Досуги математические и не только. Книга 2 - Кэрролл Льюис - Страница 13
- Предыдущая
- 13/39
- Следующая
                            Изменить размер шрифта: 
                            
                                 
                                 
                                
                            
                        
 
                        
                            13
                        
                   
                        Второй голос
Брели у волн, влажнивших пляж.
 Она в учительственный раж
 Вошла, а в нём пропал кураж.
 Был жгучим слов её накал,
 Ей разговор принадлежал,
 А он был словно трутень вял.
 «Не устаю тебя учить:
 Из мела сыр не получить!» —
 Плелась таких речений нить.
 Был голос звучен и глубок.
 Когда же: «Как?» — спросила вбок,
 То стал предельно тон высок.
 Ответ, что, сбитый с толку, дал,
 Попал под волн роптавших вал
 И был потерян в эхе скал.
 И сам он знал, что невпопад 
 Ответ, как будто наугад
 Попасть из лука захотят.
 Она — в мирке своих реприз;
 Тяжёлый взгляд направлен вниз,
 Как будто не шагал он близ —
 Прочна защита, довод здрав...
 Но нет — вопрос чудной стремглав 
 Находит, ясное смешав.
 Когда ж, с гудящей головой
 Воззвал он к смыслу речи той, 
 Ответом был повтор простой.
 И он, страданьем возбудясь,
 Решил ответить не таясь,
 Презрев значенье слов и связь:
 «Наш Мозг... ну, в общем... Существо...
 Абстракция... нет... Естество...
 Мы видим... так сказать... родство...»
 Пыхтит, румянцы щёк горят, — 
 Умолк он, словно сам не рад;
 Она взглянула — он и смят.
 Был лишним тихий приговор:
 Его пришиб холодный взор,
 Не мог он больше дать отпор.
 Но слов не пропустив и двух,
 Она тот спич, почти не вслух,
 Как птичку кот, трепала в пух.
 А после, отметя долой
 Что сделал с ним её раскрой,
 Вновь развернула вывод свой.
 «Мужчины! люди! На лету,
 В заботах, вспомните ли ту — 
 Лишь воздержанья красоту?
 Кто подтолкнёт? Узрит ли глаз
 Ночных чудовищ без прикрас,
 Снующих дерзко среди нас?
 Ведь полнит воздух крик немой,
 Зияют рты, и краснотой
 Блестят глаза, а взгляд их — злой.
 Не блато ль жёлтый свет несёт,
 Не тьма ли падает с высот,
 Скрывая тяжкой Ночи свод?
 И, до седых дожив волос,
 Никто сквозь занавес из слёз
 Не бросит взгляда — как он рос?
 Не вспомнит звука прежних слов,
 И стука в двери, и шагов,
 Когда затем гремит засов?
 Готов он ринуться вперёд, — 
 Белёсый призрак вдруг встаёт,
 И стекленеет взор, и вот
 Виденье тех пропавших благ
 Сквозь леса спутанного мрак
 Морозит кровь, печально так».
 И всё из случаев-преград
 Восторженно, полувпопад,
 Рвала, как зубы, крохи правд,
 Пока, как молот водяной
 У речки, обмелевшей в зной,
 Не завершила тишиной.
 За возбуждением — тишь, и пусть:
 На станции конечной пуст 
 В пути набитый омнибус,
 И все расселись, млад и стар,
 В своих купе; там тишь — как дар;
 И лишь машина пустит пар.
 Не поднимала глаз с земли,
 Губами двигала — не шли
 Слова, и складки вкруг легли.
 Он, наблюдавший моря сон,
 Был зачарован и прельщён
 Покоем вод, безмолвьем волн;
 Она ж в раздумии своём,
 Как эхо грёз вдогон за сном,
 Забормотала всё о том.
 Склонил он ухо в тот же миг, 
 Но в смысл речей отнюдь не вник — 
 Невнятен был её язык.
 Отметил лишь: песок волнист,
 Рукой она всё вверх да вниз — 
 И мысли тут же разбрелись.
 Пригрезил зала полумрак, 
 Где ждут тринадцать бедолаг — 
 Он даже знал, кого, — и так,
 Он видел, здесь и там на стул
 Понуро каждый прикорнул, 
 Что вид их совершенно снул.
 Любой немее, чем лангуст:
 Их мозг иссушен, разум пуст,
 Нет мыслей, слов запас не густ.
 От одного протяжный стон.
 «Вели накрыть уж, — мямлит он, —
 Мы три часа сидели, Джон!»
 Но всё исчезло в свой черёд,
 И та же дама предстаёт,
 Чья речь продолжится вот-вот.
 Её покинул; отступив, 
 Он сел и стал смотреть прилив,
 Прибрежный полнивший обрыв.
 Тут тишь да гладь — простор широк,
 Лишь пена белая у ног,
 Да в ухо шепчет ветерок.
 «А я терпел так долго суд,
 И ей внимать предпринял труд!
 По правде, это всё абсурд».
 Третий голос
Ждала недолго транспорт кладь.
 Прошла всего минута, глядь — 
 И слёзы ливнем, не унять,
 Да трепет. И какой-то зов —
 Лишь глас, в котором нету слов —
 То далее, то ближе вновь:
 «Не распалить огня слезам». —
 «Откуда, что? Вдобавок, нам
 Внимать подземным голосам?
 Её слова — душе урон.
 Да я бы лучше, — плакал он, — 
 Тех волн переводил жаргон
 Иль возле речки развалюсь
 И книжки тёмной наизусть 
 Зубрить параграфы возьмусь».
 Но голос рядом — только глух,
 Пригрежен или молвлен вслух — 
 Беззвучен, как летящий дух:
 «Скучней ты нынче во сто крат;
 Речам учёности не рад?
 Потерпишь — будет результат».
 Он стонет: «Ох, чем то терпеть —
 Я б корчился в пещере средь
 Вампиров, их желудкам снедь».
 А голос: «Но предмет велик, 
 И чтобы он в твой мозг проник,
 Тараном бил её язык».
 «Да нет, — протест его сильней. — 
 Ведь нечто в голосе у ней
 Меня морозит до костей.
 Стиль поучений бестолков,
 Невежлив, резок и суров,
 И очень странен выбор слов.
 Они разили наповал.
 Что делать было? Я признал
 Что ум у ней, э-гм, не мал;
 Я был при ней до этих пор, 
 Но стал запутан разговор
 И разум мой лишил опор».
 Пронёсся шёпот-ветерок:
 «Что сделал — знаешь: впрок, не впрок».
 И веко дёрнулось разок.
 Он растерял последний пыл,
 Уткнулся носом в пыль без сил 
 И летаргически застыл.
 А шёпот прочь из головы — 
 Заглох, как ветер средь листвы;
 Но облегченья нет, увы!
 Он руки жалобно вознёс;
 Коснувшись спутанных волос
 Рванул их яростно, до слёз.
 Позолотил Рассвет холмы,
 А то всё хмурились из тьмы…
 «Так отчего ругались мы?»
 Уж полдень; жгучий небосвод
 Ему глаза и мозг печёт.
 В сознаньи — крик, но замкнут рот.
 А вот вперил в страдальца взгляд
 С усмешкой мрачною Закат;
 Вздохнул он: «В чём я виноват?»
 А тут и Ночь своей рукой,
 Рукой свинцовой, ледяной,
 К подушке гнёт его земной.
 А он запуган, истощён...
 То гром или страдальца стон?
 Волынки или жалоб тон?
 «Гнетуща тьма кругом и так,
 Но Боль и Тайна тут же, как
 Толпа прилипчивых собак,
 И полнит уши лая звон — 
 За что терпеть я обречён?
 Какой нарушил я закон?»
 Но шёпот в ухе шелестит — 
 Поток ли то вдали бежит
 Иль отзвук сна, что был забыт, — 
 Трепещет шёпот сам собой:
 «Её судьба с твоей судьбой
 Переплелась — узри, усвой.
 Да, взор людской — змеиный яд,
 Чинит помехи брату брат,
 Где вместе двое — там разлад.
 О да, один другому враг —
 И ты, напуганный простак,
 И та, лавина передряг!» 
 
                            13       
                        
                       
                        
                        - Предыдущая
- 13/39
- Следующая
                            Перейти на страницу: 
                                                    
     
                     
                        