XXI век не той эры (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна - Страница 42

• Предыдущая
• 42/87
• Следующая

Но всё это уже не имело смысла. Потому что обратный отсчёт дошёл до нуля.

Симаргл утверждал (так, собственно, думали все уроженцы Ирия), что нашедший свою предопределённость абсолют находил счастье. Может быть, эта мысль была ошибочна изначально: ведь счастье тоже у каждого своё, и для тех, кто именовал себя богами, высшей бедой было незнание собственной судьбы. А, может быть, сын Тора был тем самым пресловутым исключением, подтверждающим правило. Но факт оставался фактом: он совсем не чувствовал себя счастливым.

Ему было больно. Самым примитивным образом, физически; так больно, как не бывало никогда прежде. В этой боли таяла, медленно уплывая, реальность, и он уже совершенно ничего не видел и не слышал вокруг. Во всепоглощающем огне агонии растворялась сама его жизнь.

Но даже на фоне этого местного светопреставления, в грохоте судорожно колотящегося в висках пульса, сознание никак не желало его оставлять. И норманн чувствовал: всё это прекратится только со смертью. Такой близкой сейчас и такой привычно беспощадной.

Он умирал, исполняя своё предназначение, и не чувствовал никакого удовлетворения от такого исхода. Более того, ему совершенно не хотелось умирать, а вместо умиротворённого спокойствия душу чёрного трибуна грызло чувство вины и стыда.

Ульвар сын Тора очень редко давал кому-то обещания. Действительно, редко. Но если давал, то всегда выполнял. Эта установка очень крепко сидела внутри каждого абсолюта; она тоже была унаследована от неспособных на ложь богов.

Он опрометчиво поклялся пугливой девочке из прошлого вернуться за ней, но, кажется, слово своё сдержать уже не мог. И это упрямое чувство вины было единственным, что не спешило растворяться в мучительной боли. Нельзя сказать, что оно поддерживало трибуна Наказателя на краю; скорее, добавляло к мукам физическим щепоть перца в виде моральных терзаний. Но ничто не длится вечно, и сын Тора в конце концов сдался на милость победителя — чёрного беспросветного ничто.

Как бы то ни было, чёрный трибун исполнил свой долг. Циаматы усилили меры безопасности и патрули; они решили, что попытка диверсии не удалась. Но было поздно, потому что «птички» уже упорхнули.

Тем временем «Гамаюн» прорывался к Ирию. Неся потери, через активное сопротивление обороняющихся, упорно и методично. Во втором легионе хороши были не только десантники; и пилоты, и стрелки здесь были лучшими из лучших.

Но когда легион завяз в противостоянии, стянув к себе основные силы со всей системы, плотно забившись в окружение, по проторенному пути пришло подкрепление: четыре отборных когорты первого легиона ударили в тыл не успевших развернуться войск защитников.

Потом, когда неожиданное явление подкрепления внесло сумятицу в ряды защитников (легионы действовали сообща редко: их было слишком мало, чтобы распылять силы), была разыграна и главная козырная карта. Почти одновременно на поверхности Ирия прозвучало несколько взрывов, и времени собраться с силами у защитников уже не было. Оставшиеся в живых крейсера вышли на орбиту, и вниз крупным тяжёлым снегом хлынула «Белая чума».

Это было ещё одно из замечательных свойств титанидовой брони: космодесантники падали на поверхность планеты в своих собственных доспехах из самых глубин стратосферы, почти из так называемой «стратопаузы». Уничтожить разрозненные крошечные цели было гораздо сложнее, нежели крупные капсулы, несущие на борту большое количество людей.

Но деморализованные молчанием командования силы планетарной обороны уже не могли оказать существенного согласованного противодействия, и в тот момент бой был выигран. Несмотря на яростное сопротивление частей циаматов и присланного подкрепления рияров; разом обезглавленная армия была обречена.

Время тянулось мучительно медленно. В отсутствие солнца было сложно отмечать смену дня и ночи, поэтому я очень быстро потеряла счёт дням.

Несколько раз я порывалась пойти на разведку, рассмотреть повнимательней это здание, но каждый раз замирала на пороге. Из всех коридоров на меня смотрела непроглядная темнота, и стоило представить, что я вновь окажусь совсем одна в хитросплетении незнакомых проходов, слепая и беззащитная, как меня охватывал панический ужас. Нет, может быть, если бы это был единственный шанс на выживание, я бы рискнула, и наступила на горло своим страхам. Но пока у меня была еда и вода, а ещё — надежда выбраться отсюда.

В итоге единственным средством борьбы со скукой для меня стал бассейн. Благо, плечо моё чудесным образом совершенно зажило и уже не беспокоило. Я не знала, для чего этот водный резервуар предназначался изначально, как не знала, где, собственно, нахожусь; но он здорово выручал. Я всегда любила плавать, и умела это делать довольно неплохо, а сейчас у меня появилось ощущение, что такими темпами я скоро обзаведусь жабрами. Или склею ласты.

Ещё мелочно радовало наличие «удобств»; в этом качестве подошёл небольшой ручеёк, в который собиралась выплеснувшаяся из фонтана вода, убегавший в небольшую дыру в полу. В сложившихся обстоятельствах я была готова спокойно пережить и традиционные женские «неприятности», но, похоже, одно из пророчеств инопланетного бога всё-таки сбылось.

Несколько раз на границе восприятия мелькал собакоголовый абориген, но навязываться мне не пытался. Видимо, просто проверял, не попыталась ли я свести счёты с жизнью. И эта его ненавязчивость очень радовала. С каждой прожитой минутой, прошедшей с момента ухода Ульвара сына Тора, моё отвращение и неприязнь к этим «богам» только росли.

Какое-то время продолжалось это отупляющее существование. Я плавала до тех пор, пока не могла уже шевельнуть рукой, вылезала на берег и лежала на полу, пытаясь заснуть. Пела всё, что взбредало в голову, говорила сама с собой, пыталась сочинять стихи, чтобы тут же их забыть. Один раз попыталась играть сама с собой в города, но только расстроилась, вспомнив, что ни одного из этих городов на карте мира больше нет.

Удивительно, но я не могла даже заплакать или разозлиться. Мне просто было скучно и противно, как в театре на неинтересной премьере. Вроде и смотреть тошно, и уходить невежливо.

Закончилось всё в тот момент, когда я, вылезая из бассейна, уткнулась взглядом в ботинки хорошо знакомой белой брони. Но обрадоваться не успела: стремительно подняв взгляд, обнаружила совершенно незнакомое смуглое лицо молодого черноволосого мужчины.

— Здравствуйте, Ольга; вас ведь, кажется, так зовут? — с мягкой улыбкой поздоровался он. — А я пришёл за вами. Пока идут бои, но уже ясно, что мы победили. И меня попросили о вас позаботиться.

— Здравствуйте, — согласно кивнула я. Цеплялась за бортик и снизу вверх разглядывала незнакомца, не спеша выбираться из воды. — Кто попросил? — с надеждой уточнила я.

— Высшие силы, — белозубо улыбнулся он. — Пойдёмте, неужели вам не надоело тут за столько времени?

— А где кириос чёрный трибун? — к месту вспомнила формулу вежливости я. Почему-то показалось неуместным спрашивать о полубоге по имени. Равно как и рассказывать всем подряд о причинах и последствиях исчезновения моего страха перед этим человеком.

— Сын Тора пропал без вести, — спокойно ответил темноволосый. — Скорее всего, он погиб, — с той же невозмутимой прямолинейностью продолжил он. — Но это достойная смерть, особенно для норманна; они верят, что смерть в бою наиболее почётна. Пойдёмте, Ольга, вам не следует больше здесь задерживаться, — и он, присев на корточки, протянул мне руку. Опомнившись, я приняла помощь, и на мгновение почувствовала себя морковкой: в сравнительно невысоком брюнете оказалось неожиданно много силы. Как только плечо мне повторно не выдернул, удивительно.

• Предыдущая
• 42/87
• Следующая