Лицеисты - Московкин Виктор Флегонтович - Страница 9
- Предыдущая
- 9/43
- Следующая
— А вы кого ждете? — поинтересовался приезжий.
Она искоса глянула на него и ничего не ответила.
«Дружка, конечно, ждет, — решил приезжий. — Ну пожди, пожди, может, и его выведут».
Побрел на набережную. Стоял, прислонившись к чугунной решетке, рассеянно глядел на единственную лодку, вилявшую среди льдин. Два мужика вылавливали плывущие дрова. Иногда лед шел густо и тогда казалось, что лодка перевернется, будет раздавлена. Но, орудуя баграми, смельчаки снова выбирались в безопасное место. Приезжему подумалось, что в его жизни тоже часты столкновения с опасностью, и он вот так же ловко умеет выходить сухим из воды.
Спустя полчаса он был на телеграфе, где набросал телеграмму:
«Ратаеву. Явился куда следует сегодня утром. Но девицы моей не оказалось. Назначил свидание на завтра. Уведомить о результатах смогу только вернувшись в Москву. А пока остаюсь вашим всепокорнейшим слугою. Меньщиков».
Закрыв дверь перед носом приезжего, старый аптекарь встревожено постучал в дощатую стену боковушки.
— Заходите, Петр Андреевич! В чем дело? — раздался оттуда звонкий голос.
— Пожаловал гость, — сообщил аптекарь, появляясь на пороге. — Ваш гость, Марья Ивановна. Так уж извините, отослал его до следующего дня.
Говорил он женщине, которая сидела на диване и торопливо писала, склонившись над маленьким низким столиком. Она подняла на него крупные серые глаза, светившиеся усталостью и добротой. На вид ей было лет тридцать. Прямые волосы, зачесанные назад и заколотые гребенкой, открывали несколько увеличенный лоб.
— Я вас не понимаю, — с недоумением сказала она. Если бы не тревога на лице старого человека, она решила бы, что он шутит. — Почему вы так сделали? Если это мой гость, наш товарищ, зачем его подвергать опасности? Где-то надо пробыть до завтрашнего дня?
— А если это не наш товарищ? — ответил вопросом аптекарь. — Посчитал за лучшее посоветоваться с вами. Уж больно развязен и смел. Говорит, что ехал издалека.
Аптекарь присел рядом с ней на диван, заглядывая в глаза, продолжал настойчиво:
— Поверьте чутью старого человека. Я всегда доверяю своему первому впечатлению. Как другие заранее предугадывают ненастье, так я почему-то, глядя на этого гостя, почуял беду… Придет скоро племянница. В крайнем случае можно выдать ее за вас. Доверьте мне встречу этого посыльного. Он очень подозрителен. А вам нельзя рисковать.
— Глупости, Петр Андреевич, — подумав, возразила она. — Да и Машеньку подвергать опасности стоит ли? Я как раз жду товарища из Воронежа… Он с грузом?
— Как на прогулке. Пуст.
— Груз, если какой был, мог оставить на станции. И не преувеличивайте, пожалуйста. За вами это водится.
Увидев, что аптекарь обиженно нахохлился, добавила мягче:
— На всякий случай примем меры предосторожности. Остаток листовок надо переправить Миронычу и сообщить, чтобы в эти дни никто не заходил сюда.
— Да ведь как знаете, Ольга Афанасьевна, — сказал он, поднимаясь и собираясь выйти. — Не мне вас учить.
Она вздрогнула, пытливо присматриваясь к нему. Давно уже ее не называли настоящим именем. Было время, когда она так же вздрагивала, если к ней обращались как к Марье Ивановне. Потом привыкла. Свое настоящее имя потускнело, затерялось в памяти.
Шаркая ногами, аптекарь вышел. Ольга Афанасьевна не остановила его. Она прекрасно понимала, что его предостережение шло от добрых чувств, от желания обезопасить ее, но согласиться с ним не могла: на целые сутки отослать приезжего, у которого, видимо, нет здесь ни знакомых, ни другого адреса, и все только потому, что внешность человека показалась подозрительной, — поступок более чем поспешный. «Милый Петр Андреевич, — подумала с улыбкой, — знал бы ты, как я жду посыльного».
Она попыталась сосредоточиться и снова заняться работой, но разговор с аптекарем разволновал ее, ничто не шло на ум. В старом зеркале над туалетным столиком отражалось ее задумчивое с морщинками у глаз лицо. Взгляд упал на инкрустированную пудреницу — память об уфимской ссылке. Купила ее у кустаря — бородача цыгана — за очень сходную цену и с тех пор всюду возила с собой. Всплыли в памяти горбатые улочки Уфы, встречи с товарищами по ссылке… Метельный февральский вечер. Она идет по указанному адресу. Ледяной ветер пронизывает до костей. В квартире местного социал-демократа уже полно народу. Отогревая окоченевшие руки, она присматривалась к людям. Многих раньше видела, но были и незнакомые. В тот вечер выступал Ленин, который попал в Уфу проездом из ссылки. Говорил он о необходимости издания политической газеты и о построении партии.
В конце того же года в Лейпциге вышел первый номер «Искры». Когда газета попала в Россию, получила ее и Ольга Афанасьевна Варенцова. В то время она жила в Воронеже. Кончался срок надзора, надо было думать, куда уезжать. Ее тянуло на родину, в Иваново-Вознесенск. В центральных губерниях было много рабочих кружков, но все они действовали разрозненно. Там, в Воронеже, появилась мысль объединить их в одну организацию. Назвали ее «Северным рабочим союзом».
Ольга Афанасьевна под именем Марьи Ивановны приехала в Ярославль. Работать здесь оказалось неожиданно трудно. Можно было легко найти конспиративную квартиру, интеллигенция охотно помогала средствами, но зато сыск был организован на славу: местные социал-демократы находились под бдительным надзором полиции.
Ей все-таки удалось наладить связь с рабочими крупных предприятий. А когда была приобретена типография, в городе стали появляться листовки. Сообщения из Ярославля Ольга Афанасьевна регулярно отправляла в «Искру». Туда же на просмотр Ленину была послана программа «Северного союза». Ответ Варенцова ждала со дня на день. Надо думать, как обрадовало ее известие о приезде человека. И чем больше она размышляла о встрече с ним, тем необоснованнее казались подозрения старого аптекаря.
Думая обо всем этом, она все же собирала документы и книги, которые при внезапном обыске могли заинтересовать полицию. Пусть тревога окажется напрасной, но лучше быть ко всему готовой.
В половине третьего (она невольно взглянула на часы) послышался стук в наружную дверь, по лестнице затопали сапоги. Застигнутая врасплох, она вдруг заметалась, подыскивая место для связки книг. И только молодые голоса и смех в прихожей остановили ее. Ольга Афанасьевна бессильно опустилась на стул.
— Пришел Мироныч, Марья Ивановна, — окликнул ее аптекарь.
Она взглянула в зеркало. Лицо было бледно, губы подрагивали. Сказывалось напряжение последних месяцев.
— Пусть идет сюда.
Вошла Машенька, тоненькая высокая девушка, племянница старого аптекаря. В руке маленький букетик ландышей, а уже за нею Мироныч — плечистый, голубоглазый. Были оживлены, успели загореть на весеннем солнце. Поглядывая друг на друга, с трудом сдерживались, чтобы не смеяться, не озорничать. Трудней всего было сохранять серьезность Машеньке. Едва взглядывала на Мироныча, как лицо начинало пунцоветь, хорошенький ротик независимо от ее воли раскрывался в улыбке. Рассеянно теребила пальцами газовый шарф, который прикрывал красивую белую шею.
— Случилось что? — вдруг спросил Мироныч.
— Голова побаливает. — Ольга Афанасьевна провела рукой по глазам. — С Петром Андреевичем немного повздорили… Откуда вы такие веселые?
— Из лицея. Наслушались речей… Чего вам было делить?
— Да так, из-за пустяка не поладили… Какую шутку выкинули лицеисты на этот раз? Опять писали протест?
— Было и это.
Мироныч положил большие руки на стол, участливо посматривая на Ольгу Афанасьевну, стал рассказывать.
Сегодня в актовом зале собрались студенты и преподаватели лицея. Инспектор Половцев уговаривал приступить к занятиям. Говорил, что у некоторых африканских племен есть странный обычай: обиженный убивает себя перед домом обидчика. Считает, что мстит ему: обидчик, мол, теперь всю жизнь будет чувствовать угрызения совести. Хорошо, если у того есть совесть… Студенты, бросив учиться, уподобились обиженному мстителю, они убивают самих себя, так как знания нужны не кому-нибудь, а им самим. Эта образная речь инспектора вызвала оживление. Выходило, что у правительства нет совести.
- Предыдущая
- 9/43
- Следующая