Коралловый корабль - Стэкпул Генри де Вер - Страница 5

• Предыдущая
• 5/26
• Следующая

Остров остался далеко позади и постепенно скрылся из виду. Небо над горизонтом, бледное по сравнению с морем, походило на кольцо, раскаленное добела; только на юге виднелась гряда облаков. Они казались стаей лебедей, оттеняя голубизну вод.

Гаспар втащил в лодку весла и встал, всматриваясь в горизонт. Далеко на западе виднелась светлая точка. Она горела, словно звезда. Парус!

Гаспар все стоял, прикрывая глаза рукой. Уверенность в благополучном исходе приключения покинула его. Воображение уже рисовало картину того, как корабль проходит мимо, теряется вдали, а он, стоя в лодке, зовет и проклинает удаляющееся судно. Губы шепчут проклятья, лоб влажен от пота.

Гаспар вытер лицо рукавом куртки и почувствовал, что больше не может оставаться в бездействии. Он схватился за весла и начал грести в ту сторону, где виднелся парус.

Время шло. Постепенно вырисовывались очертания судна. Оно было уже в каких-нибудь десяти милях от Гаспара. Корабль держал курс прямо на лодку. Ее, безусловно, должны заметить, если только будет светло.

Гаспар со страхом следил, как под косыми лучами солнца росла его собственная тень, падавшая на перекладины лодки, на доски, устилающие ее дно. До захода оставалось меньше часа. Неужели солнце опустится за горизонт до того, как с судна заметят лодку?

Корабль и солнце двигались наперегонки. Гаспар знал, что корабль может пройти на значительном расстоянии от лодки, и по мере того, как судно приближалось, волновался все больше.

Теперь лодку от корабля отделяло не более пяти миль. Очертания его приобрели четкость, утеряв прежние таинственность и великолепие. Еще через полчаса уже можно было разглядеть, что это небольшое трехмачтовое судно.

Взгляд Гаспара был прикован к солнцу, садящемуся за кораблем. Оно выходило победителем из гонки. Западная часть неба стала менять окраску, приобретая оранжевый оттенок. Вода тоже окрасилась в желтый цвет, словно золотая пыль припорошила ее.

Но в эту минуту корабль, подобно участнику состязания в беге, который напрягает силы у финиша, казалось, сделал последний рывок, чтобы перегнать солнце. С каждой минутой он становился все ближе, ветхие паруса перестали быть неопределенно розовыми, какими они рисовались в отдалении, и озарились золотом заката. Нос судна, как лезвие меча, рассекал воду, словно это был искрящийся шелк.

Гаспар вскочил на ноги. Несмотря на то, что ветер дул навстречу, он принялся кричать, не считаясь с расстоянием, и размахивать курткой.

Как раз в это время солнечный свет стал меркнуть, словно по мановению злого чародея. Корабль, приближавшийся к лодке, внезапно окутала темнота, он точно потерял свой разбег.

Гаспар посмотрел на солнце. Оно скрылось за горизонтом, только в том месте, где оно нырнуло в воду, еще сияла яркая полоска. Сквозь нее, подобно темно-синему ветру, крадется ночь.

Судно, едва видневшееся в фиолетовой мгле, кажется призраком. Гаспар с трудом различает его очертания.

Но вот темнота сгустилась, на небе появились звезды, усыпав море своим отражением, словно инеем.

Корабль плавно приближался со скоростью не выше четырех узлов. На палубе никаких огней, людей тоже не видно. Он должен пройти в каких-нибудь пяти кабельтов, и Гаспар, схватив весла, направляет лодку ему наперерез.

Он гребет и кричит, и если кто-нибудь и услышал этот крик на борту судна, то, наверное, вообразил бы, что это чайка, так тонок и резок был этот призыв. Но, по-видимому, никто ничего не слышал, так как ни один огонек не прорезал тьмы.

Теперь корабль выступал по носу лодки огромной массой, на серебристом от ярких звезд небе вырисовываясь в форме черной трапеции.

Гаспар бросил весла. Судно было так близко, что провансалец слышал, как о его борт бьется вода, скрипят снасти и бьются паруса. Собрав последние силы, он снова закричал, и на этот раз его услышали.

У штирборта загорелся фонарь, с палубы раздался резкий окрик. На носу все пришло в движение, словно в потревоженном улье.

Еще через минуту вокруг груди Гаспара обвился канат. Он ухватился за него, и лодка последовала за своим спасителем, качаясь на волнах.

Гаспар, прикрепив конец каната к переднему сиденью и нацепив на себя перевязь с сумкой, стал во весь рост и ухватился за руслень[1]. С помощью второго каната, который ему сбросили сверху, он через минуту очутился на палубе.

Со всех сторон провансальца окружили негры. Они подталкивали друг друга и, что-то лопоча, с любопытством его рассматривали. Человек в панаме, который помог Гаспару перебраться через борт и теперь, не обращая на него внимания, резким голосом отдавал по-французски приказания негру, соскользнувшему в лодку, казался единственным белым на судне.

Наконец, отдав все необходимые распоряжения, мужчина обернулся, дал подзатыльник чернокожему, ставшему ему на дороге, схватил фонарь и подошел к Гаспару. Он так долго его рассматривал, как будто провансалец был произведением искусства.

— Француз? — спросил человек в панаме по-французски, впиваясь в Гаспара черными и круглыми, как бусины, глазками.

Лицо его, освещенное светом фонаря, было кругло, добродушно, но от пристального взгляда Гаспару стало несколько не по себе.

— Да, я француз, — ответил он. — Мой корабль потерпел крушение, и я носился по волнам в этой проклятой лодке, пока вы чуть не пустили меня ко дну.

— Какой корабль?

— «Рона» Трансатлантической компании.

— «Рона»? Я видел ее в Гаване. Значит, она погибла?

— Да, погибла, напоровшись килем на риф, и пошла ко дну со всеми находившимися на ней.

— Вы один только и спаслись?

— Да.

— Boufre! — сказал собеседник Гаспара, и это словечко выдало в нем провансальца. — Был и я когда-то таким матросом, как и вы, раньше чем выйти в люди. Ладно, я спас вас, и я забираю лодку. Меня зовут капитан Сажесс, а это моя шхуна — «Красавица из Арля».

Он схватил Гаспара за куртку и повторил:

— Лодка моя, понимаете?

— Ах, лодка! Берите ее себе на здоровье.

— Она стоит не менее пятисот долларов, а мазок белой краски сотрет с нее имя «Роны». Давайте договоримся: я нашел вас на плоту, нет, на клети от кур… Нет, на бревне…

Капитан Сажесс взял Гаспара под руку и повел в помещение на корме.

— Вы носились по волнам на бревне, так и порешим… Вот моя каюта. Входите!

Он толкнул дверь.

В каюте капитана стоял стол, над ним горела висячая лампа. Несколько стульев, сундук — вот и вся ее обстановка.

Капитан бросил панаму на стол. Гаспар опустился на стул и наблюдал, как Сажесс, выдвинув ящик стола, вытаскивал оттуда бутылку с ромом, стаканы и корзинку с сухарями. Его поразило, что этот круглолиций человек в первый же момент знакомства пошел на мелкую плутню.

Гаспар счел нужным разъяснить:

— Видите ли, эта лодка не имеет никакого отношения к «Роне».

Сажесс обернулся.

— Но ведь вы же сказали…

— Да, но вы не выслушали меня до конца. Я действительно спасся на бревне при крушении «Роны» и попал на остров. Через несколько дней волны прибили к берегу лодку…

— О! — воскликнул Сажесс, наполняя ромом два стакана.

Капитан казался огорченным. Можно было подумать, что он сожалел об упущенном случае обставить Трансатлантическую компанию, завладев ее лодкой.

Залпом выпив рома, Сажесс достал сигару, закурил и обратился к Гаспару:

— Значит, вы единственный, кто спасся с «Роны»? Я видел ее в Гаване. Какой тоннаж? Знаю, знаю, семь тысяч тонн. Она и «Рокселана» — близнецы. «Рокселана» регулярно заходила в Сен-Пьер. О да, мне, старожилу этих мест, она хорошо знакома. Не думайте, что я родился на острове. Нет, я родился в Арле, но в этих морях проплавал тридцать лет. Деньги здесь зарабатывать можно, но память о родине никогда не изгладится. Вы где родились? В Монпелье? Ну все одно, все провансальцы земляки. Неужели вы думаете, что, подобрав в море голландца, англичанина или француза-северянина, я стал бы угощать их ромом в своей каюте?

• Предыдущая
• 5/26
• Следующая