Дом на городской окраине - Полачек Карел - Страница 87
- Предыдущая
- 87/116
- Следующая
Знакомые, видевшие, как он обедает в трактире, удивлялись:
— Что случилось? У вас уборка?
— Да, да, уборка, — с грустной иронией отвечал Михелуп. — Все уборка да уборка, и нет ей конца. Выставили меня на улицу.
— Ха-ха, известное дело. Вечно они так, ха-ха-ха.
Вечерами Михелуп бродил по улицам. Шатался в гудящей толпе, потерянный, точной муха в молоке. Сам себе он казался одиноким путником, который идет и идет, пока асфальт не сменится бугристой мостовой, а потом вдруг окажется среди фабрик, дровяных складов, светлооштукатуренных новостроек и временных бараков; но продолжает идти по белеющей во тьме дороге; не оглядываясь, продвигается вперед к неизвестной цели; да и зачем ему оглядываться — нет у него дома. Кругом тьма, мокреть, глаза ест липкий снег. Вдали трепещет несколько огней. Доносится хриплый лай собак. Он дойдет до деревни, постучится в первую же дверь. Может, подадут тарелку горячего супа. Михелуп съест суп, смиренно сидя на ступеньках крыльца, поблагодарит именем божьим и побредет дальше. Когда-нибудь найдут его, притулившегося к стене. Должностные лица осмотрят труп и увидят, что это тот самый Михелуп, бухгалтер, проживавший на Карлине. А когда весть о его смерти дойдет до знакомых, сколько она вызовет негодования!
— Как это могло случиться? — будут расспрашивать люди.
— Да знаете, его жена…
— Какой грех она взяла на душу! Ведь он был хороший человек! Ах, как жаль…
— Что теперь поделаешь… Мы с вами беднягу не воскресим…
— Да, да…
Шахматисты почтят его память торжественным собранием. Председатель назовет его имя — и все встанут. Директор Паздерник окажется в затруднительном положении. Где найти такого пунктуального и добросовестного бухгалтера?
— А все она… — бормочет бухгалтер Михелуп. — Она виновата. Все могло быть иначе…
Устав, он вернулся домой. На следующий день сдался и покорно ел за общим столом.
Бабушка прослышала, что в семье бухгалтера не все в порядке, и отправилась на разведку. Но мотоцикл не пустил ее в квартиру. Зато когда прислуга спустилась, чтобы прибрать в ее комнатке, бабушка приступила к допросу. Что случилось? Никто ей ничего не говорит. У каждого от нее тайны. Она сидела, выпрямившись на постели, резко двигала черными бровями и стреляла ядовитыми глазами.
Прислуга ответила, что ничего не знает.
Бабушка возмутилась:
— Вы со мной не откровенны, если бы вы были откровенны, вам было бы гораздо выгоднее. Я бы вас отблагодарила.
Старуха показала сберегательную книжку и сверток ценных бумаг, — все это она прятала под подушкой.
— Я богатая, — бормотала старуха. — У меня есть средства, но тем, верхним, ничего не оставлю. Они морят меня голодом. Я так исхудала, так больна… Все после меня получат чужие люди И в первую очередь — Ленорка, потому что она со мной откровенна. Не забывает старую одинокую родственницу… У меня большое состояние, но молодым ничего не говорите — отнимут.
Медленно и однообразно проходит череда дней, наконец подползла зима; падающий с хмурого неба дождь, перемешавшись с сажей и мокрым снегом под ногами пешеходов и колесами транспорта, превращается в черную жижу. На улицах вырастают ряды лотков, на которых торгуют жареным миндалем, шербетом и рахат-лукумом. Зазывалы наперебой расхваливают свои патенты и изобретения: носки, которые можно превратить в галстук; особые зажимы, заменяющие подтяжки; чудодейственное мыло, смывающее любое пятно; дешевые духи трех сортов; десять листов почтовой бумаги, десять конвертов, карандаш и резинку — все за одну крону; нож для шинковки овощей; клей, которым можно слепить всякий разбитый предмет. Уличный фотограф приглашает в свою палатку; человек в турецкой феске демонстрирует панталоны дамы, весящей двести пятьдесят кило; еще один зазывала орет в мегафон, что-де в его заведении можно увидеть чудеса индийских факиров; на другом лотке вы найдете поучение о преследующих человеческий род болезнях; веселый мужчина представляет своего бородатого друга в тюрбане, который три года изучал тайны оккультных наук в тибетских монастырях; супружеская пара показывает ручного енота и трех белок, вертящихся в колесе; калека выставляет изготовленный из щепочек храм святого Вита; слепой вертит ручку ящичка, в котором танцуют деревянные куклы; попугай вытаскивает «счастье»; а в наполненном водой цилиндрическом сосуде ангелочек поднимается вверх, а черт одновременно опускается ко дну. Силач постелил на тротуаре коврик и показывает свое искусство; бродячий жонглер подбрасывает в воздух разные предметы; двое туристов — юноша и девушка — в сопровождении гармонии поют печальные песни о костре, каноэ и карминовых губках. Наступил праздник щедрого святого Микулаша, витрины полны шоколадных чертей с высунутыми языками.
В тот день бухгалтер получил по почте два печатных листка: один просил о взносе для облегчения судеб незрячих девиц, во втором Общество кучеров и возниц Чехословацкой республики приглашало его принять участие в вечере с веселой программой, который организуется в честь святого Микулаша.
Потом приблизились рождественские праздники, на площадях ставили елки, увешанные асбестовой ватой, бумажными лентами и стеклянными украшениями. В торговых домах, в проездах, в распивочных и ночных заведениях из репродукторов неслись хриплые рождественские колядки, а замерзшие дети бродячих ремесленников ходили по домам и, стоя перед закрытой дверью, в два голоса пели о событии, происшедшем в городе Вифлееме. Нищие и нищенки с младенцами на руках и с толпой грязных худых детишек собирали мзду у входов в кафе и кондитерские. Девушки в брюках, мужчины с рюкзаками и туристскими сумками штурмовали поезда, увозившие их в горы. Улицы, автобусы и трамваи были завалены горами пустых пакетов, украшенных елочными веточками. Перед гастрономическими магазинами были вывешены косули и фазаны со стеклянными глазами, в бочонках плескались откормленные карпы. Город шумел, как река в половодье, на улицах вздымался прибой человеческих толп.
В ту пору бухгалтер обнаружил в почтовом ящике три позолоченные открытки с прикрепленной к ним бумажкой, где чернилами было написано, что кормилец большого семейства, в данный момент безработный, просит о самом скромном воспомошествовании. Кроме того, там было печатное приглашение, призывающее бухгалтера записаться на курсы современных танцев.
Подошел сочельник, пани Михелупова напекла имбирного печенья, поставила на стол яблочный рулет и прянички. Зажгли свечи на маленькой елочке, под которую положили носки, белье и два сборника сказок. Потом съели по тарелке рыбного супа, выпили чаю и стал угрюмо щелкать орехи. Прислуга тоже получила тарелку румяных яблок и орехов, а также отрез на платье. Она поцеловала хозяйке руку, потом ушла на кухню и стала сочинять поздравительное письмо родным, в деревню.
Город замер, нетерпеливые официанты подсчитывали выручку и выпроваживали из кафе последних посетителей. Супруги Михелупы поговорили о старых временах, вспомнили тех, кто умер, и отправились спать. Над городом раззвонились колокола, улицы ожили, под окнами бухгалтер слышал сумятицу веселых голосов, опьяненных пуншем и приведенных в доброе расположение духа чаем с ромом.
Настал Новый год, почтальон вручил Михелупу адресную книгу, трубочист — календарь, на котором был изображен веселый, круглый, розовый печник с залихватскими усами. Оба пожелали много счастья и получили на чай.
Январь, февраль, март… Каждый вечер, сидя на диване, купленном из наследства баронессы Аспас, бухгалтер подолгу размышляет. Мир прояснился, тают кучи снега, собранные снегоочистителем, капельки воды трепещут под лучами помолодевшего солнца, и напевно журчит вода в водосточных трубах.
Михелуп притих и непрерывно размышляет. Притихли и дети, даже непоседа Маня не нарушает царящей в квартире унылой тишины. Прислуга воюет с ушатами грязной воды, с ведерком угля, а пани Михелупова крутится около плиты и приглушенным голосом отдает приказания.
- Предыдущая
- 87/116
- Следующая
