Химера - Хадспет Э. Б. - Страница 13
- Предыдущая
- 13/29
- Следующая
Июнь 1898 года
Дорогой друг Бернард!
Пишу тебе в надежде, что у тебя все хорошо. В последний раз я писал тебе очень давно. Смею тебя уверить, что я был очень занят. В настоящее время я мало что могу тебе сказать, поскольку ни проделанная работа, ни то, чем я нынче занимаюсь, не может быть описано в столь кратком послании.
Я могу лишь сказать, что хочу попросить у тебя прощения. Я не хотел внушать тебе тревогу или заставлять беспокоиться из-за моих нетрадиционных профессиональных интересов. Я пережил много трагедий. У моей возлюбленной Элизы все хорошо. Кажется, она справляется.
Я собираюсь предпринять путешествие, которое может оказаться весьма продолжительным.
Август 1900 года
Бернард!
Я должен выразить тебе свою благодарность, понимая, что твои дурные предчувствия относительно моей верной гибели могут свидетельствовать лишь о твоей любви и искренней заботе о моем благополучии. У меня было время досконально обдумать все, в чем ты меня наставлял столько лет назад, насчет того, чего следует остерегаться, продолжая свои исследования. Полагаю, что я перед тобой в долгу, и хочу тебя поблагодарить, хотя не стану скрывать того, что я предпочел бы, чтобы во всем, что касается опасностей и мрачных предчувствий, ты оказался не мудрецом, а полным невеждой.
Дорогой брат, ты сберег свою жизнь, ты ее хранил. Ты не смог заниматься медициной, в которой тебя повсюду окружали бы болезни и смерть. Ты нуждался в более мирной стезе, я это понимаю.
Ты последовательно руководствуешься наставлениями мудрых учителей, ты читаешь то, что они предписывают читать. Ты напоминаешь ребенка, упражняющегося за роялем. Ты кладешь трость на кисти рук, как раз поперек пальцев, чтобы обеспечить себе идеальную осанку. А затем ты играешь нечто безвкусное и пресное. Зато трость ни за что не упадет на пол, браво! Когда же за рояль сажусь я, трость немедленно падает, а затем из-под моих пальцев льется симфония.
Октябрь 1901 года
Бернард!
Я больше не выступаю и не путешествую. Теперь я наслаждаюсь роскошью и покоем своего дома. Я больше не служу людям.
Ты должен знать, что эти создания ничего не могут означать ни для тебя, ни для любого другого образованного человека. Точно так же они ничего не означали и для меня, пока не оказывались передо мной на столе. Я смотрел на их смертельные раны, на их пустые глаза, которые не смог бы воспроизвести ни один таксидермист. Ни один артист и ни один волшебник не способен воссоздать искренность, которой наделяет глаза жизнь. Говорю тебе, Бернард, теперь они у меня есть. Они живут.
Я понимаю твое беспокойство о моем благополучии. Со временем, завершив исследования, я поделюсь с тобой тайной своего открытия. Я абсолютно уверен в том, что ты не будешь разочарован. Все идет своим чередом почти без помех и остановок. Молю небо о том, чтобы так все и продолжалось. Я не могу позволить себе новые потрясения. Каждая секунда на вес золота, потому что мне не дано знать, сколько мне отмерено времени.
Думаю, что ты уже получил подарок, который я посылал Сэмюэлу. Надеюсь, что у тебя и у моего самого одаренного ребенка все в порядке. Его благополучие — мое самое большое желание. Я уверен, что пока он находится под твоей надежной опекой, его ждет блестящее будущее.
Прошу тебя простить ту небольшую лесть, которую я изредка допускаю в своих письмах тебе. Единственное, чего я опасаюсь, так это того, что я предаюсь примитивному времяпровождению поэтов и мечтателей: царапаю что-то на бумаге, расплескиваю чернила, мучительно подбираю выражения, способные передать мою радость и мой восторг. Наконец-то, Бернард, я подошел достаточно близко, чтобы понять, что это достижимо. Если бы я мог, я не написал бы больше ни единой строчки. Я схватил бы тебя и все тебе показал. Против твоей воли и бросая вызов всем твоим сомнениям. Я швырнул бы тебя на пол своей лаборатории, чтобы ты смотрел на это так же, как это делал я, снизу вверх. Чтобы ты простерся перед ним так же, как простирался я, и ты бы восхитился, как это делаю сейчас я.
Теперь ты наверняка понимаешь значение моего необычного подарка.
В 1908 году Спенсер Блэк начал переговоры с одним из нью-йоркских издательств, «Сотски и сын», о публикации своего шедевра под названием «Манускрипт исчезнувших животных». Было отпечатано всего шесть экземпляров, прежде чем доктор Блэк неожиданно отказался от проекта и исчез. Причины его внезапного отъезда остаются неизвестными.
За время своей научной карьеры доктор Блэк нажил много врагов, не последними из которых стали его руководители и коллеги по бывшему месту работы, Филадельфийской медицинской академии. К примеру, доктор Джоаб Холас никогда не прекращал нападок на Блэка, ставя под сомнение его компетентность и законность его деятельности. Статьи Холаса публиковались во многих известных газетах: в «Журнале Лондонского королевского общества хирургов» в 1891 году, в «Нью-Йоркском медицинском журнале» в 1894, 1896 и 1897 годах, а затем снова в 1908 году, когда его негативный отзыв был посвящен книге Блэка.
Доктор Спенсер Блэк намеревается выпустить сказку, которая едва ли может быть удостоена чести послужить растопкой для камина. Я ее не читал и не собираюсь этого делать. Я свято верю в то, что чернила, использованные для описания творений его собственного безумия, стали пустой тратой средств. Его книга будет представлять собой не что иное, как сумасбродную и дорогую шутку, которую этот глупец сыграет с самим собой.
После 1908 года Альфонс в одиночестве продолжил странные занятия отца. В 1917 году его застали за жестоким убийством мелких животных в хлеву, расположенном в двадцати пяти милях к северу от Филадельфии. Его арестовали и поместили в психиатрическую клинику. Он провел в ней одиннадцать лет, на протяжении которых его посетили один-единственный раз. В 1920 году к нему приезжал его младший брат Сэмюэл. В 1929 году здание сгорело во время пожара, вызванного ударом молнии. В суматохе многие пациенты сбежали. Альфонс был в их числе.
С 1933 по 1947 год Альфонс, предположительно, содержал частный зоопарк, в котором жили многие из его творений. Он унаследовал деньги отца, но также сколотил и свое собственное огромное состояние, утверждая, будто способен возвращать молодость и красоту, и взимая за свои манипуляции головокружительные суммы. Тем не менее мало что известно об Альфонсе или его работе. Как и его отец, он был необычайно скрытен.
Что касается Спенсера Блэка, то о его местонахождении после 1908 года никому ничего не было известно. Он больше никогда не появлялся на публике и не проводил операции. Он просто испарился. В 1925 году его дом в Филадельфии был превращен в небольшой музей, в котором проводили экскурсии и читали лекции о его жизни и работе. Музей закрылся в 1930 году. Дом несколько раз перепродавали, пока в 1968 году последние владельцы не пожаловались на странные звуки, после чего стремительно покинули свое жилище. В настоящее время здание заброшено.
Окончательным знаком дальнейшей судьбы доктора Спенсера Блэка может служить письмо, адресованное его брату Бернарду и присланное через семь лет после их последнего контакта. Это последний известный документ, принадлежащий перу Блэка. Он только что вернулся с шестимесячных раскопок, проходивших во время экспедиции на северную оконечность Гренландии. Из письма следует, что он активно искал какое-то необычное средство для лечения жены Элизы. До получения этого письма Бернард не располагал сведениями о том, что Элиза обгорела во время пожара, как и о том, что Спенсер делал ей какие-либо операции. Бернард показал письмо полиции, прежде чем отправиться на розыски брата.
- Предыдущая
- 13/29
- Следующая
