Она. Аэша. Ледяные боги. Дитя бури. Нада - Хаггард Генри Райдер - Страница 43

• Предыдущая
• 43/198
• Следующая

Я не знал, что значит «собаки смерти», но дрожь пробежала по мне при этих словах. Послышался стук в дверь.

— Что поделывают больные, племянница? — спросил вошедший привратник.

— Оба в обмороке.

— А мне казалось, что они проснулись.

— Что ты слышал, шаман? — гневно спросила она.

— Слышал, как вынимали из ножен кинжал, и вдали лаяли «собаки смерти».

— Что ты видел, шаман? — продолжала она допрашивать.

— Странные вещи, племянница. Однако люди приходят в себя от обморока.

— Да, — согласилась она. — Поэтому пока вот этот спит, вели-ка его перенести в другую комнату. Другому больному будет больше воздуха.

— В какую комнату, ханша? — спросил он двусмысленно.

— Я думаю, — сказала она, — Его надо поместить так, чтобы он мог поправиться. Он что-то знает. Кроме того, было бы опасно причинить ему зло, так как нам дали знать с Горы о приходе обоих странников. Но почему ты спрашиваешь?

— Говорю тебе, что я слышал лай «собак смерти». Я тоже думаю, что он много знает. Ищущая меда пчела должна высосать сок из цветка, пока он не увял. Не следует шутить с некоторыми приказаниями, хотя смысл их нам не понятен.

Он вышел и позвал слуг, которые довольно бережно перенесли меня вместе с постелью в другую комнату, немного поменьше первой. Привратник пощупал мой пульс, покачал головой и вышел, закрыв дверь на ключ. От слабости я заснул на самом деле. Когда я проснулся, было совсем светло. У меня не было лихорадки, и я чувствовал себя бодрым и свежим. Я стал обдумывать происшествия прошлой ночи и понял, что мне угрожает опасность. Я слишком много узнал, и ханша догадывается об этом. Не упомяни я о Символе жизни и Огненной горе, ханша, наверное, приказала бы шаману отправить меня на тот свет, а он, конечно, не задумываясь исполнил бы ее приказание. Во всяком случае, надо быть осторожными, притворяться и далее ничего не знающим. Дальше я задумался над нашим положением. Уж не достигли ли мы цели, и не Аэша ли эта женщина? Лео еще в бреду, его словам не следует придавать значения, но вот ей-то кажется, что между ними есть какая-то связь. Зачем она его целовала? Ведь эта женщина не какая-нибудь распутница и не станет же она заигрывать с больным человеком. Какой-то импульс, какие-то воспоминания прошлого побудили ее обнять его. Но кто же, кроме Аэши, мог помнить Лео в прошлом? А что если Ку-ен и десятки тысяч его единоверцев правы, если на свете существует лишь известное число душ, и они меняют время от времени свою бренную оболочку, как мы меняем изношенное платье? Тогда Лео мог быть некогда Калликратом, жрецом Изиды, «которого любили боги и которому повиновались демоны». Тогда его могла любить в прошлом дочь фараона Аменарта. Внезапная мысль осенила меня. Что, если ханша и Аменарта одно и то же? Она узнала в Лео своего возлюбленного и хочет уберечь его от поисков Аэши. Горе нам, если это так! Во всяком случае, надо узнать правду.

Мои размышления прервал вошедший в комнату старик, которого ханша называла шаманом — кудесником.

Осведомившись о моем здоровье, шаман сказал мне, что его зовут Симбри. Он наследственный Страж двери, а по профессии придворный медик. Его искусству обязаны мы с Лео жизнью, шаман тоже спросил мое имя. Я назвал себя и поинтересовался, что он делал на берегу реки. Он ответил, что очутился там не случайно. Он был предупрежден о нашем появлении и ждал нас.

— Это очень любезно с вашей стороны, — сказал я. Лейб-медик отвесил мне низкий поклон.

— Скажи, Холли, — спросил он, — как нашли вы дорогу в нашу страну, куда не заходят путешественники? Кого вы ищете здесь? Твой спутник говорил нам на берегу реки о какой-то царице.

— Разве? Это странно после того, как он нашел женщину с царственной осанкой, которая вытащила нас из реки.

— Ханша и на самом деле царица, Холли. Но как мог узнать это твой друг, лишившийся чувств? Не могу понять также, почему вы говорите на нашем наречии.

— Это язык очень древний, и мы ему обучались в детстве. Вы говорите по-гречески. Не знаю только, как греческий язык проник в эти края.

— Я объясню тебе, — сказал шаман. — Много поколений тому назад в местность южнее нашей пришел великий завоеватель. Наступление его войск было отбито, но один из его полководцев, родом из Египта, перешел горы и покорил нас. Победители принесли в страну свой язык и религию. Окруженные высокими горами и пустынями, мы живем без сношений с внешним миром, и наша царствующая династия до сих пор ведет свой род от того полководца.

— Завоевателя звали Александром, не правда ли?

— Да, а полководца Рассеном. Его кровь течет в жилах ханши.

— Богиню, которой поклонялись завоеватели, звали Изидой?

— Нет, ее звали Гез.

— Это та же Изида. В Египте ее культ угас. Скажи, у вас ей продолжают поклоняться?

— На той горе есть выстроенный в ее честь храм. Там служат ей жрецы. Но жители этой страны — огнепоклонники. Задолго да прихода Рассена они поклонялись огню вот той горы, поклоняются ему и теперь.

— Не живет ли там на огнедышащей горе богиня?

— Чужеземец Холли, я ничего не знаю о такой богине, — отвечал мне шаман, пытливо вглядываясь в мое лицо. — Это гора священная. Проникнуть в ее тайны — значит умереть. Но зачем тебе знать все это?

— Затем, что я интересуюсь древними религиями. Мы увидели Символ жизни вот над той вершиной и пришли сюда изучить вашу религию, о которой сохранились воспоминания среди ученых.

— Откажись лучше от своего исследования. На пути к горе вас ждут копья дикарей и пасти «собак смерти». Да и нечего там изучать.

— Скажи, шаман, что это за «собаки смерти»?

— Собаки, на съедение которым обрекают, по обычаю страны, преступников и тех, кто оскорбил хана.

— Ваш хан женат?

— Как же, на своей двоюродной сестре, которой принадлежало полцарства. Поженившись, они соединили оба царства. Однако довольно разговоров. Сейчас тебе принесут обед.

— Еще один вопрос. Скажи, друг Симбри, как я попал в эту комнату?

— Тебя принесли сюда, когда ты спал. Разве ты не помнишь?

— Ничего не помню, — серьезно отвечал я. — А где мой товарищ, что с ним?

— Ему лучше. Жена хана, Афина, кормит его.

— Афина? — сказал я. — Это древнеегипетское имя означает «солнце». Тысячи лет тому назад жила женщина, которая носила такое имя. Она была красавицей.

— Разве моя племянница не хороша?

— Не знаю, — отвечал я, — я видел ее мельком.

Шаман ушел. Вошли слуги и принесли мне обед. Несколько позже пришла жена хана и замкнула дверь на ключ.

— Не бойся, — сказала она, заметив, что я испугался. — Я не сделаю тебе ничего плохого. Скажи, кем тебе приходится Лео? Сыном? Впрочем, не может быть. Он так же мало похож на тебя, как свет на тьму.

— Он мой приемный сын, и я его люблю.

— Зачем вы пришли сюда? — спросила она.

— Мы ищем того, что пошлет нам судьба вот на той огненной горе.

— Гибель найдете вы там, — сказала она, побледнев. — У подножия горы живут дикари. Но если вы даже спасетесь от них, за оскорбление святыни вас ждет смерть в вечном огне. На горе есть конгрегация жрецов.

— Кто стоит во главе ее — жрица?

— Да, жрица. Я никогда не видела ее лица. Она так стара, что скрывает свое лицо покрывалом.

— Она носит покрывало? — нетерпеливо спросил я, вспомнив другую, которая тоже была так «стара», что скрывала свое лицо под покрывалом. — Все равно мы пойдем к ней.

— Это запрещено законом, а я не хочу, чтобы кровь ваша была на мне. Я не пущу вас.

— Которая же из вас сильнее, ты или жрица?

— Я могу выставить шёстьдесят тысяч воинов, у нее только ее жрецы да горцы-дикари. Я сильнее.

— Сила на этом свете не только в мече, — отвечал я. — Посещает ли жрица когда-нибудь Калун?

— Никогда. Между конгрегацией и моим народом заключен договор, по которому она не должна переплывать реку. Точно так же и ханы Калуна восходят на гору лишь для погребения своих близких, но и то безоружные и без войск.

• Предыдущая
• 43/198
• Следующая