Дом на городской окраине - Полачек Карел - Страница 101
- Предыдущая
- 101/116
- Следующая
Он снова накинулся на очкастого гимназиста и стал его трясти.
— Ты хочешь моей погибели, да? Хочешь довести меня до могилы? Говори же!
— Не хочу… — всхлипывал несчастный гимназист.
— Не ври, хочешь! Мерзавец! После каникул поступишь в ученье. Сейчас же начну подыскивать для тебя место в магазине. Не позволю сидеть на своей шее! Тружусь, стараюсь, ничего себе не позволяю, чтобы дать им образование, и вот вам благодарность! Убирайся вон из дома! Чтобы следа от тебя не осталось!
Взрыв сменился элегическим, слезливым настроением.
— Посмотрите на меня, какие беды сыплются на мою голову… — вздыхал Михелуп, — неужели нет в вас капельки сочувствия, зачем вы заставляете меня так страдать? Я для вас никто. Я самый последний человек. Я нужен только, чтобы вас кормить и одевать. Ладно, будь по-вашему. Я не заслуживаю уважения. Лучше всего мне уйти из этого дома. Что уж со мной считаться? Такому человеку и положено сдохнуть на мусорной свалке. Так нате же! Чего вы хотели, того добились. Я больше не буду вам мешать.
Эти жалобные слова падали на голову несчастного гимназиста, как удары бича.
— Папочка! — стонал он. — Я буду стараться… увидишь, я исправлюсь… только, пожалуйста, не страдай так!..
Но Михелуп его не слушал. В нем проснулся талант трагического актера. Он наслаждался ролью удрученного отца. Говорил надломленным, слабым голосом, как человек, оканчивающий свой жизненный путь и готовящийся навеки закрыть глаза.
— Куда ни глянь, везде родители ненарадуются на своих детей… У всех моих знакомых удачные дети, которые знают, что обязаны благодарить и чтить отца и мать. Взять хоть Кафку. Кто такой Кафка? Никто. Кто-нибудь знает пана Кафку? Обыкновенный коммивояжер, который рад, если ему дадут заработать крейцер. И что же: его сын учится с отличием. Приносит великолепный табель. Каждый удивляется. Каждый может взять с него пример. Зденек Кафка — вот это гимназист! У него есть цель, и он идет прямиком к ней… А кто такой сын бухгалтера Михелупа? И не спрашивайте. Он не заслуживает вашего внимания! Прошу вас, лучше поговорим о чем-нибудь другом. Всюду бывают неприятности. В любой семье можно найти неудавшихся детей, это доказано наукой. Я тут не виноват. Покупаю учебники, плачу репетитору, чтобы тот с ним занимался, что я еще могу сделать? Большего он требовать не может…
Но во время обеда бухгалтер, отложив в сторону маску трагического актера, превратился в сатирика.
— Мамочка, — спросил он с язвительной иронией, — кто сидит с нами за столом? Ты не знаешь этого господина? Думаешь, это твой сын Иржи Михелуп, гимназист? Ошибаешься, мамочка, очень ошибаешься! Это крупный ученый. Светило науки! Ты должна знать, с кем имеешь дело. Он ночи напролет проводит за книгами и потому все знает. Когда чего-нибудь не знают педагоги, они спрашивают у него. Мамочка, добавь ему жаркого, пусть подкрепится, ведь труд ученого так изнурителен…
Бедняга низко склоняется над тарелкой, и слезы капают ему в суп. Он не осмеливается поднять голову, чтобы не встретиться взглядом с Маней. Знает, что та корчит смешные гримасы. Он бы не удержался от смеха, и тогда разразился бы настоящий скандал.
Отец все ведет свои ядовитые речи, а гимназист глотает соленые слезы.
Мать взяла его под защиту.
— Довольно, папочка, оставь уж его в покое, — обратилась она к бухгалтеру, — он получил свое и теперь, я уверена, исправится. Будет стараться, увидишь.
Михелуп отодвинул тарелку, встал из-за стола и с нарочитым смирением произнес:
— Я не достоин сидеть за одним столом с ученым. Как-то неловко, ведь я скромный, необразованный человек…
На следующий день он отправился в гимназию, чтобы расспросить о сыне. Должно же выясниться, отчего мальчик неожиданно стал так плохо учиться. Михелуп уже не горячился, злость прошла, ее сменили трезвые рассуждения.
«Это не могло произойти само собой, — думал он. — Ведь мальчик как пришитый сидит над книгами, все время учит уроки. Это большой труженик. Если бы такое случилось с Маней, я бы не удивился. Девочка себя ученьем не обременяет. Но при этом учится примерно. Хорошая голова. Будь у Иржи-ка хоть половина ее способностей, все было бы в порядке…»
Педагог — еще молодой человек, по которому сразу видно, что совсем недавно он бегал по частным урокам и ложился спать натощак. Но в его голосе уже слышится нечто блеющее, педантичное, а в словах — холод и уничижение.
— Михелуп Иржи, третий Б, — говорит учитель, заглянув в записную книжку. — Так вот, ваш сын, пан Михелуп, в последнее время весьма сдал и перешел в ряды худших учеников. Не только я, но и остальные члены педагогического коллектива жалуются на него. Он невнимательно слушает объяснения. Когда его ни вызовут, сразу видно, что он словно бы совершенно отсутствовал. Советую вам, пан Михелуп, взять его из гимназии. Для него же будет лучше, если он займется чем-либо практическим.
Педагог возвышался над Михелупом и говорил сдержанно, постукивая по столу карандашом. Бухгалтер точно уменьшился в росте, лицо его приняло покорное выражение, он почувствовал, что колени у него дрожат.
— Но он все время учит уроки, пан учитель… Можете мне поверить… Я вижу, как он корпит над книжками… Я бы нижайше просил, пан учитель, еще раз его вытащить… то есть вызвать, чтобы он мог исправить отметку…
Преподаватель его перебил.
— Ваш сын, пан Михелуп, та паршивая овца, которую нужно удалить из моего стада. Он мешает товарищам и плохо себя ведет. Как-то я отобрал у него приключенческий роман, который он читал под партой. Я вообще наблюдаю, что он больше, чем науками, интересуется спортом, особенно автомобильным. Пожалуйста, пусть становится шофером или гонщиком, если имеет к этому склонность. Так он тоже может стать полезным членом общества. Но нам такой ученик не нужен…
— Чтобы мой сын проявлял интерес к спорту? — удивился бухгалтер. — Впервые слышу…
— Право же, будет лучше, пан Михелуп, если вы возьмете мальчика из гимназии, — повторил педагог. — Не обязательно каждому учиться. Кто хочет поступить в высшую школу, должен быть прекрасно вооружен знаниями. Я строгий учитель и никому ничего не спускаю. Классы у нас переполнены, так что их не мешает просеять…
Михелуп настоятельно упрашивал дать сыну возможность исправить отметки, обещал строго с ним поговорить; он уверен — мальчик послушается.
В конце концов педагог несколько смягчился, но, отпуская бухгалтера, спросил:
— Ваш сын освобожден от платы за обучение?
Бухгалтер подтвердил.
Педагог поднял карандаш.
— Смотрите, — сказал он, — так недолго и лишиться этой льготы.
«Так недолго и лишиться этой льготы…» Что происходит? Как мог Иржик неожиданно оказаться среди последних учеников в классе? Бухгалтер не может этого понять. Разумеется, его сын никогда не был среди первых, но мальчик был старателен и честолюбив. Классный наставник говаривал: «Я отдаю предпочтение менее способным, но прилежным перед способными, но разгильдяями, которые из своеволия и врожденной живости не подчиняются дисциплине, внося в ученическую среду беспорядок». Учителям нравился гимназист Михелуп, который сидел неподвижно и внимательно слушал объяснения. Его ставили в пример остальным и сулили прекрасное будущее. А теперь называют паршивой овцой и грозят выгнать из стада.
«Если он лишится освобождения от платы, эту сумму я припишу за счет мотоцикла. Потому что с тех пор, как машина вошла в нашу семью, Иржи начал пренебрегать учением, а теперь и вовсе может остаться на второй год. Во всем виноват мотоцикл! Он принес в мой дом горе и потребовал невероятных трат. Испортил мою жизнь и еще доведет меня до гибели».
Михелуп берет тетрадь, в которой цифрами обозначена биография машины. Столбец достиг головокружительной высоты. Здесь и суммы, запечатлевшие насмешки и позор, за которые бухгалтер не получил никакого вознаграждения, никаких удовольствий. Плата цыганке за дурацкое пророчество. Штраф за нарушение уличных правил. Чаевые всяким паразитам. Неслыханные счета трактирщика за прожорливых шофера и бабушку. Как много расходов, как много страданий, и так мало радостей и удовольствий! Баланс пассивный. Мотоцикл — это железная корова, ненасытное, лакающее все подряд создание.
- Предыдущая
- 101/116
- Следующая
