Домовые - Трускиновская Далия Мейеровна - Страница 23

• Предыдущая
• 23/103
• Следующая

Пока разложили припасы — заявился и Панкратий Дорофеевич с домовой бабушкой.

— А что? — сказал он, охлопывая Тришку по спине и по плечам. — Малый справный. Такому не помочь — грех. Никишка завтра в дорогу спозаранку отправляется, я ему велел ежа в багажник загнать.

— Я помогу! — вызвался Тришка. — Багажник высоко открывается, ежу придется досточку положить, иначе не залезет, да как бы еще с нее не свалился.

— Сам справится, — отрубил Панкратий Дорофеевич.

Тришка понял — завидовать бедному Никишке не приходится.

Матерый домовой меж тем продолжал его изучать.

— Ты из которых будешь? — спросил наконец.

Тришка растерялся. Конечно же, батя учил его отвечать на этот вопрос, да только задали его впервые в жизни. До сих пор Тришка встречался только с теми, кто и без вопросов знал всю его родню.

— Я из Новых Рудков, — сказал он, имея в виду городской район, где родился.

— Выходит, и Старые есть? — удивился Панкратий Дорофеевич. — Нет, ты мне про род. Кто батя, кто дед, кто прадед. Когда пришли, чем занимаются.

— Батя, Орентий Фирсович, в Новых Рудках домовым в девятиэтажке, мамка при нем. Дед — Мартын Фомич…

— Дед — Фирс, а по отчеству? — перебила его супруга, Акулина Христофоровна, весьма почтенная домовая бабушка.

Тришка смутился — дед Фирс, женив сына, перебрался куда-то на покой, так что внук его почитай что и не знал.

— Да ладно тебе, — вмешался батька Досифей. — Видно же — из домовых.

— Не встревай! Нам род хороший надобен! Чтобы старших много! — прикрикнул на него Панкратий Дорофеевич. — А Мартын Фомич — кто?

— Мамкин батя. Я при нем подручным.

— Где служит? — не унималась домовиха.

Тришка, как умел, описал квартал в центре города.

— Место приличное, — согласился Панкратий Дорофеевич. — Теперь про соседей давай.

Тришка умаялся языком молотить. Когда добрался до старенького Феодула Мардарьевича, собеседник обрадовался:

— Этого я знаю1 Этот — наш! Почтенный! А ты, стало быть, Трифон Орентьевич?

— Так я ж еще не женатый! — удивился Тришка. И точно — молод он был, чтобы зваться по имени с отчеством, не заматерел. Хотя многие безместные молодые домовые сами себя с отчеством величают, и ничего.

— Ешь давай, Трифон Орентьевич, — велел дядька Досифей.

Тришка, обрадовавшись, что можно помолчать, и занялся делом.

Поужинали, проводили гостей, и тогда батька Досифей указал Тришке место для ночлега.

После дневки сон не шел. Тришка ворочался, улаживался то так, то сяк, и все ему было плохо. Вдруг он услышал осторожный голосок.

— Эй! Как там тебя! Спишь, что ли?

— Не-е, не сплю, — шепотом отвечал Тришка, потому как в двух шагах похрапывал на постели грозный дядька Досифей.

— Иди сюда живо…

— Ты кто?

— Никита я, автомобильный… Давай живее!..

Первое, что пришло на ум, — автомобильный не может управиться с ежом. И то — поди заставь такую здоровую скотину подняться наверх по тонкой и узкой досточке.

Тришка на цыпочках покинул уютное жилье подвального.

Никита ждал за углом.

— За мной! — приказал он. И повел вон из подвала, на двор, где стояла вверенная его попечению колымага.

Еж действительно торчал у приоткрытого багажника, вот только ни досточки, ни чего иного Тришка не заметил — а ведь зрение у домовых острое, они впотьмах видят не хуже, чем днем.

— Ты, дурень, гляжу, никак не поймешь, во что вляпался, — хмуро сказал автомобильный. — Бежать тебе нужно отседова! Бежать без оглядки. Пока не оженили!

Домовой не сам придумывает, что жениться пора, а за него это старшие решают.

Коли видят, что не ленив, хозяйством занимается в охотку, в меру строг, в меру ласков, дурью башки ни себе, ни соседям не забивает — то и начинают невесту присматривать.

Невест мало. За хорошей через весь город сватов посылают. Так вот отец Тришкин женился — потом ночей пять приданое перетаскивали. И вот Никифор Авдеевич аж на окраину жениться ездил. Тришку как раз к деду переселили, и он свадьбу видел, потом помогал приданое таскать. Позавидовал, но в меру. Он уже тогда решил, что всеми правдами и неправдами доберется до Америки. А там уж невеста найдется!

Про свой умысел он только одному холодильному Ермилу и рассказал. Ермил в целом одобрил — он и сам, притерпевшись к холоду, хотел уйти в рефрижераторные, чтобы уехать отсюда подальше. Но внес поправку.

— Жену лучше везти с собой. Там еще неизвестно, сыщешь или нет, а так — она завсегда под боком. И семейного везде лучше примут. Видят — домовой основательный, на хорошее место определят.

Проповедовать о пользе жены Ермил мог долго — а толку что? Все равно дед Мартын Фомич о внуковой семейной жизни и слышать бы не пожелал…

Поэтому Тришка, услыхав странное Никишкино сообщение, первым делом обрадовался.

— Вот и ладно! — воскликнул он. — Я-то не против, была бы невеста согласна.

— Да ты ее хоть раз видел?

— А что, нужно?

Тришкина мать суженого только за свадебным столом увидала — и ничего, живут дружно. Ей перед свадьбой нарочно посланные родственники донесли, каково у него хозяйство, как содержит, сколько добра и припасов. Она еще покапризничала — кровать хотела с мягкой перинкой, да еще дома к черносливу пристрастилась — так чтобы на новом месте запас чернослива ее ожидал. Сделали по ее слову — она и пошла замуж довольная.

Тришкиному отцу тоже хватило того, что про невесту рассказали. Хозяйственная, не крикливая, и роспись приданого длинная, пока сваха наизусть выпалила — взмокла. Он только желал, чтобы супруга была в масть, чуть с рыжинкой. Ну так на то есть порошок из травы, хной называется. Была ему к свадьбе эта самая рыжинка! Ну а потом как-то обтерпелся и с естественной супругиной мастью.

— Ох, ну ты и дурень…

Тришка застыл с разинутым ртом.

— А чего на нее смотреть? — неуверенно сказал, когда очухался. — Домовиха — она домовиха и есть… Мой батя женился не глядя — так что же, и он — дурень?

— Он на твоей мамке женился, а ты на ком собрался?

Никишкина логика заставила Тришку вдругорядь разинуть рот. Автомобильный вроде и был прав — но на ум не брело, как же ему, поганцу, возразить?

— Так домовиха же… — другого довода у Тришки не нашлось.

— Домовиха! Как же! Во-первых, не домовиха, а подвальная. Батьки Досифея дочка. Во-вторых, девка она порченая.

— Это как?

— А так. Гуляет. Вот ты у батьки Досифея ночевать укладывался — она дома была?

— Не было, — согласился Тришка.

— Только к утру заявится, — авторитетно заявил автомобильный. — И, думаешь, трезвая?

— Кто, домовиха — нетрезвая? — это в Тришкиной башке никак не совмещалось.

— Подвальная! И курит к тому же. Ее тут все уже знают, ей жениха не найти. Свахи этот подвал за три версты обходят. Даже если какая дурочка придет принюхаться — соседи ее просветят. А тут ты заявился! Вот он я — берите меня голыми руками! Конечно, батька Досифей и не чает, как за тебя свое сокровище сбыть. И Панкратий Дорофеевич ему помогать собрался. Они сообразили, что ты хорошего рода, только простоват, вот и взялись за работу!

— Так что же теперь? — спросил потрясенный таком предательством Тришка.

— А что пожелаешь! Хочешь — возвращайся к Досифею, жди, пока суженая с гулянок прибредет. Но я бы на твоем месте…

Тут автомобильный прислушался.

— Замок лязгнул! — сообщил он. — А у нас еж еще не усажен! Живо!

Они вдвоем подтащили дощечку, установили ее краем на входе в багажник и погнали ежа вверх. Он идти не захотел, а свернулся клубком — хоть кати его, подлеца!

— Хозяин по лестнице спускается… — тыча в ежа палкой, шептал Никишка. — Ну, пропали мы! Заболтались!

Тришка взбежал по досточке и изучил внутренность соединенного с салоном багажника. Кроме пустых ящиков, увидел он еще несколько прочных мешков, в том числе один небольшой. Схватив его и выбросив, сам выпрыгнул следом.

— Ты чего? — удивился Никишка.

• Предыдущая
• 23/103
• Следующая