Когда птицы молчат (СИ) - "Птичка Певчая" - Страница 50

• Предыдущая
• 50/129
• Следующая

Он разворачивает меня к себе, и я еще раз тону в его бирюзовых глазах, точно таких же, как и Средиземное море.

Он всматривается в мое лицо, берет его в руки, но не пытается прикоснуться губами к губам. Он так же серьезен, как и я. Возможно, и так же печален, просто не показывает этого.

Не хочу слышать пустых обещаний, не хочу распознать жалость или сожаление в его голосе. Пусть он молчит, только пусть он молчит…

Что с тобой потом будет?

Со мной все будет хорошо.

Ты думала, что будешь делать, когда мы приедем?

Буду жить дальше, — я улыбаюсь, но чувствую, что улыбка не затрагивает глаз.

Мы…

Я кладу ему пальцы на губы и качаю головой. Не хочу слов. Они ничего не решат, только испортят.

Он начинает целовать мои пальцы, ладонь, запястье, доходит до внутреннего сгиба локтя, покусывает плечо. Его жаркий рот будит во мне желание. Да, милый, пусть наше прощание будет безмолвным. Порадуй меня, порадуй меня так, потому что все, что ты скажешь, лишь расстроит меня. А я, несмотря ни на что, не хочу разочаровываться в тебе. Останься для меня прекрасным любовником, а не слабым мужчиной, не способным поверить в любовь и бороться за нее.

Мы жадно целуемся, кровь становится жидким огнем и плавит тело.

Вот так, любимый, крепче, целуй меня неистовей, чтобы ноги подкашивались, чтобы сердце выскакивало из груди, а голова кружилась.

Он поднимает меня на руки и несет в дом. Целую солоноватую кожу на его шее, вжимаясь в него всем телом. Ни с чем не сравнимый вкус возбужденного, желанного мужчины.

Хочу тебя прямо сейчас, — хрипло говорю ему, а у самой руки трясутся, как у алкоголика на похмелье. Мое приворотное зелье, хмельное и вызывающее зависимость.

Минутку, милая.

У меня нет минутки. Я хочу тебя так сильно, что болит внизу.

Я не лгу. Кровь прилила к самому сокровенному моему местечку, соски напряглись в ожидании ласки. Я умираю без него сейчас, а завтра, когда мы прилетим домой, я умру навсегда.

Он несет меня в кухню и садит на столешницу, пытаясь спустить с плеч лямки сарафана. Я уже разрываю его рубашку, пуговицы летят на пол с глухим стуком. Мои пальцы не справились бы с ними. К черту условности! Я никогда не чувствовала себя так рядом с мужчиной и не намерена быть сейчас ханжой.

Горячая кожа пахнет его одеколоном и им самим. Это самый возбуждающий аромат для меня. Темные плоские соски притягивают мои губы. Он стонет и вздрагивает всем телом, пока мой язык ласкает его.

Настойчивые руки забираются мне под юбку и бесцеремонно находят средоточие моего желания. Пальцы неторопливо трут клитор, туда-сюда, в невыносимом ритме, с идеальной силой надавливая на чувствительную плоть. Я не хочу отступать, но не могу не сдаться. Откидываюсь назад, упираясь руками в край столешницы, запрокидываю голову и громко стону, пока он целует мою грудь, задевая зубами соски.

Ты влажная для меня, твои трусики совсем промокли, — шепчет он у моей кожи.

Да, — то ли стон, то ли всхлип вырывается из моей груди.

Ты хочешь кончить?

Да, — я почти рыдаю, извиваясь на его руке.

Два пальца скользят внутрь меня, пока третий не прекращает движения на клиторе. Дыхание сбивается, когда он тянет за сосок, а ритмичное движение внутри посылает волны тепла по всему телу. Я чувствую, как он одновременно стимулирует две мои самые чувствительные точки. Жар перерастает в напряжение, я уже не слышу, что он говорит мне, когда все мои клетки, все естество сжимается в тугой комок, а потом я взрываюсь и кричу во весь голос, хватаясь за его плечи, боясь утонуть в этом водовороте.

Он входит одним толчком, двигаясь быстро и настойчиво. Возможно, это было даже грубо, но я так и хочу сейчас. Ощущения, что мной обладают, что берут меня всю, без остатка, покоренную, одурманенную, дрожащую. И снова в груди и ниже рождается чувство острого желания. Страсть заполняет меня в считанные секунды, переливается через край, не отпускает до самой последней секунды, когда в глубине своего тела я чувствую, как он становится больше, тверже, пульсирует в одном ритме с сердцем и изливается в меня.

Только спустя несколько минут я ощущаю, как неудобно лежать мне на столешнице, как свело судорогой бедра, потому что они до сих пор обвивают мужское тело, покрывшееся испариной.

Наше дыхание сливается воедино, постепенно успокаивается, становится более поверхностным и тихим.

Он поднимается, его руки притягивают меня к груди, потом спускаются под ягодицы и легко поднимают. Я обвиваю его талию ногами, крепко держусь за шею. Голова еще как в тумане.

Он несет меня в спальню, идет в ванную за полотенцем, обтирает меня влажной тканью между ног.

От этого непривычного жеста я краснею. А еще потому, что хочу его до сих пор, после двух восхитительных оргазмов.

И он понимает это! Ложится рядом со мной и тихо нашептывает непристойности, пока его пальцы касаются моей кожи, пока скользят в самые сокровенные места, пока я не начинают опять стонать и просить большего.

Ночь уже давно опустилась на остров, когда я, наконец, изможденная, засыпаю. И мне снится, что я слышу прибой, легкий солоноватый бриз, ласкающий мое тело, и слова, тихие, но произнесенные отчетливо, с какой-то пугающей уверенностью.

От этих слов замирает мое сердце. Снов слаще мне еще никогда не снилось.

«Я люблю тебя, я люблю тебя».

Бархатный голос баюкает, повторяя заветное признание вновь и вновь. Как жаль, что это всего лишь сон.

Что-то нежно коснулось волос и лица, прошлось по шее. Наверное, Ира решила меня разбудить. Ее прикосновения почти неосязаемы, но так приятны.

Открываю глаза, солнце пробивается сквозь колышущиеся шторы на балконной двери, которыми играет ветер, но постель пуста. Белоснежные простыни смяты, соседняя подушка еще хранит отпечаток маленькой светловолосой головки. Я до сих пор чувствую ее запах где-то рядом, на постели, на собственной коже.

Как она отдавалась мне этой ночью! Была так откровенна и так необузданна. Я умирал от желания, до самой последней минуты не мог насытиться, и даже когда сон начал стремительно увлекать нас обоих, я все еще хотел ее.

Одеваю свободные льняные штаны и иду ее искать. Она всегда, словно птичка, встает с первыми лучами солнца. Рядом с ней чувствую себя ленивым бездельником. Выхожу на балкон и сразу вижу ее на берегу, у самой кромки воды. Солнце разбивается на тысячи осколков на неспокойной поверхности воды, слепит глаза.

Она стоит неподвижно, ветер треплет волосы, бросает их ей на лицо и обратно, на плечи.

Быстро чищу зубы и спускаюсь вниз. На столе, к моему удивлению, меня не ждет завтрак или хотя бы чашка кофе. Ладно, может быть решила, что мы вместе приготовим еду, когда я встану?

Нам уезжать сегодня. Эта мысль накатывает внезапно, и меня выдергивает из состояния сна, словно ведро холодной воды вылили в постель. Билеты лежат на журнальном столике, аккуратно придавленные гипсовой статуэткой Афродиты, выходящей из пены.

Камни на террасе под босыми ногами еще не нагрелись, тени от гранатовых деревьев вытянулись, причудливо распластавшись по гравию.

Нам уезжать сегодня, все закончилось.

День обещал быть жарким и ветреным, но воздух прозрачен и чист.

Она не стала меня будить. Захотела побыть в одиночестве? Думает, как жить дальше?

А как жить дальше мне? Сегодня мы уедем и к пяти уже будем дома. Она попрощается со мной в аэропорте? Поблагодарит за все и уйдет к мужу? Или предложит встретиться снова?

Машинально переступаю через низкие ступени, чтобы быстрее добраться до пляжа.

Нет, что-то подсказывает мне, что не предложит. Она не захотела ничего слышать от меня во время нашего отдыха и это замечательно — ни один день не был испорчен нытьем и упреками. Удивительно и непривычно. Но почему она не ждала от меня никаких обещаний, почему не желала разговаривать о будущем? Может быть потому, что не видела для нас никакого будущего?

• Предыдущая
• 50/129
• Следующая