Дом шалунов - Чарская Лидия Алексеевна - Страница 21

• Предыдущая
• 21/34
• Следующая

– Я шалун. И пришел сюда пешком за двадцать верст, чтобы меня здесь исправили.

– Здравствуйте! – произнес он самым серьезным образом без тени улыбки на не по-детски спокойном лице. – Вы, стало быть, сам директор?

– Стало быть, сам директор! – улыбнувшись, ответил Александр Васильевич.

– Ну, вот вас-то мне и надо. У вас есть заведение, где исправляют мальчиков-шалунов? – снова без малейшего смущения спросил странный мальчик.

– Да, – ответил, улыбаясь, Александр Васильевич, очень заинтересованный маленьким пришлецом. – А ты кто такой? – заключил он вопросом.

– Я? – мальчик взглянул в лицо директора спокойным взглядом и ответил, не меняя тона: – Я – шалун.

– Как шалун? – удивились господин Макаров, месье Шарль и все мальчики-пансионеры.

– Да так, шалун! Я теперь устал немного и оттого тихий, а вообще я – шалун. И пришел сюда пешком за двадцать верст, чтобы меня здесь исправили, – ровным голосом произнес мальчик.

– Как пешком? – снова изумились все.

– Ну да, пешком. Что ж тут такого? Я тихонько из дома ушел от бабушки и папы. Мамы у меня нет.

Мне надоело слушать одно и то же: что я «проказник», что я «скверный мальчишка", что я «бесенок» и что я «послан в наказание всем домашним». И вот я не захотел больше быть наказанием для тех, кого люблю, и решил прийти сюда, чтобы исправиться. Деньги у меня есть. Я сам за себя платить буду. Как решил, что поступлю сюда для исправления, так и стал копить деньги. И скопил. Вот вам, получайте – 4 рубля 75 копеек. Целых четыре месяца копил! – заключил с гордостью странный мальчик и, развязав узел в носовом платке, высыпал в руку Александра Васильевича пригоршню серебра и меди.

Господин Макаров взглянул на мальчика, едва удерживаясь от смеха, потом на деньги, потом снова на мальчика и сказал ласково:

– Но ведь здесь очень немного денег, дорогой мой!

– Ой! Неужели не хватит? – испуганно воскликнул странный мальчик. – А я целых четыре месяца копил!

Мальчик задумался на минуту, наморщил лоб, почесал затылок, и вдруг глаза его блеснули внезапной мыслью.

– Я придумал, – произнес он, сразу теряя свое обычное спокойствие. – Вы только примите меня и начните исправлять, а уж я сам потороплюсь исправиться как можно скорее. И больше чем на 4 рубля 75 копеек меня не придется исправлять! – заключил он с самым торжествующим видом.

Услышав это неожиданное решение, директор невольно расхохотался. Засмеялся и всегда серьезный учитель-француз. Засмеялись и мальчики. Странный мальчуган пришелся всем по душе.

– Как тебя зовут? – спросил, с трудом преодолев новый приступ смеха, директор.

– Меня зовут по-разному, – отозвался мальчик. – Бабушка зовет меня «несносным шалуном», папа «сорвиголовой», кухарка Дарья «чистым бесенком», дворник «сорванцом»…

– Нет, нет, – снова захохотал Макаров, – я не про то тебя спрашиваю. Как твое имя, мальчуган?

– Имя? Гриша Кудряшов.

– Ну, вот что, Гриша! – и говоря это, директор положил руку на плечо мальчика. – Ты останешься у меня. Деньги твои спрячь, они тебе самому пригодятся. Лучше дай мне адрес твоих родных. Я напишу им, что ты останешься у меня, чтобы они не подумали, что ты потерялся. Понял?

– А они не увезут меня отсюда, пока я не успею исправиться? – испугался Гриша.

– Нет, нет, не бойся! – засмеялся директор. – Я сам не отдам тебя, пока не исправлю совсем. С сегодняшнего дня ты мой пансионер, слышишь! И зовут тебя отныне Греня. У меня уж такое правило – давать со дня вступления в пансион другие имена детям. Но никаких прозвищ у нас не полагается.

– Значит, я больше не «несносный шалун»? – осведомился Гриша.

– Нет, – ответил Александр Васильевич.

– И не «бесенок»?

– Да нет же!

– И не «сорвиголова»?

– Нет. Ты Греня, и никто другой!

– Отлично. Это имя мне нравится. И эти мальчики тоже, – неожиданно кивнул Греня на окруживших его пансионеров. – А вы больше их всех, – заключил он, неожиданно обращаясь к Александру Васильевичу. – Давайте-ка вашу руку. Я вас полюбил и думаю, что вам скоро удастся меня исправить!

И он изо всех сил тряхнул, как взрослый, руку директора.

– Да, я тоже надеюсь на это, – ответил тот. – Ты славный малый, и мы станем друзьями.

И сказав это самым серьезным тоном, директор вышел из спальни, поручив нового пансионера гувернеру и его новым товарищам.

Поступление нового пансионера решено было отпраздновать. Добрый Александр Васильевич захотел порадовать своих мальчиков, а заодно и сироток-племянниц, Марусю и Женю. Он предложил поездку в лес с самоваром и закусками, а кухарка Авдотья должна была печь картошку и варить обед в лесу.

Когда мальчики узнали об этом, долгое «ура» стоном стояло в воздухе, оглашая стены пансиона. Шумному ликованию не было конца. Но поездка чуть было не расстроилась.

Произошло одно из ряда вон выдающееся событие. Кухарка Авдотья накануне «пикника», как назвал Александр Васильевич предстоявшую поездку, ходила в соседнее село на базар покупать себе сапоги, и когда шла по проселочной дороге, то в двухстах шагах от пансионского сада увидела четвертушку бумаги, тщательно прибитую к дереву и исписанную крупным детским почерком вкривь и вкось. Авдотья была неграмотна, но бумажка все же очень заинтересовала ее. Она осторожно сняла ее с дерева и принесла домой. Мальчики играли в мячик на площадке в саду, когда перед ними неожиданно появилась кухарка.

– Вот… тута… на деревце висела, – таинственно прокудахтала она, показывая им записку.

Алек Хорвадзе взял у нее бумажку, желая прочесть, но Витик Зон стрелой кинулся к нему и почтительно, вынув листок из рук «царя», произнес с поклоном:

– Ты, Алек, царь, и потому тебе нечего утруждать себя чтением. На это у тебя, как царя, имеются секретари!

Алек поморщился. Ему самому очень хотелось узнать поскорее, что написано в таинственной бумажке. Но Витик уже взобрался на вышку фонтана и, размахивая руками, кричал во весь голос оттуда:

– Рыцари! Слушайте! Я прочту вам сей…

Он не договорил, потому что Павлик Стоянов незаметно подкрался к нему сзади, повернул ручку, и в один миг Витик был облит холодной струей воды, забившей из фонтана.

Витик, фыркая и отряхиваясь, как мокрый котенок, соскочил на землю под оглушительный хохот шалунов. А бумажка в это время очутилась в руках Вовы Баринова. Он стоял во весь рост на садовой качалке и читал то, что было там написано:

Если бы в этот момент солнце, не переставая светить, упало на землю, мальчики удивились бы не больше того, как были поражены в этот момент. Точно столбняк нашел на них. Они не могли произнести ни слова, изумленные тем, что узнали. Поступок с бумажкой был из ряда вон скверным поступком. Очевидно, кто-то из злобы на маленького Котю захотел причинить ему большое горе, отдав его снова в руки сердитого «дяди».

Несколько минут рыцари не могли произнести ни слова от охватившего их негодования. И вот молчание в конце концов было нарушено. Павлик Стоянов вскочил на качалку рядом с Вовой и закричал, задыхаясь от волнения:

– Это такая гадость, такая гадость! Тот, кто сделал ее, – предатель и шпион. Самый скверный! Самый бесчестный! Он хотел зла бедному Коте! Котя храбрый рыцарь и верный товарищ. Он уже доказал это. Мы все его любим и хотим, чтобы он был среди нас! Мы хотим, чтобы он рос с нами, учился с нами!.. Ну, словом, остался с нами до окончания нашего житья-бытья здесь. И вдруг какая-то злая, предательская душа…

• Предыдущая
• 21/34
• Следующая