Дом на городской окраине - Полачек Карел - Страница 28

• Предыдущая
• 28/116
• Следующая

Чиновник вышел на террасу и увидел хозяина, который, сидя на корточках, мастерком подхватывал раствор. У чиновника захолонуло сердце. Но вспомнив, как грубо обрушился полицейский на его жену, он попытался собраться с духом. «Надо ему сказать, что я об этом думаю. Воздержусь от резких выражений и не дам спровоцировать себя на повышенный тон. Простые люди нередко ведут себя неправильно и неспособны сдерживаться. Напомню ему, что мы с женой люди образованные, а образованность должно уважать. Но скажу все это ясно, четко, твердо».

Он подошел к полицейскому и поздоровался.

Даже не глянув на жильца, полицейский что-то промычал и рукавом отер пот со лба. Проверил, плотно ли прилегает брусок к бруску, а затем принялся усердно разравнивать раствор.

Чиновник нерешительно переминался с ноги на ногу, потом спросил, как подвигается работа.

Полицейский вдруг отбросил мастерок и поднялся. Строго взглянув чиновнику в глаза, он начал: — Вот, что я вам скажу, пан Сыровы. Я уже по горло сыт всем этим. Меня выводит из себя, когда мои указания не выполняются. Я человек миролюбивый, но не выношу, если мне что-то делают назло. Как говорится, всему есть предел…

Чиновник хотел было что-то сказать, но полицейский не дал ему и рта раскрыть.

— Хозяин дома ничьим рабом не состоит, — продолжал он, — со мной шутки плохи! Я долго молчал, думал, авось наладится. А оно ни с места, и терпение мое лопнуло.

— Позвольте, — возразил чиновник, — но чем же мы провинились? Что вызвало ваше неудовольствие?

— Как?! — повысил голос хозяин дом. — Вы еще спрашиваете! А когда ваша краля высыпает золу прямо во дворе, — я что ли должен убирать за ней? Я к вам не нанимался. Золу следует выгребать в ящик, а потом отдавать мусорщику. Так это делается…

— Я бы вас попросил… — обиделся чиновник, — моя жена никакая не краля.

— Ну пусть пани, — ехидно парировал полицейский, — пусть хоть милостивая пани, фу-ты, ну-ты! Я этого у нее не отнимаю. Но коли она хочет, чтобы я называл ее милостивой пани, пусть изволит соблюдать заведенный мною порядок. Так-то, сударь.

Полицейский отхаркнулся и плюнул.

— Что же до вас, пан Сыровы, — сказал он более миролюбивым тоном, — то против вас я ничего не имею, вы человек смирный. Ради вас я встану хоть среди ночи и буду с вами разговаривать. О вас я самого высокого мнения. Но ведь вы же ничего не знаете, потому как целый день на службе. А тут такое творится! Порой охота бежать без оглядки. Он снова опустился на корточки и принялся за прерванную работу.

Чиновник немного постоял, не зная, что еще сказать, потом предложил хозяину сигарету. Буркнув «Спасибо», полицейский заложил сигарету за ухо и снова взялся за дело, не обращая больше на чиновника никакого внимания.

Жилец ушел, размышляя о результатах своего демарша. Он испытывал некоторое недовольство собой.

«Надо было высказать ему свое мнение более определенно, — думал он. — Надо было сказать ему: пан хозяин, советую вам тщательнее выбирать слова и выражения. Если вы признаете свою вину, мы останемся добрыми друзьями… Но на меня он не сердится. Я со всеми умею ладить».

Полицейский поднялся и направился в сад. Он был так взбудоражен, что не мог продолжать работу. В нем все клокотало от злости.

— И этот мямля будет меня еще поучать! — шипел он. — Почему я ему не выдал? Почему я такой добряк? Пьют мою кровь, а я, как говорится, не мычу, не телюсь, да еще беру от него сигарету. Стыд и срам…

Он шел по дорожкам мимо гряд, под ногами у него хрустел шлак. Полицейский остановился перед кустом роз. Он заметил, что лыко, которым куст был подвязан к колышку, ослабло. На кусте расцвела одна-единственная роза, желтая, роскошная. Полицейский наклонился, понюхал розу, зажмурив глаза.

«Красивая роза расцвела в моем саду, — восторгался он, — а у портного розы совсем захирели. Похоже, нынче у него ни одна цвести не будет». — Но тут он снова помрачнел, вспомнив, что чета Сыровых будет жить в его доме целых четыре года…

Он застонал: «Что мне эти розы, раз я такой осел! Портной Менцль взял под свои каморки тридцать пять тысяч кредита и вдобавок получает квартирную плату. Нет, вы только поглядите на него! Эдакий шибзик, а котелок у него варит дай Боже! Все умеет обернуть себе на пользу. Такому и розы-то ни к чему, лишь бы шестаки в кармане звенели».

Он постоял, давая успокоиться вскипевшей в жилах крови. Затем принял решение и сделал широкий жест правой рукой.

«Грядки жильцов ликвидировать, сад будет только моим! Портной тоже не выделил жильцам гряды, потому как осторожен. Вы не будете отрывать от меня мое кровное. Не будете жировать за мой счет. Быть добреньким я больше не желаю! Хватит! Сад мой, а кому это не нравится, тот может убираться! Вот мое последнее слово!»

Полицейский глянул на молодую яблоньку и увидел, что плод увеличился в размерах и округлился.

— Расти, расти, яблоко, — нежно сказал он, — ты мое, только я могу тебя съесть. Сад тоже мой, и дом тоже. И все, что тут находится, подчинено моей воле…

Жене чиновник сказал: — Я с ним переговорил. Высказал ему все, что надо.

— Что же он ответил, — спросила жена.

— Что ответил? А что он может ответить? Он понимает, что неправ. Думаю, это было просто недоразумение.

— Недоразумение… — раздраженно сказала жена. — Ничего себе недоразумение! Орал на меня так, точно я какая-нибудь… Ты сказал ему, что он не смеет обращаться ко мне «Эй, вы»?

— Все в порядке, — уклончиво ответил чиновник. — Он только настаивал, чтобы ты не высыпала золу во дворе. Золу, говорит, нужно высыпать на телегу мусорщика. Хозяину претит любой беспорядок.

— Да как же так! — возмутилась жена. — Ведь когда мы сюда только переехали, он сам сказал: — Милостивая пани, не трудитесь таскать золу через улицу. Не стесняйтесь, высыпайте ее прямо во дворе. Я потом уберу… — Тогда через улицу было не перейти, из-за глины, которая там лежала грудами. А теперь он хамит…

— Теперь снова все будет хорошо, — успокаивал ее чиновник, — мало ли что бывает. Мы должны друг другу уступать. Мир в доме это главное.

— Ты же меня знаешь, — сказала жена, — я не из тех, кто затевает скандалы. Но никто не в праве на меня кричать.

Она пошла в ванную комнату и вернулась с плетеной корзиной.

— Схожу за бельем. Мне его катали у лавочника, — сказала она, — а ты оставайся дома и будь начеку.

Сказав это, она вышла за дверь. Чиновник подошел к окну и принялся задумчиво выстукивать по стеклу какой-то марш.

Выдалась темная ночь, тихая и душная, какие бывают в конце июля. Нависшие над горизонтом рваные облака поглотили серп луны. Все спало, одни лишь кошки беспокойно блуждали по крышам, издавая пронзительные вопли. Собаки вторили им протяжным, заунывным воем. Из пивной «На уголке» доносились грохот оркестриона и пьяные голоса — накануне был день получки. Временами вдоль вереницы домов плелся на полусогнутых какой-нибудь запоздалый прохожий. Он размахивал руками и что-то бессвязно бормотал себе под нос.

И лишь в саду возле дома полицейского трудился человек. Он копал, орудуя лопатой, а затем старательно утаптывал землю. Закончив работу, он спустился в подвал и запер там инвентарь. Потом нахлобучил фуражку, надел френч и произнес: — Так! — Он сбежал по лестнице и исчез.

Утром пани Сырова вышла в сад, чтобы снабдиться свежими овощами для готовки. Каково же было ее изумление, когда она увидала, что грядки ее полностью разорены. Выдернутые овощи валялись на дорожке. Анютины глазки, гвоздики и резеда увяли, втоптанные в землю. Только кусты смородины и крыжовника остались нетронутыми. Вскрикнув от изумления, пани Сырова позвала мужа. Беспомощно взирали они на эту картину опустошения.

— Вот оно… — сокрушенно вымолвила пани Сырова.

— Кто это мог сделать? — вслух размышлял удрученный чиновник.

• Предыдущая
• 28/116
• Следующая