День гнева (Недобрый день) - Стюарт Мэри - Страница 31
- Предыдущая
- 31/130
- Следующая
Она стояла спиной к яркому свету луны. Тени скрывали от сына ее лицо, и когда она заговорила, голос ее звучал невозмутимо и обыденно:
— Говорил ли ты, как Гавейн, с матросами и купцами, сошедшими на берег в гавани?
— Разумеется, госпожа. Мы всегда ходим на пристань вместе с остальным людом, чтобы послушать новости.
— Пытался ли кто-нибудь из них… я хочу, чтобы ты все хорошенько припомнил, пытался ли кто-нибудь из них отвести тебя в сторону, чтобы поговорить с тобой наедине, задавали ли они тебе какие-либо вопросы?
— Нет, думаю, нет… но скажи, о чем они могли бы спрашивать меня, госпожа?
— О тебе самом. О том, кто ты, что ты делаешь во дворце среди принцев. — Слова ее звучали спокойно и рассудительно. — Большинству местных уже известно, что ты незаконнорожденный сын короля Лота, которого отдали на воспитанье подальше от города и который вернулся во дворец после смерти своих приемных родителей. Не знают они лишь того, что тебя чудом спасли во время резни в Дунпельдире и привезли сюда морем. Об этом ты кому-нибудь говорил?
— Нет, госпожа. Ты же велела мне никогда не упоминать об этом.
Устремив проницательный взор на это замкнутое лицо, эти темные глаза, Моргауза сочла, что юноша говорит правду. Она привыкла распознавать бесхитростный взор лжеца — близнецы часто лгали удовольствия ради. Была она уверена и в том, что Мордред все еще достаточно трепещет перед ней и не посмел бы ослушаться ее приказа.
И все же она решила удостовериться.
— Ты поступил разумно, — сказала она и была удовлетворена, увидев знакомую искорку в глазах юноши. — Но кто-нибудь расспрашивал тебя? Хоть кто-нибудь? Подумай хорошенько. Показалось ли тебе, что кто-то знает или. быть может, догадывается?
Мордред покачал головой.
— Ничего такого не припоминаю. Люди говорят обычно: “Ты ведь из дворца, правда? Так, выходит, у королевы пятеро сыновей? Как улыбнулась судьба госпоже твоей матери!” И тогда я объясняю им, что я сын короля, но не королевы. Но обычно, — добавил он, — расспрашивают они кого-нибудь другого. Не меня.
Слова были искренни и простодушны, а вот тон — совсем иной. И означал он совсем иное: “Они не смеют расспрашивать меня, Мордреда, но люди любопытны и потому задают вопросы. Мне нет дела до того, что обо мне говорят”.
На фоне лунного света он уловил тень мимолетной улыбки. Глаза королевы были темны и пусты, как два провала в зияющую черноту. Даже блеск ее самоцветов словно погас. Она как будто стала выше ростом. В лунном свете ее тень вдруг выросла до устрашающих размеров и поглотила юношу. В воздухе словно похолодало. Несмотря на все его самообладанье, Мордреда охватила дрожь.
Все еще улыбаясь, королева неотрывно наблюдала за ним, выпуская на волю первые щупальца своего темного колдовства. Она приняла решенье. Она ничего ему не расскажет. Долгую дорогу на юг не следует омрачать и осложнять тем, как воспримут остальные ее сыновья новость об истинном положении Мордреда, о том, что на самом деле он — сын Верховного короля. Или знаньем, какое неизбежно придет с этим известьем, знаньем об инцесте, какой совершила со своим сводным братом их мать. Возможно, в самой Британии об этом говорят у каждого очага, но на островах никто не осмелился бы повторить такое: четверо младших ее сыновей ничего не слышали. Даже самой себе Моргауза не решалась признаться в том, что не знает, как будет встречено это известье.
Какой бы колдовской силой она ни обладала, Моргаузе никак не шло на ум, зачем Верховный король послал за ними. Вполне возможно, что за Мордредом он послал лишь для того, чтобы убить его. В таком случае, рассуждала Моргауза, невозмутимо рассматривая своего старшего сына, ему нет нужды что-либо знать — и остальным ее сыновьям тоже. А если нет, то сейчас ей необходимо приковать мальчишку к себе, подкрепить его страх перед ней и готовность ей повиноваться, и для этого у нее имелся в запасе не раз опробованный подход. Страх, а за ним — благодарность, сообщничество, а за ним — преданность. Этим она испытывала и удерживала своих любовников, а теперь удержит при себе и старшего сына.
— Ты был мне предан, — сказала она. — Я довольна. Я это знала, но хотела услышать из твоих уст. Мне не было нужды спрашивать, ты ведь понимаешь это, не так ли?
— Да, госпожа. — Он был сбит с толку и озадачен тем, какой вес она, похоже, придает этому вопросу, но просто ответил: — Каждый знает, что тебе все известно, потому что ты… — он собирался сказать “ведьма”, но проглотил это слово, — что ты обладаешь волшебной силой. Что ты можешь видеть то, что пространством или временем скрыто от остальных людей.
Теперь он уверен был в том, что она улыбается.
— Ведьма, Мордред. Да, действительно я ведьма. И я обладаю волшебной силой. Давай же, скажи это.
— Ты ведьма, госпожа, — послушно повторил он. — И ты обладаешь волшебной силой.
Она склонила голову, и тень ее покорно склонилась и выросла вновь. Волны холода одна за другой омыли юношу
— И ты поступишь благоразумно, если будешь бояться ее. Всегда о ней помни. Когда люди придут к тебе с расспросами, а в Камелоте они непременно сделают это, помни о своем долге предо мной, о своих обязанностях моего подданного и моего… приемного пасынка.
— Я буду об этом помнить. Но о чем они будут… и почему? — Он растерянно умолк.
— Что произойдет, когда мы достигнем Камелота? Это ты хочешь знать? Что ж, Мордред, я буду с тобой откровенна. У меня были виденья, но исход нашего путешествия неясен. Что-то омрачает кристалл. Мы можем догадываться о том, что выпадет на долю моих сыновей, его племянников. Но что станется с тобой? Ты спрашиваешь себя, какая участь ожидает человека такого, как ты?
Не доверяя своему голосу, юноша только кивнул. Понадобился бы человек с духом много сильнее, чем может быть у мальчика, воспитанного на дальних островах, чтобы в лунном свете помериться взглядом с ведьмой. Казалось, она собирала вокруг себя колдовство, словно лунный свет скапливался на тяжелых складках длинных одежд и в струящемся шелке светлых волос.
— Слушай меня. Если ты станешь делать так, как я тебе велю, сейчас и всегда, ни один волос не упадет с твоей головы. Звезды говорят о силе и власти, и часть этой власти предназначена тебе, Мордред. Это я видела точно. А, вижу, тебе это по нраву?
- Предыдущая
- 31/130
- Следующая
