Таежный омут (сборник) - Алексеев Сергей Трофимович - Страница 32
- Предыдущая
- 32/49
- Следующая
– Не скажи… – Она снова вздохнула и откинулась спиной на стенку кубрика. – Знаешь, что такое материальные ценности? И как с ними дело иметь? Когда в твоих руках подотчетность в тысячи рублей?.. Ночами не спится, всё мысли лезут: не просчитался ли где? Не ошибся ли, не обокрали ли тебя? Голова пухнет. Все надо помнить, все в уме держать… А я – женщина, между прочим. То контроль, то ревизия – сплошная нервотрепка. Вдруг недостача? Ошибка? Кто от них застрахован из нас? Да никто!.. Пока вот баржу грузили, сколько товару пропало, ты знаешь? Нет! Хоть ты и капитан. Думаешь, грузчики не нагрели руки?.. Пять честных, а один все равно что-нибудь стащил. Кто отвечает? Я, конечно… Совесть-то не нос, ее на лице не всегда увидишь… И отвечать мне одной придется. Думаешь, начальник ОРСа поможет? Как раз… Тебе он помог? Такой уж пустяк, можно было на поруки взять, а он бросился нового капитана искать. Все потому, что с него спросят за тебя. Тем более когда дело касается материальных ценностей, так вообще надеяться не на кого. Никто не застрахует. Только сам…
Она примолкла и отвернулась к иллюминатору. Лицо ее в сером, сумрачном свете казалось усталым, измученным. «Ну и работа у тебя, – пожалел Илья, – а ведь правильно говорят: никто под суд за тебя не пойдет…»
– Ты вот спроси, кто из торговых работников спокойно живет? – продолжала Саша. – Так все и ходим по краешку… И правильно: государство доверило – оно и спросит, если что. А еще говорят: о, дескать, торгаши живут! Как сыр в масле катаются. На один день бы такого говоруна в нашу шкуру посадить… Знаешь, обидно… Как начала работать, еще в универмаге, так все и боюсь, боюсь. В штучном отделе, а все равно страшно было…
Илья зашевелился, подобрал ноги.
– Ты бы ушла из магазина, да и все, – проронил он. – Чего бояться-то?.. Мужик твой работал, летчики здорово зарабатывают. Хватило бы…
– Дома сидеть? Спасибо! – отрезала Александра. – С таким же успехом я могла остаться в городе сидеть, чем тащиться в Туруханск… Что бы я теперь делала? Куда пошла?.. А я все-таки сейчас работаю на хорошем месте. Меня все знают и доверяют… Да и сколько Володя зарабатывал? То машина в ремонте, то погода нелетная… И стыдно было б перед ним бездельничать. Он у меня добрый был, мечтатель… – Она подперла голову руками и закрыла глаза. – Что такое Ан-2? Это же почти как твоя «Золотая»… А он мечтал о лайнерах и больших трассах, учиться думал… Еще бы год отработал на Крайнем Севере – послали бы на курсы.
Илье показалось, будто Саша всхлипнула: колыхнулась ее спина, дрогнули руки…
– Он у тебя героем был, – тихо сказал Рогожников, – мужественным героем…
– Не утешай, Илья, – твердо произнесла Александра. – Он был просто невезучим мечтателем. Это же надо! Единственное дерево было на той горе – и он задел именно его!.. Можно было пройти мимо этой березы, ну, в сантиметре от нее, как обычно бывает! Ему – не повезло… – Она тряхнула головой и выпрямилась. – Не напоминай больше о нем, Илья. Мне тяжело… Я была счастлива…
Сковорода шипела, стреляла брызгами масла, и в кубрике потянуло горелым. Рогожников смущенно огляделся и, виновато сутулясь, шагнул к выходу…
С севера ползли тяжелые, низкие тучи, рябилась, чернея, полая туруханская вода. «Золотая» уверенно резала волну, фарватер был чист, «айсберги» больше не попадались.
«Какая она все-таки женщина! – в который раз восхитился Рогожников, громыхая по палубе. – И одинокая… Никто не подсобит, не защитит, случись что!.. Конечно, на такой работе под суд угодить – раз плюнуть. Тут еще я, дурак, хожу ей настроение порчу. В самом деле, поглядишь на человека, который вот-вот сядет, – самому тошно сделается…»
Илья заглянул в рубку. Типсин, облокотившись на штурвал, глядел вперед и чему-то задумчиво улыбался.
– Редуктор щупал? – деловито поинтересовался капитан, скользнув глазами по шкале манометра. – Не греется?
Рулевой покосился на капитана и нехотя бросил:
– Он не баба, чё щупать-то?.. Чего ты мельтешишь? Иди спи. Сказал же – твою вахту отстою…
«Сердится, – подумал Рогожников, – ничего, в другой раз не будешь языком молоть. Только вякни еще что-нибудь про Сашу, я тебе!..»
– Ладно, – сказал капитан. – Стой. На обратном пути я буду… Все равно, чую, мне спать не придется. Не смогу…
Он постоял еще немного в рубке и спустился в машинное. Новенький, блестящий от масла дизель работал ровно и мощно. Ни дребезжания, ни вибрации. В машинном чисто, инструменты прибраны, ни одной лужи масла. Илья, стараясь не выпачкать костюм, заглянул даже в дальний угол, где стояли мотопомпа и сварочный аппарат. Полный ажур. А ведь с начала рейса ни разу не напомнил рулевому сделать приборку! Сам соображает. «“Айсбергов” не будет – всю ночь можно идти», – решил капитан и отправился на корму за дровами. Дрова были сложены под днищем моторной лодки, поднятой на палубу, и тщательно укрыты брезентом. Инспекция запрещала перевозить что-либо вне трюма. Но трюмы «Золотой» до отказа набиты товарами, и капитану пришлось нарушить инструкцию.
Илья откинул брезент и стал набирать дрова. А мысли уже помчались туда, в кубрик, где хозяйничала у плиты Саша, жарилась гусятина и наготове, в шкафу, стояла бутылка спирта. Он должен был вернуться сейчас туда и, как вчера, вновь ощутить заботу о нем, радостное удовлетворение от удачного, хоть и последнего рейса. Снова будет тепло, сытно, будет кружиться хмельная голова, мелькать проворные Сашины руки и ее улыбчивые глаза. Это хорошо, что Типсин сам вызвался стоять вахту! Почти всю ночь, до четырех утра, они будут вдвоем с Сашей! И боже мой! Что может произойти за это время? Целая жизнь впереди у капитана! Будет, будет что вспомнить ему о последнем рейсе!.. Молодец Васька, толковый мужик. Все понял. И баржу в порядке держит, чтобы хлопот у Ильи было меньше, и за штурвалом по две вахты стоит. Гуляй, капитан, лови момент!..
Дрова были сухие, звонкие: набей такими печь – никакой мороз не страшен. Рогожников набрал охапку выше головы, с запасом, до утра, хотел было уже подняться и идти, но вдруг свалил поленья и присел, опустив руки… Осязаемо и явственно возник в мыслях серый, почти зимний день на Енисее, большие, прочные забереги и снег, снег… Палубу не обметали и не скалывали лед. Самоходка тащилась в густой от шуги воде, как айсберг, и только вялый дымок курился из черной трубы над кубриком. Потом дрова кончились, а жечь солярку – значит, не дойти до Туруханска, вмерзнуть где-нибудь с заглохшим двигателем…
«Если я замерзну, капитан, вам придется отвечать за меня, – прошелестел в ушах Рогожникова голос Лиды. – Какую неделю мы плывем уже? Мне кажется, целую вечность… Все снег, снег… Вы куда меня везете, капитан?» – «В родной Туруханск, – робко отвечал Илья. – Путь у нас один». – «Как страшно, когда всего-навсего один путь! – словно молитву читая, проговорила Лида. – И никуда не свернуть, не повернуть назад…»
Часа три Илья таранил лед, чтобы пробиться к берегу. Корпус гремел, скрипела надстройка, звонко ухал лед. Самоходка выдержала, нос тогда был еще крепкий и форштевень острый, прямой. Сушняка, как назло, на берегу не оказалось, и Рогожников рубил сырую, тяжелую осину. «Согрею! Я согрею тебя! – думал он, обливаясь потом и утопая в снегу с вязанкой дров на спине. – Я тебе еще тулуп отдам. Мы в рубке перебьемся, ни-че-го…»
«Боже мой, зачем я поплыла на вашей барже! – сокрушенно сказала Лида, глядя немигающими глазами в белый круг иллюминатора. – Нужно было дождаться самолета, и я в один день была бы дома…» – «Со мной не пропадете! – храбрился Илья. – Сейчас печку как раскочегарим! И-и-и-их! А через сутки Туруханск будет, родина и все прочее!» – «Погрейте мне руки, капитан, видите – пальцы не сгибаются…» Лида тянула к нему озябшие, красные ладони, а в глазах ее накапливались слезы. Илья распахнул матросский бушлат, схватил ее ледяные руки и затолкал их к себе за пазуху, под свитер. Ему казалось, что они горячие и жгут до костей грудную клетку. «Нич-чего, – приговаривал Илья, – нич-чего…» Все это было на той же самоходке «3олотая» шесть лет назад…
- Предыдущая
- 32/49
- Следующая
