Ровесники. Герой асфальта (СИ) - Курносова Елена - Страница 57
- Предыдущая
- 57/134
- Следующая
- Да, Татьяна Евгеньевна?
- Я к тебе в первую очередь обращаюсь. От тебя зависит мир и покой в школе.
- А что я?
Вадим всё ещё пытался вести себя несерьёзно, однако Воронина уже оставила шутливый тон.
- Труби отбой. Больше никаких боевых действий. Во-первых, я директору пообещала, что ты больше не будешь себя плохо вести. А во-вторых, на новогоднем спектакле вы все будете мне нужны целые и невредимые. Без этих живописных украшений на лицах.
- Действительно, Вадь! – Подхватила Ирина Павловна. – Твою бы энергию – да в мирных целях! Займись стоящим делом, а? Всем будет хорошо и тебе – в первую очередь.
Помнится, вчера вечером я думала о чем-то похожем. Заняться стоящим делом, оставить эту глупую войнушку. Это было бы просто здорово. Если бы только Вадим взялся, наконец, за ум. Сейчас он выглядел послушным, милым мальчиком. Однако у меня были все основания опасаться подобного затишья – оно вполне могло быть показным. И вообще, вряд ли Канарейка сможет отказаться от войны. Для него это слишком весело и увлекательно. Что ж, пусть делает что хочет. Я лично в этом идиотизме больше не участвую. С меня хватит.
В тёплой, дружеской обстановке прошло чаепитие. Разговаривая с Ворониной и Овсянниковой, мы даже не заметили, как пролетело время. Меня поражала одна вещь: полностью отличающиеся друг от друга, эти две женщины в то же время как бы дополняли собой один целый образ – законченный и такой яркий, что, понаблюдав за ними со стороны, представить их по отдельности становилось невозможно.
Татьяна Евгеньевна улыбалась мягкой, материнской улыбкой, глядя на нас как на родных своих детей, говорила медленно и вдумчиво – от всего её облика веяло домашним уютом. Ирина Павловна на фоне Ворониной казалась совсем девчонкой – насколько спокойна и ласкова была её коллега, настолько она сама являла пример неисчерпаемого юмора и оптимизма. Обе они, как я уже успела выяснить, имели специальное образование по части обустройства детского досуга, только Воронина в свое время училась в Нижнем Новгороде, а Овсянникова – аж во Владивостоке. Трудно вообразить, каким судьбами занесло их в этот скромный военный городок под Москвой, но то, что работу свою они обожали, было видно невооружённым глазом. Татьяна Евгеньевна вела в школе курсы театрального актёрского мастерства и пластику, Ирина Павловна отвечала за художественные танцы и музыкальную постановку, а в общем целом две эти милые, обаятельные женщины делали одно дело, которое, надо заметить, было нужным и полезным для коллектива хотя бы уже тем, что давало детям возможность проявить свои таланты. Как вот, например, в случае с Вадимом Канаренко. Где бы ещё он мог так раскрыться и выложиться в полной мере?
Я уже давно заметила, что и Воронина, и Овсянникова обе без ума от своего лучшего ученика. Без ума, хочу подчеркнуть, в самом хорошем, чистом смысле этого слова, и опять же, каждая выражала свои чувства по разному: Татьяна Евгеньевна всё той же материнской опекой и покровительством, Ирина Павловна – постоянными шутками. Во время нашей дружеской беседы она то и дело периодически тискала Канарейку за щёки, всякий раз смеясь и от души умиляясь их детской нежности.
Всем было хорошо. Мне не хотелось уходить из этого гостеприимного кабинета, тем более что я знала – впереди будут выходные, которые мне суждено провести дома. Но время неумолимо шло, остановить его не был властен даже наш всемогущий, гениальный Вадим. Он, в принципе, и так уже пообещал нам с Виталиком сделать всё возможное для того, чтобы сменить мамин гнев на милость. Виталик сомневался в успешном исходе затеи друга и от того сильно переживал. Сегодня, к тому же, сопровождать нас по дороге из школы Вадим не собирался. Сразу же после чаепития он встретил в коридоре какую-то пышноволосую модницу в короткой юбке и, даже не прощаясь, на наших глазах ушёл с ней рука об руку в неизвестном направлении.
- Это кто такая? – Я озадаченно смотрела вслед удаляющейся от нас парочке. – Что-то не припомню…
- Оксанка Ледовская из одиннадцатого «А». – Пояснил Виталик. – Та ещё потаскушка.
- Он, по-моему, только с потаскушками и гуляет. – Заметила я, чувствуя почему-то странное покалывание в груди. Виталик взглянул на меня недоумённо:
- Естественно. Разве может быть по-другому?
- Не знаю. Обидно просто. Он мог бы одну какую-нибудь девушку счастливой сделать на всю жизнь.
Меня, кажется, занесло. Виталик тоже понял, что я сморозила глупость, усмехнулся:
- Зачем? Вадька в состоянии всех сразу осчастливить. Это же куда милосерднее по отношению к слабому полу. Любил бы он только одну – остальные страдали бы от неразделённых чувств. А так – все счастливы.
- Не знаю, какая девушка может быть счастлива, зная, что помимо неё, объект её любви успевает и с другими вести себя так же. Меня бы лично это не устроило.
- Ну, ты – это ты. – Виталик посмотрел на меня с нежностью. – Поэтому я тебя и люблю. Ты ведь не повесишься на Вадьку как все остальные девчонки, правда?
Хороший вопрос…Только лучше бы Виталик его на задавал. Во всяком случае, если бы меня в данный момент проверяли на детекторе лжи, я бы, скорее всего, завалилась с позором. Нет, определённо, вешаться на Вадима в прямом смысле я бы ни за что не стала. Но…Если бы он вдруг стал настойчивым? Сумела бы я тогда сохранять спартанское спокойствие?.. Нет, в этом я вовсе не была уверена. Вот в чём весь ужас! На моё счастье Канарейка ещё не пытался меня соблазнить. Хотя, если разобраться…Он лично никого сам и не соблазняет. Это делает его внешность, его живой ум и острый язык…Он ни за кем не ухаживает, потому что в этом нет необходимости. Поэтому и девушки у него такие. Сами штабелями падают…Маринка Фадеева, Оксана Ледовская…Кто ещё? Стоп, а я ведь, кажется, и там, в Звёздном Городке что-то слышала, когда стояла в темноте…
- Слушай, помнишь ту девчонку, что на коленях у парня сидела, когда мы в Звёздный пришли? Она что, тоже с Вадимом спала?
- Анжелка? – Виталик рассмеялся. – Ещё бы! Она у Вадьки первой как раз была. Она его всему научила. Это же первая звёздновская нимфетка, у неё, говорят, хроническое бешенство одного места.
- Серьёзно? А кто говорит?
- Да тот же Вадька. Говорит, самая опытная секс-бомба из всех, что у него были.
- Представляю…И не жалко ему было по своей воле с ней отношения прекращать?
- Если честно – жалко. Он сам не раз говорил. Анжелка, по его словам, одна пятерых стоит.
- И все-таки даже ради неё он не хочет войну прекращать?
- Ксюш, я думал, что ты давно уже поняла: Вадька никогда ничего не делает ради девчонок. У него их слишком много и совершать для них какие-то благородные поступки – не в его духе.
Мне опять стало грустно и обидно.
- Это потому что он никого ещё не любил по-настоящему.
Как ни странно, Виталик уловил моё настроение:
- Тебя это расстраивает?
- Конечно. – Не стала я отрицать. – Плохо, когда человек только пользуется чувствами других людей, ничего не отдавая взамен.
Развивая свою мысль, я невольно ужасалась. О ком я сейчас говорила? О Канарейке? Или о себе? Вот идиотка…Испереживалась вся… Вадим, видите ли, только позволяет себя любить. А ты, Ксюшенька, лучше что ли? Разве ты не лицемеришь, изображая из себя Джульетту?
- Ксюш, это всё ерунда. В пятнадцать лет ещё можно так смотреть на вещи.
Ну вот и славненько…Оправдывая своего друга, Виталик, сам того не ведая, заодно оправдал и меня, так что совесть свою я вполне могла успокоить.
По улице мы брели медленно. И не брели даже, а скорее ползли как сбившиеся с пути черепахи. Как не хотелось домой! Почему время несётся галопом, и жизнь летит кувырком?
- Как ты думаешь, в воскресенье Вадька будет нормально выглядеть? – Виталик шагал, угрюмо разглядывая дорогу. Спасая уши от холодного ветра, я накинула на голову капюшон.
- Не знаю. А что?
- Как – что? Если бы к воскресенью синяки прошли, он мог бы сразу идти к твоей маме.
- Предыдущая
- 57/134
- Следующая
