Некто Бонапарт - Столяров Андрей Михайлович - Страница 6
- Предыдущая
- 6/8
- Следующая
У перехода в отсек Темперации загородка была опущена. Как всегда. Он постучал. Ленивый санитар велел:
— Пропуск.
— У меня приказ, — соврал Милн.
— Ничего не знаю. Пропуск.
Мили повернулся и пошел обратно. В соседнем коридоре была крышка аварийного люка. Он налег на крестообразную рукоять. Уныло завопила сирена, но он не обращал внимания. Им было не до него. Люк открылся, и Милн протиснулся в затхлую пасть трубы. Освещения не было. Угадывались скобы, идущие вверх. Он полез, чувствуя спиной пульсирующие кабели, добрался до развилки и пополз по другой трубе, стараясь не сбиться — свернул влево и опять влево. Потом спустился. Он почему-то не подумал, как выйдет отсюда, уперся в крышку люка, и она подалась — была отвинчена. Он спрыгнул в редкую темноту и по гулкости удара понял: кабина настройки.
В левой секции крикнули:
— Кто?
Он увидел Патриарха, сидящего на корточках около Цихрона, с которого был спят кожух и обнажена внутренность спрута, вмороженная в льдинки микропроцессоров. Одной рукой Патриарх держал пистолет, а другой копался в белых кристалликах. Лысина его блестела. Он сразу же выстрелил, и пуля гулко чокнула по резиновой шине на стене.
Милн отшатнулся за фарфоровую плитку секции.
— Не будьте идиотом, — сказал он. — Нас услышат.
Будто в подтверждение этих слов заверещал телефон позади него. Мили взял трубку.
— Одно слово, и стреляю, — шепотом предупредил Патриарх.
— Да, — сказал Милн в трубку. — Нет, — сказал он. Нажал на рычаг. — Вас ищут. Я ответил Калигуле, что здесь никого, но он не поверил, по-моему.
Патриарх покусал дуло ощеренными зубами.
— Давно надо было отправить в Карантин этих параноиков. Поздно… Выбросили меня, как ветошь. Генерал-губернатор ответил, что не вмешивается в дела Полигона. Каково? Не вмешивается!.. Мальро когда-то писал, что мы единственная страна в мире, которая стала великой державой, не приложив к этому ровно никаких усилии. А почему. Мили? Потому что ей расчистили исторический путь… Я — расчистил…
— Мне нужна Жанна, — сказал Милн.
— Жанна? Жанна в изоляторе, — быстро ответил Патриарх. — Знаете что, Милн, идите к Жанне, забирайте ее, они вас не тронут, вы им нужны. А я исчезну. Раз и навсегда, будь оно проклято! — Говоря это, он, почти не глядя, втыкал кристаллы в гнезда — ошибся, чертыхнулся и переставил. Вдруг закричал шепотом. — Вы что, не понимаете, они меня убьют!
— Мне нужна Жанна, — повторил Милн. — Или вы не уйдете отсюда.
— Жанну запустили позавчера, — обреченно сказал Патриарх. — Конечно, я обманул вас, Милн, но не я отдал приказ, меня заставили…
— Хорошо, — сказал Милн. Он убедился. — Тогда мне нужна преисподняя. Я иду с вами. Что такое преисподняя?
— Смерть! — взвизгнул Патриарх, и по визгу стало ясно, как он напуган.
— Это смерть, запуск без темпора, без конкретного адресата! Я же объяснял вам основы хроноклаузы. Выброс может произойти где угодно, еще до образования Земли, в пустом Космосе!
В дверь позвонили, и сразу же забарабанили нетерпеливые кулаки, и Калигула скомандовал:
— Откройте, Милн!
Патриарх, пристанывая, порхал длинными пальцами над клавишами пульта, будто играл на пианино. В такт нажимам загорались зеленые концентрические круги на стенах.
Милн вышел из-за плиты и положил руку на пульт.
— Мне нужна преисподняя.
— Откройте, Милн!
Патриарх поднял пистолет.
— Я успею разбить пару индикаторов, — спокойно сказал Милн. — У нас мало времени.
В дверь ударилось что-то грузное, и она затрещала.
Вышли вечером и шли всю ночь до рассвета. Табор вел Апулей. Он один умел ориентироваться по звездам в этом гнетущем пространстве, где на тысячи километров, стиснув землю кожистым покровом, распласталась толстая коричневая губка. Было очень важно не сбиться и выйти точно к Синим Буграм, куда собирались остальные колонии: левее, за Прагой, шевелил голые пальцы лишайник, жрущий любую органику, а на восток простирались бесконечные болота, которые, накапливая энергию для очередного выброса пены, булькали и кипели живой плазмой. Там было не пройти. Позади, за темной линией горизонта, как при большом пожаре, отсвечивали по небу блеклые розовые сполохи — колония Босха принимала удар на себя. Босх отдал им всех своих лошадей, и уже из этого становилось ясным, как он оценивает исход предстоящего боя. Получилось восемь повозок — неуклюжих, тяжелых, из остатков дерева и металла, не переваренных Помойкой. У той, где лежала Жанна, были автомобильные колеса без шин. Все равно трясло невыносимо. Горьковато дымились родники. Оранжевые слизни размером с корову упорным неутомимым кольцом окружали табор. Изредка тот, что поближе, сворачивал к людям — проверяя. Тогда навстречу ему выходил Вильгельм Телль и натягивал звонкий лук. Стрела, ядовито пискнув, впивалась в основание рожек-антенн, слизень вскрикивал, как ребенок, по студенистому телу пробегала мелкая голая дрожь, и сверху галдящим водопадом низвергались жадные птицы.
К рассвету начался дождь, шепотом пробирающийся из одного конца бескрайней степи в другой. Кинулись запасать воду — в глиняные горшки, в чашки и просто в ладони. С водой было плохо.
Милн держался за край повозки и видел, как Жанна ловит ртом слабую дождевую паутину.
— Я принесу тебе попить, — сказал он. Дернул за повод Пегого, у которого кузнечными мехами раздувались бока от запального бега, пошел вдоль табора. Его спрашивали без всякой надежды: — Ну как? — Он не отвечал. Оглядывался на сполохи.
Парацельс спал в последней повозке, под брезентом. Интересно, где он достал брезент? Милн растолкал его, и Парацельс, продрав слипшиеся веки, тоже спросил:
— Ну как?
Плохо, — ответил Мили, не вдаваясь в подробности. — У тебя вода есть? — Взял протянутую флягу. — Брезент я, пожалуй, тоже заберу, — добавил он.
— Сутки хотя бы продержитесь? — тоскливо спросил Парацельс.
— Вряд ли.
Милн вернулся и укрыл Жанну. Положил флягу рядом с ней, под руку.
— Есть хочешь?
Жанна покачала головой. Говорить не могла. Он все-таки, присмотрев участок помоложе, вырезал ножом губочный дерн и подал его, перевернув желтой съедобной мякотью. Жанна лизнула приторный сок.
- Предыдущая
- 6/8
- Следующая
