Рассказы об оружии - Смирнов Герман Владимирович - Страница 45

Самым опасным противником советских штурмовиков с первого и до последнего дня были вражеские зенитные пушки и пулеметы. В отличие от самолетов всех других типов, штурмовик не мог уйти от огня зениток на большую высоту, он должен был по роду своей боевой деятельности находиться на небольшой высоте над целью, противопоставляя ее огню крепость своей брони, мощь своих пушек и бомб и хладнокровие, мужество и искусство своего командира. И вихрь огня, обрушивавшийся на штурмовики, появляющиеся над вражескими аэродромами, переправами, войсками и укрепленными районами, превращал в подвиг буквально каждый их боевой вылет.

Опыт показал, что одна броня не дает надежной защиты от снарядов зенитной артиллерии, что летчик должен мешать зенитчикам вести прицельную стрельбу. Стремясь сбить с толку наводчиков среднекалиберной зенитной артиллерии, наши летчики стали применять противозенитный маневр — менять высоту, скорость и направление полета через каждые 15–20 секунд. От огня малокалиберной артиллерии требовался более энергичный маневр — штурмовики уходили от огненных трасс небольшим разворотом с подскальзыванием, резко меняя высоту и направление полета. Нередко часть самолетов выделялась в группу подавления. Девизом этих машин было: заметил зенитку — немедленно подави ее. В 1944 году, следуя этому девизу до последней минуты своей жизни, дважды Герой Советского Союза Н. Семейко во время штурмовки Кенигсберга направил свой подбитый Ил-2 на вражескую зенитную батарею…

Одна из самых яростных штурмовок за всю историю войны разгорелась летом 1944 года во время боев за оборонительный узел Кутерселькя на Карельском фронте. Узел сдерживал наступление целого корпуса, поэтому Главный маршал авиации А. Новиков решил бросить на подавление его едва ли не всю авиацию фронта. «Илы» ходили в атаку в лоб, почти что цепляясь плоскостями за верхушки елей и сосен, — вспоминает маршал. — Летчики бомбили позиции врага на очень рискованном маневре — на выходе из пикирования. Только так и можно было избежать поражения от собственных бомб и реактивных снарядов. А зенитчики противника буквально неистовствовали, и Ил-2 выходили из атак с иссеченными плоскостями и дырами в фюзеляже. Но летчики выдерживали все: и кинжальный лобовой огонь зенитных установок, и страшные перегрузки, от которых темнело в глазах».

В таких неимоверно тяжелых боевых условиях довелось воевать бронированным штурмовикам Ильюшина, и можно только дивиться той колоссальной прочности и живучести, которую обнаружили эти замечательные машины. «Какими мы возвращались домой! — рассказывает дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант М. Одинцов. — Помню, как посадил свой Ил-2 на аэродром. Его тогда отказались чинить: весь был как одно рваное кружево. Но ведь дотянул, долетел до дома!.. Потом ко мне подошел механик. «Вот, говорит, твоя жизнь, командир». И протянул мне полную пилотку осколков и бронесердечников от снарядов. Это он в кабине набрал. А я — жив. Такая вот была машина штурмовик…»

И эти слова советского аса не преувеличение. Сколько раз в парашютах летчиков-штурмовиков находили десятки вражеских пуль и осколков. Сколько раз «илы» дотягивали до дома с поврежденными рулями, фюзеляжами и моторами. Сколько раз в их крыльях оказывались огромные отверстия, сквозь которые мог пролезть человек. Будущий дважды Герой Советского Союза И. Михайличенко однажды все же сел на таком избитом и израненном штурмовике.

С другим дважды Героем Советского Союза — А. Брандысом — получилось иначе. Уходя от преследования «фокке-вульфов» на подбитом Ил-2, он почти от самой поверхности моря так круто пошел на вертикаль, что фашистский истребитель не усидел у него на хвосте и врезался в воду. Но «илу» Брандыса тоже не пришлось больше воевать: от колоссальных перегрузок фюзеляж, крылья и центроплан самолета так сильно деформировались, что его пришлось списать. Но даже такой, погнутый от перегрузок, Ил-2 все же вернулся на аэродром и спас жизнь своему летчику.

В 1919 году, вылетая на штурмовку мамонтовской конницы, красные военлеты давали друг другу клятву: в случае вынужденной посадки одного из них на территории врага второй должен был прийти на выручку. В Великой Отечественной войне штурмовики таких клятв не давали — это подразумевалось само собой. Десятки раз «илы» отгоняли своим огнем фашистов, пытавшихся пленить летчиков сбитых советских самолетов. Десятки раз они приземлялись на занятой врагом территории и буквально из-под носа у противника увозили экипажи сбитых машин.

Летчики-штурмовики вообще делали на своих машинах чудеса. Так, дважды Герой Советского Союза А. Прохоров, возвращаясь после вылета, обнаружил вражеские танки и самоходки, притаившиеся в засаде на пути движения советской танковой колонны. Не имея возможности предупредить танкистов по радио, не имея боеприпасов, Прохоров низко пронесся над колонной, покачивая крыльями, потом взмыл вверх и спикировал на засаду. За ним повторила маневр вся группа. Поняв, что штурмовики летают не зря, наши танкисты изготовились к бою, засада фашистов была сорвана.

Другой дважды Герой Советского Союза — Г. Мыльников неподалеку от аэродрома заметил несколько человек, метнувшихся к лесу при появлении штурмовиков. Это насторожило летчика. Трижды ведомая им группа пронеслась над самыми верхушками деревьев. Поняв, что они обнаружены, диверсанты начали выбегать из леса, и вызванный взвод охраны быстро разоружил фашистов.

Еще один дважды Герой Советского Союза — Н. Степанян, разгромив под Одессой вражескую колонну, заметил, что перепуганные лошади посбрасывали кавалеристов и сбились в плотный табун. Маневрируя на бреющем полете, четверка штурмовиков подогнала табун к расположению наших частей, после чего по фронту пошла молва о штурмовиках, пополняющих Красную Армию строевыми лошадьми.

«Штурмовать привыкли русские солдаты» — к такому выводу пришли военные специалисты, изучавшие некогда опыт Отечественной войны 1812 года. Появление авиации не поколебало справедливости этого мнения, и 130 лет спустя, основываясь на опыте Великой Отечественной войны, как враги, так и союзники в один голос утверждали: советским летчикам не было равных в штурмовке и ни одна страна не создала самолета, равного Ил-2! И символично, что именно летчикам-штурмовикам и их самолетам была оказана высокая честь. 1 мая 1945 года, когда на земле еще шли бои, горел рейхстаг, а в темных тоннелях берлинского метро трещали автоматные очереди, в затянутом дымом небе над вражеской столицей прошел в сопровождении почетного эскорта истребителей строй штурмовиков Ил-2. Прославленные в боях машины несли огромные кумачовые полотнища, на которых белыми буквами были выведены лозунги:

«Да здравствует 1 Мая!»

«Слава советским воинам, водрузившим Знамя Победы над Берлином!»

И еще один лозунг пронесли над Берлином ильюшинские штурмовики. Лозунг, который у всех был тогда на устах, в голове и в сердце. Лозунг этот состоял из одного-единственного слова: «ПОБЕДА!»

17 июля 1945 года в немецком городе Потсдаме, бывшей прусской резиденции королей близ Берлина, руководители трех великих держав антигитлеровской коалиции — СССР, Англии и Соединенных Штатов Америки — встретились для того, чтобы обсудить и решить вопросы послевоенного устройства Европы. Германский фашизм был повержен в прах, его вооруженные силы уничтожены. Перед народами, измученными шестилетней войной, небывалыми разрушениями и кровавыми жертвами, принесенными на алтарь освобождения, открывался путь к длительному и справедливому миру.

Но злые силы войны продолжали существовать на земле, и имя им было — империализм. Эти силы возглавили правящие классы крупнейшей капиталистической страны — Соединенных Штатов Америки. За сутки до начала Потсдамской конференции в центре Американского континента, в безлюдной пустыне Нью-Мексико, был произведен первый испытательный взрыв атомной бомбы. Несколько дней спустя, в ходе конференции, президент США Г. Трумэн в присутствии английского премьера У. Черчилля сообщил И. В. Сталину о наличии у американцев нового оружия огромной разрушительной силы. Черчилль, наблюдавший за тем, какое впечатление эта новость произведет на И. В. Сталина, записал впоследствии в своих мемуарах: «… Я был уверен, что он не представляет всего значения того, о чем ему рассказывали… Если бы он имел хоть малейшее представление о той революции в международных делах, которая совершилась, то это сразу было бы заметно… Таким образом я убедился, что в тот момент Сталин не был особо осведомлен о том огромном процессе научных исследований, которым в течение столь длительного времени были заняты США и Англия…»