Книга крови 3 - Баркер Клайв - Страница 28
- Предыдущая
- 28/50
- Следующая
Довольный и очищенный он возвращался домой. Бернадет собирала одежду, снимала со стен и мебели ту церковную утварь, которую особенно любила. Ронни хотелось сказать: «Возьми все – для меня теперь это ровным счетом ничего не значит», но она быстро выскользнула из дома. Кухонный стол оставался все еще накрытым с того воскресенья. Приборы покрылись пылью. Особенно много ее было на маленьких детских чашечках. Наполовину растопленное масло распространяло прогорклый запах. Ронни просидел неподвижно всю ночь до следующего утра. Он чувствовал сосредотачивающуюся в нем силу – власть над жизнью и смертью. Наконец он подошел к своей кровати, лег и заснул, не сняв одежды и вовсе не заботясь о том, что она может помяться. Никогда еще сон его не был таким крепким.
Мэгиру нетрудно было догадаться, кто отобрал у него Курицу и Генри Б. Генри, хотя он вовсе не ожидал такого от Ронни. Преступный мир, к мнению которого Мэгир прислушивался, был, конечно, в восторге от грязной инсинуации в газете. Но никто в нем, включая и самого Мэгира, не думал, что жертва искусного подлога станет безжалостным карателем. Некоторые слои криминальной системы – самые низшие и самые жалкие – даже приветствовали такой поступок за его кровожадность и бессмысленность. Другие предполагали, что Ронни зашел слишком далеко, и если не укротить его разнузданность, он сможет здорово перетасовать их карты. Мэгир посчитал верным последнее: с Ронни следовало расправиться.
Дни, оставшиеся у Ронни, могли быть пересчитаны на трехпалой руке Генри Б.
Его взяли в субботу днем. Быстро схватили, не дав воспользоваться оружием, и, лишив малейшей возможности избежать своей участи, конвоировали на склад салями и мяса. Там, среди обледенелого спокойствия камеры, они нанизали Ронни на крюк и начали пытать. Любой, кто хоть как-то был затронут судьбами Курицы и Генри Б. Генри, получил возможность изобразить на его теле огорчение и ярость – ножом, молотком, ацетиленовой горелкой – всем, что оказалось под рукой. Кости плеч и колен оказались искрошенными в порошок. Мучители разорвали ему барабанные перепонки, содрали кожу со ступней.
Где-то около одиннадцати вечера им это наскучило. Появилась возможность для других развлечений: открывались клубы, игральные дома. Можно было расходиться.
Но тут явился сам Микки Мэгир, разодетый в лучшие свои одежды. Ронни понимал, что он здесь. Лишенный почти всех органов чувств, он мог все же разглядеть в обволакивающем тумане пистолет, поднесенный к его голове. Послышался выстрел, сотрясший неподвижный затхлый воздух импровизированной камеры пыток. В мозг Ронни вошла одна-единственная пуля, пробив аккуратную дырочку во лбу – в самом его центре. На его изуродованном лице она казалась третьим глазом. Тело Ронни дернулось в последней конвульсии жизни и умерло.
Палачи отреагировали на это событие бурными аплодисментами – похвала воздавалась прежде всего Мэгиру, который так точно и изящно завершил дело. Он принял ее с достоинством, непринужденно произнес слова благодарности и удалился для игры в карты. Тело замотали черным пластиком и бросили на окраине Эппингского леса. Было уже ранее утро. Солнечные лучи дрожали в кронах ясеней и платанов. Казалось, все было закончено. На самом деле все только начиналось.
Тело Ронни было обнаружено человеком, совершавшим вечернюю пробежку вдоль опушки. Его остановил неприятный запах начавшего разлагаться трупа.
Вскоре тело было передано патологоанатому. Тот без всяких эмоций наблюдал за работой двух технических ассистентов, которые освободили тело от прилипшего пластика и рваной одежды и разложили то, что не было мертвым телом Ронни, по специальным ящикам. Патологоанатом стоял, спокойно ожидая окончания подготовительных процедур, когда в помещении, заполненном отражениями звуков печальной деятельности его ассистентов, появилась Бернадет. Глаза ее опухли от частых слез, лицо побледнело и казалось постаревшим. Она посмотрела на мужа. Без проблеска сожаления или любви, не вздрогнув и не поморщившись, когда ее взгляд остановился на ранах. Патологоанатом мог представить себе историю непростых взаимоотношений между Секс-королем и его не ведавшей забот супругой: их фиктивный брак, бесконечную ругань, обвинения супруги в мерзости и опасности избранного им пути. Ее разочарование. Его грубую настойчивость и жестокость... Как она, должно быть, рада освобождению от кошмара совместного выживания, появившейся возможности определить дальнейшую жизнь самой. Жизнь, в которой не будет этого негодяя. Патологоанатом подумал, не поинтересоваться ли адресом вдовушки? Тихое безразличие этого смазливого личика, рассматривавшего своего распотрошенного мужа-мучителя, было для него исполнено привлекательности...
Ронни чувствовал, что Бернадет недавно была рядом и что сейчас она ушла. Он мог чувствовать и присутствие других людей, совершенно посторонних, заскочивших сюда, чтобы посмотреть на Секс-короля. И после его смерти этот персонаж не перестал быть объектом восхищения. Ронни мог предвидеть такое, но по извилинам его бывшего мозга все же прокатилась волна ужаса. Ужасом был он сам – узник, способный слышать и чувствовать окружающий мир, но бессильный действовать в нем.
С самого момента смерти ему не удавалось освободиться от этого плена. По-видимому, он обречен был вечно сидеть здесь, в своем мертвом черепе, неспособный ни к какому перемещению: ни к возвращению в мир людей, ни к воспарению на небеса, нежелательному и неоправданному, пока в нем кипит эта жажда мести – именно она заставила отложить посещение Рая, с магической легкостью заставив ту часть сознания, которая помнила о необходимом в таких случаях перевоплощении, примириться с идеей выполнения одного земного плана. Нужно было добавить еще книг: чтобы на обеих чашах их оказалось поровну. Нет, Ронни никуда не уйдет из этого мира, пока в нем обитает Мэгир.
Круглые, окостеневшие стены его темницы начали сотрясаться. Хотелось знать, что происходит. Он собрал свою волю и попробовал двигаться.
Патологоанатом колдовал над трупом Ронни, работая с усердием раздельщика рыбы. Казалось, он владел всеми тонкостями этой профессии, совершая массу резких и грубых движений, заставляя все тело дергаться. Потом он долго копался в вязком месиве, обнаруженном там, где должны быть плечи и колени. Ронни этот человек не понравился. Настоящий мастер своего дела не позволил бы себе так смотреть на женщин и быть таким безразличным и безответственным работягой. Он не казался Ронни профессионалом. Скорее он был мясником. Ронни не терпелось показать этому садисту, как надо правильно препарировать и исследовать трупы. Одной его воли оказалось для этого недостаточно. Если только не попробовать сфокусировать ее на чем-то, что приведет к освобождению. Но на чем?
Закончив возню с телом, патологоанатом небрежно зашил его толстыми нитками. Стянув с руки блестящую перчатку, он бросил ее вместе с испачканными кровью и слизью инструментами на роликовую тележку, заставленную склянками со спиртом. Потом он вышел, оставив тело с ассистентами.
Ронни слышал, как раздвижные двери ударились друг о друга. Кажется, он остался в одиночестве. Откуда-то вытекала вода, часто капая на что-то. Звук начинал раздражать Ронни.
Оказалось, что он был не один. Рядом с трупом стояли ассистенты и обсуждали ботинки. Какие еще ботинки, ради всего святого?! Это было чем-то смешным, банальным. Каким-то враждебным Ронни примитивизмом. Враждебным к самой идее жизни.
– Помнишь эти новые подошвы, Ленни? Я хотел еще приладить их к коричневым башмакам? Безрезультатно. Редкая дрянь.
– Так я и думал.
– Выложить кучу денег, чтобы... Вот гляди. Нет, ты только посмотри: стерлись в ноль за какой-нибудь месяц.
– Они же на бумажной основе.
– Да, черт их возьми, Ленни, на бумажной. Надо бы отнести их обратно.
– Я так бы и сделал.
– Значит, стоит отнести?
– Я бы на твоем месте отнес.
Бессмысленная трепотня. После часов страшной пытки, после внезапной смерти, после открытия другого бытия – как это можно было вынести?
- Предыдущая
- 28/50
- Следующая
