Энси - Хозяин Времени (ЛП) - Шустерман Нил - Страница 11

• Предыдущая
• 11/47
• Следующая

— Будем говорить напрямую. Тебя поцеловала красивая девушка, и ты хочешь, чтобы я растолковала тебе, что бы это значило.

— Ну да, ты ухватила суть.

До меня начало доходить, что разговор пошел куда-то не туда. Я, не самый наблюдательный человек в мире, отлично сознавал, насколько важно уметь читать по внешности Лекси. Понимаете, многие люди могут обмануть тебя, намеренно подделывая мимику и жесты; но поскольку Лекси не мыслит категориями зрения, язык ее тела всегда правдив. И, судя по нему, она была уязвлена.

— Значит, тебя поцеловала какая-то девушка. Ну и при чем здесь я?

— Она не какая-то — она в юниор-классе, и у нас в школе любой парень отдаст левую руку за прогулку с ней. А она поцеловала меня. Меня!

Лекси по-прежнему дуется со скрещенными руками. Даже собаки посматривают на нее с опаской.

И тут наконец до меня доходит.

— Да ты ревнуешь, что ли?

— Конечно нет! — чеканит Лекси, но ее тело утверждает иное.

— С чего бы это тебе меня ревновать? — спрашиваю. — Ты же встречаешься с Щелкунчиком.

Парень, о котором я упомянул — слепой мальчишка с редчайшим даром эхолокации. Издавая щелкающие звуки, он может в точности определить, что его окружает. Этакий человек-сонар, о нем даже в прессе рассказывали.

— Его зовут Рауль, — оскорбленно цедит Лекси.

— Ну да, ну да. Если бы мое имя было Рауль, я бы предпочел, чтобы меня называли Щелкунчиком.

Гримаса на лице Лекси даже собак пугает — по меньшей мере четверо из них выметываются из комнаты. Я соображаю, что самое время немного сдать назад, и выкладываю ей все: про Гуннара, про его странное неизлечимое заболевание и про тот лишний месяц — полагая, что если моя подружка узнает историю с самого начала, то смилостивится. Услышав о пожертвованном мной месяце, Лекси опускает сложенные руки.

— Ты подарил ему месяц собственной жизни?

— Да... И поэтому его сестра поцеловала меня. Вернее, она говорит, что поэтому.

— Энси, как это великодушно с твоей стороны!

— Да, да, но мы сейчас говорим не про это, а про поцелуй.

— Конечно-конечно, но расскажи мне — что сказал тот мальчик, когда ты отдал ему месяц?

Теперь пришла моя очередь раздражаться:

— Сказал спасибо, что еще, по-твоему? А теперь, может, вернемся к делу?

Однако если до этого мгновения и существовала еще туманная надежда получить совет относительно Кирстен, то теперь она улетучилась: в гостиную вперся Старикан Кроули, несомненно, подслушавший всю нашу беседу.

— А что он дал тебе взамен? — поинтересовался он.

Я вздохнул.

— Ничего. Это же подарок. Чисто символический жест.

— Значение символики сильно преувеличено, — изрек Кроули. — И, вообще, на кой нужна такая глупая благотворительность. Этот дар даже через налоговую декларацию не проведешь. Тебе надо было потребовать что-либо взамен.

Я спросил из чистого любопытства:

— И какова, по-вашему, цена одного месяца жизни?

Он окинул меня взглядом, выпятив губу, как будто обнаружил на рынке кусок протухшей рыбы.

— Твоей? Примерно доллар и девяносто восемь центов.

И с квохтаньем удалился, довольный, как легко я подставился.

— Ну, вообще-то, — произнесла Лекси, больше не сердясь, — я считаю, что месяц твоей жизни стоит гораздо больше доллара девяноста восьми.

Она потянулась к моей руке, и я передвинул ладонь так, чтобы Лекси не пришлось ее долго искать. Она с улыбкой сжала мои пальцы. Затем вздохнула и с неохотой проговорила:

— Что касается поцелуя, то мое мнение — он действительно не просто так. Поцелуев из чистой благодарности не бывает. Во всяком случае, не в старшей школе.

Не думаю, что возможно полностью избавиться от эгоистических побуждений. Это, конечно, не значит, что все должны быть как Старикашка Кроули, но капля эгоизма живет в каждом. Даже отдавая что-либо от чистого сердца, ты всегда получаешь что-то взамен, разве не так? Например, удовлетворение при мысли, что осчастливил кого-то. Начинаешь лучше думать о самом себе, и если с утра успел сделать что-то плохое, то теперь все как бы уравновешивается.

Даже Хови, получая нахлобучку за то, что постоянно покупает своей маме не те подарки, тоже извлекает из ситуации кое-что полезное. Каждый раз, когда ему дают подзатыльник за цветы, на которые у его матери аллергия, он уходит с греющим душу чувством, что некоторые вещи никогда не меняются и его вселенная прочна и незыблема.

Что касается моих собственных сомнительных подвигов во имя Гуннара, то мне все больше начинало казаться, что мною двигал завуалированный эгоизм — а все из-за Кирстен.

Лекси полагала, что Кирстен поцеловала меня не просто так. Я придавал мнению Лекси огромное значение — не только потому, что доверял её суждениям, но и потому, что в глубине души сам считал, что этот поцелуй значит нечто большее. А если мы оба ошибаемся, то в моих силах сделать так, чтобы он и вправду стал чем-то бoльшим. Разве это плохо — творить добрые дела, если дополнительным бонусом за них служит благосклонность Кирстен?

Настоящим я, Мэри-Эллен Маккоу, будучи в здравом уме и твердой памяти, передаю Гуннару Умляуту один месяц из отпущенного мне жизненного срока в полное его распоряжение, каковой месяц, а именно июнь, следует изъять из конца моей естественной жизни, но никоим образом не из середины.

«Подпись Мэри-Эллен Маккоу

Подпись свидетеля Энтони Бонано

Благодаря Мэри-Эллен молва о «времяжертвовании» быстро разнеслась по всей школе. Маккоу хвасталась на весь свет, как отдала целый месяц своей жизни несчастному Гуннару Умляуту, и утверждала, что идея целиком принадлежит ей, хотя и допускала, что я тоже внес крохотный вклад в виде листка бумаги.

Однако люди не дураки, видели Мэри-Эллен насквозь и поняли, что она присвоила себе мою идею. И на следущий день ко мне пристала целая дюжина однокашников, желающих поделиться кусочком своей жизни. Гуннар был на вершине счастья и с признательностью принимал все, что ему дарили. На Кирстен это произвело глубокое впечатление.

— Это как раз то, в чем так нуждается мой брат, — проговорила она, когда я показал ей контракт Мэри-Эллен. — Не знаю, как тебя благодарить.

Пожалуй, я мог бы подсказать ей как.

Одна девочка, Эшли Моралес, влюбленная в Гуннара Умляута больше остальных школьниц, захотела сделать свой подарок особенным.

— Я хочу, чтобы мой месяц стал последним месяцем его жизни, — сказала она мне. — Ты сможешь сделать так, чтобы он узнал, что его последний месяц — мой?

Поскольку других претендентов на эту честь не находилось, я с удовольствием выполнил ее просьбу.

Настоящим я, Эшли Моралес, будучи в здравом уме и твердой памяти, передаю Гуннару Умляуту один месяц из отпущенного мне жизненного срока, каковой не должен быть май или июнь, поскольку эти месяцы уже зарезервированы другими. Месяц следует изъять из конца моей естественной жизни, но никоим образом не из середины. Месяц должен быть последним из дополнительных месяцев жизни Гуннара Умляута, за которым может последовать только послежизнь, буде таковая существует.

Подпись Эшли Моралес

Подпись свидетеля Нина Уэйлер

А еще был один парень, которому священник на исповеди назначил прочитать «Аве Мария» четырнадцать тыщ раз за то, что тот расписал Гованус экспрессвей[7] всякими неприличными граффити. Парень упросил дать ему вместо молитв один месяц общественных работ. Я думаю, он посчитал, что подарить этот месяц Гуннару будет самое то.

Правда, пацан жутко волновался, все ли правильно, и подошел к делу еще серьезнее, чем Эшли.

• Предыдущая
• 11/47
• Следующая