Книга крови 3 - Баркер Клайв - Страница 21

• Предыдущая
• 21/50
• Следующая

Голый Мозг добрался-таки до середины холма. Вскоре хлопающие огоньки исчезли, и он почувствовал себя более уверенным и подвижным. Теперь нужно было раствориться во мраке, провалиться сквозь землю. Рванув по полю, он услышал, как свистят переспелые колосья, до сих пор не собранные людьми. Стебли разламывались, высыпая изобилие зерен. Преследователи остановились, притормозив машину на окраине поля. Он видел их огни. Видел мерцавшее вдали синее и белое. Слышал их приказы. Голый Мозг не знал, что такое слова. Но даже если бы он понимал их смысл, они не сообщили бы ему ничего нового. Он знал, что самцы человека существа пугливые и что вряд ли они будут гоняться за ним всю ночь. То, что они кричат, ничего не означает. Они все равно испугаются темноты и подумают, что это вполне оправдывает их нерешительность. Они убедят себя в том, что раненый зверь не сможет выжить. Какие они наивные... Словно дети.

Голый Мозг вскарабкался на вершину большого холма, чтобы осмотреть окрестности. Внизу, по змейке дороги, бежали огоньки неприятельской машины: в примитивном калейдоскопе переливалось синее и красное. Больше никакого света – ничего, кроме слабого мерцания звезд. Придет день и снова восстановит пропавшую картину. Взойдет солнце, и городок окажется под ним, как на ладони. Сейчас Голый Мозг догадывался о его будущем лучше, чем кто либо из его жителей.

Он лег на спину, увидев, как в небе сорвалась с места оранжевая звезда. Потом она засверкала ярче и вспыхнула, сгорев на юго-востоке, озарив на мгновение краешек свинцового облака. Заря будет долгой и исцеляющей. Она вновь наполнит его силами. И тогда он спалит дотла все, что скрывается во мраке.

Кут был еще жив. Но смерть была так близко, что это ничего не значило. Восьмидесяти процентам его костей не суждено было, видимо, срастись. Черты лица пропали в переплетениях рваных ран, одна рука полностью раздавлена. Нет сомнений – он скоро умрет. В пользу этой версии были и время, и его желание.

Наутро жители могли убедиться в том, что ночные звуки вряд ли были просто громким шумом. То, что высветило вставшее над городком солнце, свидетельствовало о событиях не менее для них печальных, чем конец света: перевернутый вверх дном церковный двор, разбитая дверь молитвенной, кордоны бронированных автомобилей на северной дороге.

О празднике урожая не могло быть и речи. Его глашатаи не стояли у домишек, зазывая людей.

– Я хочу, чтобы мы вернулись в Лондон, – настаивала Мэгги.

– Еще вчера ты уговаривала меня остаться. Тебе, кажется, хотелось глубже вникнуть в суть народных традиций.

– Но вчера была пятница, и... здесь не было еще этого маньяка.

– Если мы уедем, то назад возвращаться уже не придется. Никогда.

– О чем ты говоришь? Конечно же, мы еще будем сюда приезжать...

– Если мы убежим, испугавшись этого места, – мы откажемся от него.

– Это смешно, Рон.

– Тебе хотелось показаться на глаза тем, кто здесь живет. Но сегодня мы рискуем присоединиться к тем, кто здесь погиб. Рискуем и завтра, и послезавтра. Как долго это будет продолжаться? Ты это знаешь? Нет. И если ты не хочешь узнать, закончились ли здесь эти безобразия или нет, – можешь ехать. И даже взять с собой детей. А я останусь здесь.

– Нет, Ронни.

Он тяжело вздохнул.

– Мне надо убедиться, что его поймали. Быть уверенным в том, что он больше здесь не появится. И тогда я скажу, что мы не зря выбрали это местечко.

Она неохотно кивнула.

– Тогда давай хоть ненадолго выберемся из этих стен, Рон. Дети просто извели миссис Блэттер, я опасаюсь, не будет ли у нее истерики. Возьмем их с собой покататься на машине, а? Хоть немного подышим свежим...

– Почему бы и нет? – он стремительно встал.

Сентябрьское утро встретило их теплым благоуханием. Какие же сюрпризы может преподнести погода! По обе стороны от шоссе проносились пестрые ковры поздних цветов. Радостные птицы низко планировали над крышей машины. Небо синее, как в сказке, облака – фантазия в тонах цвета сбитых сливок. Здесь, в нескольких шагах от городка, таяли кошмары предыдущей ночи, растворяясь в изобилующей полноте дня. Настроение Рона поднималось с каждой новой милей, появлявшейся между ними и Зелом. Вскоре он даже запел.

Дебби беспокойно ерзала на заднем сиденье: то «папа, мне жарко», то «папа, я хочу апельсинового сока». И, наконец, «папа, я хочу пи-пи».

Рон остановил машину на безлюдной ровной дороге. Пришлось играть в добренького папочку. Если и дальше ему будет отведена эта роль, то к концу дня дети избалуются окончательно.

– Итак, солнышко мое, сейчас ты сделаешь пи-пи, и мы поедем дальше, чтобы поискать тебе мороженое.

– А где же ля-ля? – спросила дочка. Это дурацкое слово было выдумано ее мамочкой.

Вмешалась Мэгги, лучше ладившая с девочкой в таких вопросах, чем Рон:

– Детка, сходи туда – на полянку около дороги. Видишь ее?

Дебби ничего не могла взять в толк. Рон обменялся с Яном полуулыбками.

Мальчик напустил на лицо смешливую гримасу. Он поддразнивал сестренку:

– Чего же ты не идешь? Давай, торопись, а то придется искать тебе более подходящее место и ты описаешься по пути.

«Более подходящее место, – думал Рон. – Что он имеет в виду? Уж не Лондон ли?»

Дебби никак не решалась:

– Я там не могу, мамочка!

– Почему?

– Меня там может кто-то увидеть.

– Что ты, никто тебя не увидит, – убеждал Рон. – Ты сделаешь, как скажет мама, и все будет в порядке.

Он повернулся к Мэгги:

– Сходи с ней, любовь моя.

Мэри не шелохнулась:

– Она и сама умеет.

– Ты же видишь – она боится. Да и как она перелезет через эту решетку?

– Тогда сходи с ней сам.

Рону не хотелось возражать – начался бы бессмысленный спор. Он выдавил из себя улыбку и сказал:

– Пойдем.

Дебби вышла из машины. Рон помог ей перебраться через железную ограду, за которой раскинулось широкое поле. Урожай с него уже был собран. Оно пахло... свежей землей.

– Ты что папа? Не смотри! – выговорила ему дочка. – Ты не имеешь права смотреть.

Как она любит командовать и управлять, а ведь ей всего девять! Она умела уже играть на его нервах не хуже, чем на фортепиано, которым занималась три года. Они оба знали это. Рон улыбнулся и зажмурился.

– Видишь? Папа закрыл глаза. Давай, девочка, делай все побыстрее.

– Только ты не вздумай подглядывать. Обещай, что не будешь подглядывать?

– Я не буду подглядывать, – торжественно продекламировал Рон.

Боже мой, она уже устраивает целый спектакль!

– Поторопись, мое солнышко.

Он обернулся в сторону машины: Ян сидел, склонив голову над страницами очередного глупого комикса, его глаза неподвижно замерли над чем-то уж очень интересным. Весь день он был угрюм и серьезен. Единственное изменение на его лице Рон заметил, когда они оба обменялись чем-то, напоминавшим улыбки. То, что отразилось на лице Яна, вряд ли было естественным – вряд ли ему хотелось улыбаться, вряд ли он намеревался посмеяться над сестренкой. Он был сегодня слишком задумчив.

Дебби стянула штанишки и присела. Она тужилась, но ничего не получалось. Как она ни старалась.

Рон окинул взглядом все поле, вплоть до горизонта. Там кружились шумные стаи чаек. Рон смотрен на них: сначала спокойно, потом со все большим нетерпением.

– Скорее, моя детка.

Рон снова оглянулся на машину: Ян смотрел теперь на него. На лице его была печать скуки. Бледное грустное лицо. Что же с ним? Какая-то безысходность сквозила во взгляде. Рон терялся в догадках. Будто бы – или действительно? – не заметив, что на него смотрит отец, он снова занялся сборником комиксов.

Дебби вдруг резко вскрикнула: в ушах у Рона зазвенело.

– Господи! – Рон полез через ограду. К ней заспешила теперь и Мэгги.

– Дебби!

Рон застал ее стоящей у самой загородки. Она уставилась вниз, что-то бормоча себе под нос. Лицо девочки раскраснелось.

• Предыдущая
• 21/50
• Следующая