Макроскоп (др. перевод) - Пирс Энтони - Страница 9

• Предыдущая
• 9/124
• Следующая

— Я думал, ты не спросишь. За кадром находится зеркально отражающая скала — типичное геологическое обнажение коры планеты Холта.

— Так что подсознание обмануло меня. А как много подобных планет вы нашли?

— Земного типа? К настоящему моменту около тысячи.

— Так ты же говорил, что вы не можете обнаружить планету…

— Конкретные планеты — не можем. Но если есть удача и хороший метод, кое-что удается. Это только малая толика того, что можно наблюдать, и мы несомненно упускали многие планеты, даже ближние. Но законы вероятности диктуют свои условия в подобных исследованиях. Наша тысяча планет — это случайная выборка из миллиарда, никак не меньше.

— И на всех есть деревья и животные?

— Ну что ты. Я показал тебе самые интересные. Менее двухсот вообще не имеют жизни, по крайней мере той, что мы можем обнаружить, но на сорока одной есть сухопутные животные. Различия в основном в размерах. Я могу показать тебе чудовищ…

— Как-нибудь в другой раз. Я обожаю чудовищ, я чувствую к ним личную привязанность, потому что они всегда отрицательные персонажи в фантастических фильмах. Я могу с ними играть хоть целый день. А теперь о главном: вы нашли разум?

— Да. Смотри. — Брад изменил изображение.

На экране появился гигантский улей.

Гора на картинке была вся изрыта тоннелями, частично или полностью наполненными водой. Странные создания, похожие на тюленей, плескались, ныряли, пробираясь по лабиринту каналов, исчезая и появляясь так быстро, что Иво не был уверен, что он видит одно и то же существо дважды.

— Это планета Санга, расстояние десять тысяч световых лет. Мы ее интенсивно изучали последние несколько месяцев, и результаты весьма неутешительные. Эти существа вызывают беспокойство.

По экрану перемещалось изображение планеты — море и пустыня, часто встречались горы, обжитые и густо заселенные этими земноводными существами.

Иво припомнил лежбища моржей, фотографии которых он видел когда-то.

Растительности не было никакой. Иво недоумевал, чем же питаются жители планеты Санга.

— Это что, разум? Пока я не увидел ничего тревожного, даже впечатляющего. Просто общество по типу муравейника и очень мало пастбищ. Они точно не попытаются сбросить бомбу на Землю? — он попытался скрыть за насмешкой нарастающую волну ужаса, которая охватывала его. Это были настоящие внеземные творения, и один только факт их существования ошеломлял.

— Вряд ли они думают о Земле. Не забывай, мы далеко в будущем для них. Не сомневаюсь, что сейчас они все вымерли.

Экран заполнило изображение отдельного канала.

При ближайшем рассмотрении аборигены выглядели совсем не так, как тюлени или котики.

Рыбообразное тело, внешне неуклюжее, с боков торчали то ли плавники, то ли ласты, а сзади вырост, похожий на хобот.

Сверху на туловище насажены два лягушачьих глаза, которые смотрели назад.

Вырост, по-видимому, выполнял хватательные функции, как хобот у слона.

— Они ближе всего к цивилизации из того, что вы обнаружили? Твари, которые живут в многоэтажных бобровых домиках и плещутся в лужах?

— Ты недооцениваешь их, Иво. Это технологически развитая цивилизация. Далеко впереди нас. У них уже сто лет известен макроскоп.

Иво присмотрелся, но увидел только что-то вроде жилища, несколько жирных существ развалились в воде, несомненно, вонючей. Одно из них выбросило из хобота струю жидкости и заскользило вперед, или может быть назад, под действием реактивной силы.

— Я хочу услышать более основательную аргументацию. Может, я чего-то не понимаю?

— Я прочитаю тебе лекцию по их палеонтологии. Мы осматривали их библиотеки, музеи, спальни — да-да, все это у них есть, хотя не такое как у нас, и мы скопировали несколько учебных фильмов. Мы их еще не озвучили — сейчас это делается — но я буду комментировать по ходу. — Он переключил изображение. — Итак, история пробоскоидов^[14], сокращенно пробов, планеты Санга.

Иво позабыл обо всем, слушая рассказ и глядя на экран. Перед ним предстала планета Санга миллионы лет назад: могучие леса папоротников на суше, скопления губок в океане. Из богатой пищей воды вышли на сушу пресмыкающиеся, похожие на земных двоякодышащих рыб, вдыхая влажный воздух плотной атмосферы. Они откладывали яйца на суше, но хищники пожирали почти все, пока под лучами солнца созревал плод, и естественный отбор привел к тому, что потомки их уже вынашивали плод в теле: живорождение. Но даже после этого крохотные новорожденные были весьма уязвимы, и эволюция остановилась на компромиссе — плацентарная амфибия., Эти животные составили генофонд вида, который завладел всей планетой через сорок миллионов лет.

Примитивный пробоскоид не производил сильного впечатления. Их стада плавали в мелких морях, выбрасывая воду из хобота, неуклюже взбирались на берег, орудуя ластами. В них был страх, их глаза все время были обращены в сторону опасности, а не в будущее.

Они умирали либо в зубах хищника, либо просто в панике, глупо разбивались о скалы.

Но они достигли успехов, совершенствуя способ передвижения, направление извержения воды можно было легко изменить поворотом хобота, а у некоторых подвидов к этой струе добавлялось зловонное вещество, отпугивающее хищника. Нюх обострился: они всегда ждали нападения.

Один вид перебрался в скалистую зону прилива, — место, в котором не могло жить ни одно другое существо. Моря изменялись во время прилива, а прилив, вызванный действием двух лун, имел коварный нрав. Огромные круглые скалы перекатывались, давя все на своем пути, прорывая канавы в песке отмелей и океанском дне, затем, со сменой течений, перемещались в новый район. То было гиблое место как для сухопутной, так и для морской фауны.

Те пробы стали совершенными амфибиями, так как их дыхательный аппарат был приспособлен как к воде, так и к воздуху. Они научились ориентироваться в течениях, предугадывать приливы и спасаться от опасности, переползая из канала в канал. Когда большие морские хищники осмеливались забираться на отмели, пробы отводили нужные течения, так что враг был либо изолирован в ловушке, либо оказывался на суше. Если же вторгался сухопутный зверь, его тоже можно было заманить в природную западню. Все еще боязливые пробы познали вкус мяса.

Затем суша поднялась, и отмели отступили. Это было катастрофой для пробов; выжили немногие, так они не были в состоянии конкурировать с сухопутными или морскими животными в их родных средах. Но один вид, самый способный, смог соорудить себе дом, там где его не создала природа. Они не могли быстро бегать или плавать, либо летать, им пришлось рыть своими конечностями каналы на берегах морей и подводить к ним воду. Для хищников были прорыты лабиринты. Тот, кто входил в лабиринт, в конце концов оказывался в тупике, либо в узком проходе, и на него сыпались камни, или летели копья из поперечных ходов.

Позднее камни и копья были приспособлены для строительства и началась эра инструментов и оружия. Хоботообразный вырост, уже не столь необходимый для передвижения, стал чем-то вроде руки, плавники, больше не нужные для плавания, превратились в мощные лопаты. Увеличился мозг. Требовалось средство для общения высокого уровня. Воздух, вибрирующий в хоботе, создавал гудящий звук, что и составило основу речи.

А лабиринт через несколько тысяч лет превратился в подобие города.

Суша опять поднялась, и город был разрушен, такая же участь постигла места обитания многих других животных. Пробы отстроили свой город, а менее способные и гибкие животные вымерли. Пробы почти утратили былую робость, а мясо им нравилось все больше.

Население увеличивалось, и новые жители требовали еще больше еды и пространства. Чтобы облегчить ситуацию в городе, были организованы первые колонии. Не совсем ясно, как происходило разделение труда, но в каждом селении имелся полный штат строителей, охотников, вскармливателей. Первая колония была основана в нескольких сотнях миль от города. Следующая — дальше. В конце концов все берега планеты были усеяны городами-лабиринтами.

• Предыдущая
• 9/124
• Следующая