Всемирный следопыт 1929 № 12 - Журнал Всемирный следопыт - Страница 29

Покинув Ситку 3 октября, «Страна Советов» не прилетела в Ситтль…

Но каково было разочарование буржуа, когда в газетах появились целые столбцы разноречивых сообщений о том, что летчик Шестаков и навигатор Стерлигов прибыли на пост американской береговой охраны Грэг и заявили, что самолет их благополучно сел около водопада на острове Долл из-за порчи одного из моторов.

Американское правительство приняло энергичные меры к тому, чтобы доставить на остров Долл новый мотор для «Страны Советов». Сторожевые суда привезли туда машину из Ситтля, и экипаж самолета под непрерывным проливным дождем без всякой посторонней помощи принялся за смену поврежденного мотора. Люди не спали, не ели — они стали походить на тени прежнего экипажа и шатались от усталости, — но через три дня мотор был поставлен. Шестаков облегченно вздохнул и заставил Болотова на целый день и целую ночь лечь спать.

13 октября Шестаков посадил Болотова за левое управление, и самолет снова пошел в воздух на преодоление последней части морского этапа. Стерлигов покачал головой — ветер был встречный и такой силы, что возникала сомнение, хватит ли бензина, чтобы преодолеть расстояние в 1 200 километров до Ситтля. Но бензина хватило, и через десять часов полета «Страна Советов» спустилась в Ситтле. Здесь самолет снова был лишен поплавков и установлен на колеса. Вторая часть его маршрута Хабаровск — Ситтль в 8000 километров была закончена, и за управление снова сел Шестаков. Путь лежал над гористыми берегами далекого Запада.

18 октября пронзительный стук молотков Ситтльского порта умолк на несколько мгновений — три тысячи портовых рабочих подняли голову и проводили взором уходившую к югу ширококрылую птицу, за рулем которой сидели какие-то легендарные люди, про которых пишут в газетах, будто они ничего не умеют делать, не умеют ничего строить, презирают науку и не признают ничего кроме митингов. Эти сведения о большевиках странно не вязались с видом уверенно летящей серебряной птицы.

Птица летела уверенно до тех пор, пока снова не начали появляться перебои в моторе. Немецкие моторы не выдерживали того, что было нипочем советскому самолету. Над городом Ванкувэр один из моторов окончательно стал, и пришлось садиться на аэродроме, чтобы его исправлять. Фуфаев выбивался из сил, но неполадку устранил, и Шестаков снова нетерпеливо повел машину на взлет. Остались за хвостом Скалистые горы штата Вашингтон, и зазеленели сочные леса Орегоны.

«Страна Советов» жужжала моторами над зелеными лесами Калифорнии. Вправо расстилались залитые ярким солнцем, сверкающие воды Тихого океана. В этом месте он был так мало похож на тот сумрачный серый океан, который делал все возможное, чтобы погубить летунов над Алеутскими островами. В лучах ослепительного солнца сверкали высокие стены домов Окленда. Разрисованные всеми цветами радуги рекламы кричали о лучших фруктах мира и предлагали прохожему не заходить ни в чью лавку кроме специального фруктового магазина Джемса Крик.

Отсюда как в калейдоскопе замелькали жемчужины Соединенных Штатов, цитадели доллара. Цветистый, залитый золотым калифорнийским солнцем Фриско, сумрачный Чикаго — столица мясного короля Бутлера, бесконечные столицы стальных, железнодорожных, шляпных и сапожных королей. И наконец Детройт — единственная в своем роде резиденция мирового автомобильного короля, а за ним и Нью-Йорк — столица короля всех королей — его величества доллара.

30 октября на дороге, ведущей от Нью-Йорка к Кертисс-фильд, в большем числе чем обыкновенно, замелькали форды и шевроле. Двадцать тысяч рабочих Нью-Йорка мчались на своих машинах к аэродрому для того, чтобы приветствовать упрямых большевиков, покрывших на «Стране Советов» 20 500 километров в беспримерно трудных условиях. 136 часов в воздухе. 150 километров в час — средняя скорость. 540 километров в день. Это лучше Пельтье Дуази, это лучше Аррашара, это лучше де-Пинедо. Сердца рабочих, привыкших к сенсациям, бились на этот раз несколько чаще, потому что для американских рабочих не привычны были такие сенсации, героями которых являются разгуливающие на свободе большевики.

Когда, сделав несколько кругов над аэродромом, Шестаков отвел от себя штурвал и машина, попрыгав со звоном по ровному полю, остановилась перед замершей толпой, над сплошной массой человеческих голов взвились полотнища красных флагов и вытянулись сотни тысяч рук, репортеры защелкали кодаками, фиксируя каждое движение вылезавшего из самолета экипажа. Широкое улыбающееся лицо Болотова первым попало на пленку, за ним — серьезный, сосредоточенный Шестаков, за Шестаковым показалась из стеклянной навигаторской кабинки огненно-рыжая голова Стерлигова, и последним был подхвачен десятками протянутых рук нью-йоркских рабочих чумазый, с серым от усталости лицом механик Фуфаев. Репортеры наставляли объективы кодаков в упор на лица живых большевиков…

Одно время на улицах Ленинграда не редкость было встретить зимой спортсменов, которые в пиджаке и трусиках тренировались вприпрыжку босыми ногами при пятнадцатиградусном морозе. Любопытно, что среди пернатых также существуют в своем роде спортсмены, бодро переносящие сильнейшие холода.

В хвойных лесах таежной полосы СССР и в горной части Крыма гнездятся оригинальные птицы — клесты, по своим повадкам очень напоминающие попугаев[12]. Обращает внимание массивный клюв этих птиц. Верхняя и нижняя его половины загнуты и перекрещиваются в роде лезвий ножниц. Подобное строение клюва позволяет клестам выщелачивать сосновые и еловые шишки и доставать находящиеся в них семена[13]. В зависимости от наличия корма клесты выводят птенцов в различные времена года, но главным образом в зимние месяцы. В годы с большим урожаем шишек, семян и ягод клесты гнездятся два раза.

Интереснее всего, что в самый разгар зимы, когда от морозов деревья трещат, словно залпы выстрелов, или тоскливыми напевами завывают февральские вьюги, хлопотливая чета клестов бывает занята высиживанием будущего поколения пернатых спортсменов. Жизнь в лесу в это время совершенно замерла, снег повис пушистыми хлопьями на густых ветках, однообразное оцепенение зимнего ландшафта сковало местность, и только клесты беспечно распевают песенки. Когда же при тридцатиградусном морозе появятся неоперенные птенцы, то чувствуют они себя, повидимому, великолепно. Несмотря на суровые условия зимнего периода и на необходимость сидеть в гнездах, молодые клесты-спортсмены не только не замерзают, но даже не знают, вероятно, наших насморков и гриппов…

А ведь немного, пожалуй, найдется среди нас таких «неоперенных» спортсменов, которые смогли бы героически перенести трескучие морозы, подобно молодежи у клестов.

И. Б.

Обыкновенно думают, что самое быстролетное существо следует искать в мире пернатых; в широких читательских массах господствуют преувеличенные понятия о быстроте полета птиц. Отчасти это зависит от того, что относительно быстроты птичьего полета до сих пор имелись лишь данные отдельных исследователей и знатоков птиц. Только за последнее время измерения быстроты птичьего полета стали производиться строго научным путем. Не более десяти лет назад еще считали, что ласточки пролетают до 250 километров в час, а касатки даже до 300. Подобные цифры мы встречаем во многих таблицах, которые опубликовываются и до сих пор. Но посредством систематических наблюдений установлено, что быстрота полета в 70 километров уже относится к рекордным достижениям европейских птиц. Такой быстролетностью обладают, например, скворцы; почтовые голуби летают быстрее, но и они не могут пролететь более 80 километров в час.