Выбери любимый жанр

Когда смерть разлучит нас… (СИ) - "Мари Явь" - Страница 34


Изменить размер шрифта:

34

Тишину нарушали лишь стук дождя и ритмичная работа дворников. А ей, наверное, уже пришла пора убираться восвояси, дабы не давать этим неуместным откровениям второе дыхание.

— Это уже не имеет никакого значения. — Добавила Кэри бодро, решаясь подтвердить свои слова прямым взглядом.

И… боже, этот человек не имеет права быть настолько непоказушно печальным.

— Я пойду. Спасибо — Поспешно заявила Каролайн, хватаясь за ручку двери.

— Нет, постой! — Он схватил ее за предплечье, но тут же разжал хватку и отпрянул, словно от удара током. — Я… я хотел спросить… — Ох, да что с ним не так? Почему этот уверенный, богатый, сильный мужчина выглядит таким потерянным сейчас? — Насчет… реферата. Как он?

— О… — Вздохнула Кэри, вспоминая ту самую мусорную урну. — Отлично.

— И кто главный герой?

— Шарль Бодлер.

Каролайн краем глаза увидела как профессор задумчиво улыбается.

— Почему же?

Девушка неловко пожала плечами, словно это движение могло пересказать содержание пятнадцати вымученных страниц.

— Ведь он чуть ли не в каждом стихотворении завуалировано оскорбляет женщин.

— Это… просто… — Она раздраженно выдохнула, ненавидя свое постоянное спотыкание. Потому, отвернувшись к окну, начала торопливо говорить: — Это не оскорбление… точнее, не то что мы обычно понимаем под оскорблением. Его оскорбления можно приравнять к поклонению. Он признает свое поражение и обвиняет в этом своего победителя. Будь то наркотик, вино или женщина. А женщину он «оскорбляет», то есть ставит выше себя, изящнее и чаще, чем другие наслаждения, которым он не может противиться. К тому же… думаю, никто бы не отказался, если бы Бодлер написал парочку «оскорблений» лично для него. Так что тем женщинам не на что жаловаться.

За ее спиной раздался веселый смешок.

— Ну хорошо… тогда, возможно, есть какое-то стихотворение, которое некогда произвело наиболее сильное впечатление?

— Да. «Sed non satiata». — Кэри вздохнула, прижимаясь разгоряченным виском к стеклу, всматриваясь в ночное небо, интенсивность темноты которому придавали затонированные окна. Выжидающее молчание требовало продолжать. Ее голос зазвучал тихо и волнительно:

— Кто изваял тебя из темноты ночной?
Какой туземный Фауст, исчадие саванны?
Ты пахнешь мускусом и табаком Гаваны,
Полуночи дитя, мой идол роковой.
Ни опиум, ни хмель соперничать с тобой
Не смеют, демон мой: ты — край обетованный,
Где горестных моих желаний караваны
К колодцам глаз твоих идут на водопой.
Но не прохлада в них — огонь, смола и сера.
О, полно жечь меня, жестокая Мегера!
Пойми, ведь я не Стикс, чтоб приказать «Остынь!»
Семижды заключив тебя в свои объятья.
Не Прозерпина я, чтоб испытать проклятье
Сгорать с тобой дотла в аду твоих простынь…

После заключительного дрожащего аккорда установилась хрустальная, очень хрупкая тишина. Продолжая глядеть за границу стекла, Кэри тяжело дышала… слова, родившиеся почти два века назад, будоражили сердца и сейчас. Ее так точно. А когда она решила взглянуть на не решающегося прокомментировать ее выступление профессора, то стало ясно, что строки эти не просто будоражили.

В его льдистых глазах зажглось что-то безумное, древнее, опасное… И этот взгляд пришпилил девушку, заставляя опасливо вжаться в дверь, думая над тем, какого, собственно, дьявола…

Значительно позже, рассуждая об этом самом моменте, Кэри признается себе, что декламировала стихотворение не просто так. Что слова французского поэта были отражением ее совершенно ненормальных, аномальных, невозможных, но все равно реально существующих чувств. И мужчина понял это, не так ли?

— Я… мне пора. — Прошептала Каролайн.

И когда она стремительно выбралась из машины, мужчина не остановил ее, вероятно, понимая, что ей действительно следует убраться как можно дальше от него.

7 глава

Зачем она села в его машину? Зачем рассказывала о своей личной жизни? Зачем трусливо сбежала, словно те признания Бодлера могли быть ее признаниями?

Это лишь часть длиннющего списка вопросов, которые мучили совесть Кэри, заставляя чувствовать себя невероятным ничтожеством.

— Спасибо, что вытащила меня. — Отозвался стыдливо брат, потирая запястья, на которых остались следы от наручников.

Сейчас они ехали в его серебристой хонде домой, и Кэри, сидя за рулем, морщилась, представляя объем ожидающей ее работы. Благо, сегодня был выходной.

— Они не нашли наркоту… так, взяли за… э-э-э… нарушение порядка. Слушай, мне жаль, честно.

И как она покажется ему теперь на глаза? Как теперь смотреть на него? Что говорить?

— Я вел себя, как придурок. Но это было в последний раз. Честно.

Ох, Чейз, тебе правда не следует извиняться за то, что ты вел себя, как придурок. Ведь всё указывает на то, что вести так — их семейное дело.

И, смешно, право: Чейз уже давно протрезвел, ему помогло время и шорох, который навели копы. Что касается ее? Чтобы хоть немного остыть, Кэри необходимо поставить напоминалку на телефон: «Брендан Эохайд — Женатый. Преподаватель». Через каждые полчаса… нет, через каждые пять минут.

— Ты рассказала родителям?

— Нет.

Чейз вздохнул с облегчением, взъерошив волосы пятерней.

— Ты меня теперь ненавидишь?

— Нет.

— А должна бы.

— Это твоя жизнь, твой день рождения и твоя квартира, Чейз. Как это все гробить — твое личное дело.

— Черт, лучше бы ты наорала на меня… — Пробормотал парень, отворачиваясь к окну.

Возможно, он был прав. От криков стало бы легче и ему и ей. Однако, вся дальнейшая поездка прошла в молчании. А когда они оказались в квартире, которая, кажется, приняла на себя всю силу ядерного взрыва, Кэри решила отдать брату подарок.

— С днем рождения.

Чейз принял плоскую коробку бережно, с низко опущенной головой, виновато. Не сказал ни слова, уходя в свою комнату. Закрыл дверь и просидел там, наверное, с час, размышляя над своим поведением.

Кэри же с тоской оглядела последствия праздника, после чего, решив, что «дорогу осилит идущий», принялась за уборку. И в какой-то момент она готова была даже поблагодарить Чейза за то, что подкинул ей работенку: она не вспоминала о профессоре Эохайде до тех самых пор, пока не оказалась на кухне.

Беспомощно и осуждающе Каролайн уставилась на снимки своего профессора, сделанные, конечно же, тайком от него. На фотографиях он казался таким неуязвимым и лишенным каких-либо недостатков. Но в тот момент, когда она заглянула в его глаза… в ту секунду, прежде чем испуганно сбежать, Кэри показалось, что он бесконечно одинок. Что ему больно. Что ему нужна именно ее помощь. Интересно, если бы они встретились раньше… века назад… в те времена, когда люди считали землю плоской и даже не пытались укрощать стихии… когда между мужчиной и женщиной не было никаких преград… они могли бы быть вместе?

Когда Кэри поняла, что хочет услышать в своих мыслях «да», она раздосадовано зашвырнула тряпку в ведро. Какое ей дело до «раньше»? Не лучше ли подумать о катастрофическом «сейчас»?

Разрывая ее злость и тишину, зазвенел мобильный, который Кэри поспешно достала из кармана тренировочных штанов.

Миранда, естественно. И странное дело, но она была рада ее слышать. Голос жены мистера Эохайда — это куда лучше напоминалки.

— Ты уже приехала? — Догадалась Каролайн, на что Миранда ответила в извечно развязной манере, что гостила у предков и что они жутко ее достали. Ни черта ее не понимают и вообще ведут себя как ископаемые.

— Ясно. — Подвела черту под всем этим Кэри.

— Я собираюсь завтра оттянуться в клубе. Пойдешь со мной?

34
Перейти на страницу:
Мир литературы