Ошибка Коперника. Загадка жизни во Вселенной - Шарф Калеб - Страница 11

• Предыдущая
• 11/65
• Следующая

Но нам-то нужны ответы на вопросы! А для этого придется как следует рассмотреть природу многогранной организации вещества во Вселенной и вокруг нас, и внутри нас, чтобы определить собственное место в ней. Значит, нужно будет проложить путь, лавируя между предположениями о заурядности и тонкой настройкой и антропной аргументацией. Надо как-то обойти эти крайности и суметь измерить то, что мы обнаружим по дороге.

История комплекса Коперника – это история увлекательных приключений, история о том, как изучение Вселенной внутри и снаружи нас обретает новые смыслы. Кроме того, это история о нашем прошлом и будущем, в основном – о будущем. Но главное – она о глубинной потребности, о докучливой, неотвязной тяге разобраться, каково наше место в великом механизме мироздания, одолевающей каждого из нас.

Нам нужно знать, причем наверняка, какую роль мы играем, причем не только с философской или эмоциональной точки зрения, но объективно, в холодных цифрах и фактах. Это одна из величайших научных задач современного человечества. В эту задачу входит и умение смотреть за пределы наших хитроумных моделей мироздания, которые служат нам верой и правдой, но все же нуждаются в пересмотре и обновлении, а иногда и в списании в утиль.

Поэтому следующий шаг унесет нас с привычной сегодняшней Земли на Землю незнакомую – вчерашнюю и завтрашнюю. Если мы хотим разобраться, в каком контексте живем, нам придется и возвыситься до космического пространства-времени, и спуститься в микрокосм. И мы обнаружим, что все, что видел изобретательный экспериментатор Антони ван Левенгук в свои микроскопы более трехсот лет назад, было лишь началом подлинно фантастического путешествия.

Смена географических зон на Земле часто бывает резкой и поразительной. Хотите хороший пример – прокатитесь по шоссе по местности, которую чилийцы называют «холмы», на южной оконечности обширной пустыни Атакама[47] в Южной Америке. Если вы, подобно мне, хотите получить максимальный эффект, начните день на Тихом океане, где волны мерно бьются о набережные Ла-Серены[48] примерно в четырехстах километрах к северу от Сантьяго.

Там я просыпаюсь под алчные крики голодных птиц, снующих во влажном соленом воздухе, насыщенном запахом водорослей и глубоководных океанских тварей. По бережку трусят несколько одиноких бегунов, утреннее солнце разгоняет легкую дымку. Начинается ежедневный цикл испарения и конденсации, который на этом берегу происходит уже миллионы лет. Для моего носа и легких это аперитив, смешанный прямо в биосфере планеты, и я несколько раз глубоко вдыхаю холодный воздух, а потом сажусь за руль и пускаюсь в путь по пыльным дорогам, ведущим в глубь континента, к месту назначения.

Мимо мелькают густо-зеленые фермы и виноградники, а я качу себе по просторам долины реки Эльки[49] – по огромной V-образной впадине, которая вдается далеко в сушу. Выращивают здесь в основном виноград и тропические фрукты. Понятно, почему: солнце так и сияет, огромная долина так и дышит жизнью. Словно роскошный плодородный инкубатор, где нет недостатка ни в тепле, ни в энергии.

По краям пышно цветущих полей тянутся вереницы водонапорных башен, разукрашенных увеличенными этикетками местных сортов писко – крепкого виноградного бренди, которое производят здесь уже пятьсот лет и пьют по всей стране.

Однако чем дальше от побережья, тем круче дорога идет в гору, и пейзаж стремительно меняется. Вдали виднеется огромная плотина, построенная всего лет десять назад для улучшения ирригации. Колоссальная дамба из камня и бетона пересекает долину от края и до края и так огромна, что ее трудно охватить взглядом – словно повторение природных скульптур незапамятных геологических эпох.

Вскоре я сворачиваю в сторону от рукотворных пейзажей, символа покорения природы человеком, и буйная зелень вокруг быстро сменяется мешаниной из чахлых кустов и красновато-коричневых камней и песка. Еще несколько минут – и я словно пересекаю невидимую границу и попадаю в совершенно другие места, в минералогический ландшафт иного пространства и времени.

Это и есть холмы, однако по моим лилипутским стандартам такое холмами не назовешь. Они – складка исполинской гармошки в земной коре, из которой получился Андский горный хребет, монументальное геофизическое явление, насчитывающее около 6000 километров в длину; эти горы вытолкнуло к небесам, когда океанический базальт задвинулся под Южноамериканскую континентальную плиту. Здесь особенно хорошо видно, как корчилась, остывая, планета. Внешняя корка кристаллизованного вещества, отвердевая, плавает на поверхности океана магмы, словно плот, затем трескается на колоссальные литосферные плиты, а они находят равновесие в пучинах гравитации.

Дорога идет все выше и выше плавной спиралью, земля становится все суше и пустыннее. Ехать приходится медленнее – то там, то сям дорогу перегораживают завалы из острых булыжников и песка. Но вскоре я вижу цель – она там, где на вершине крутого подъема ярко блестит отраженный свет. Там виднеется на фоне безбрежного лазурного неба белоснежно-серебристая обшивка огромных куполов обсерватории, этакий современный вариант шпилей и зубчатых стен – Межамериканская обсерватория Серро-Тололо[50], где я проведу ближайшую неделю.

Здесь мне предстоит выполнить довольно скучную астрономическую работу – сделать калибровочные снимки нескольких десятков далеких туманностей, ничем не примечательных галактик, разбросанных там и сям по видимой Вселенной. Для этого мне на несколько ночей предоставят в полное распоряжение один из телескопов, и я засяду рядом с этим инструментом в уютной комнатке, заставленной компьютерами и мониторами. Из своей норки я буду управлять механизмом купола и чувствительной цифровой камерой телескопа, внутренности которой охлаждаются регулярными вливаниями жидкого азота[51], – эта задача требует собранности и координации, каких в темноте южной ночи трудно ожидать даже от обладателя самой твердой руки. Изображения, которые я надеюсь получить, представляют собой всего лишь одну из стадий долгосрочного проекта по картированию и измерению этих далеких звездных «городков», в ходе которого нам предстоит проследить их медленную, едва заметную эволюцию на протяжении космического времени: словом, нам с коллегами занятость обеспечена на много лет.

Серро-Тололо, как и любая профессиональная обсерватория, работает по строго заведенному порядку. Днем техники и инженеры чистят, чинят и тестируют телескопы и прилагающееся к ним оборудование. После обеда из гостиницы на склоне показываются сонные астрономы – они хотят перекусить[52] перед ночной вахтой. И каждый вечер после ужина они тянутся на вершину горы.

В шестидесятые годы ХХ века вершину разровняли при помощи динамита и тяжелых машин и разместили здесь полдюжины больших куполов для телескопов и оборудования. Получился безмятежный и по-своему красивый памятник человеческой любознательности и достижениям науки, а место, где он установлен, – самые настоящие врата небес. Сегодняшний вечер ничем не отличается от прочих, и вскоре я занимаю свое место, включаю аппаратуру и вожусь со сжиженным газом, после чего открываю полусферу купола над своим телескопом и выпускаю на волю воздух, разогретый за день на солнцепеке.

У каждого астронома свои тайные приемы обращения с телескопом, свои неписаные ритуалы. Мне, например, необходимо полюбоваться закатом. И не по каким-то романтическим причинам. Просто мне нужно подышать, прежде чем усаживаться за работу до самого утра, и хочется своими глазами увидеть, какое сегодня небо и какая ожидается погода: это сильно повлияет на качество данных, которые я рассчитываю получить.

• Предыдущая
• 11/65
• Следующая