Ушкуйники - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 57

• Предыдущая
• 57/70
• Следующая

Сегодня Дитрих фон Альтенбург не мог отделаться от тревожного предчувствия, овладевшего им буквально накануне приезда Генриха фон Плоцке. Он даже вышел на валы крепости, дабы убедиться, что Ландесхуту ничто не угрожает. Однако везде было тихо-мирно, в крепостном рву плескались утиные выводки колонистов, река неспешно несла свои воды к морю, а природа щедро благоухала сладкими летними запахами. С сомнением оглядев переброшенный через ров мост, комтур мысленно дал себе слово, что на следующий год непременно сделает его подъемным. Пруссов он не боялся: у них не было достаточного числа воинов, чтобы решиться на штурм крепости, да и вооружение обещало желать лучшего. Но вот литвины могли доставить немало неприятностей. Они умели пробираться по лесам столь скрытно, что даже лучшим разведчикам ордена не удавалось их обнаружить. Да и нападали внезапно, стремительно, со знанием дела. К тому же имели рыцарское вооружение, что в случае их нападения еще более усугубило бы положение обитателей Ландесхута.

Впрочем, за саму крепость Дитрих фон Альтенбург особо не переживал. Его небольшой отряд кнехтов (остальные воины Ландесхута ушли в поход) состоял сплошь из видавших виды ветеранов, способных отбиться от любого врага. Или по крайней мере продержаться до подхода помощи из близлежащих замков. Окинув напоследок взглядом пустынную дорогу, тянувшуюся к замку по берегу реки и мимо вырытого посреди поселения колонистов пруда, у которого резвилась сейчас детвора, Дитрих фон Альтенбург сокрушенно вздохнул и отправился разбираться с варварами, посмевшими косить сено на заливных лугах без его разрешения. Добровольные помощники из слуг местного нобиля, принявшего христианство, задержали и доставили в крепость двух скаловитов-язычников с телегой, груженной сухим сеном. Теперь варвары угрюмо топтались возле запряженной в большой воз неказистой лошадки, дожидаясь своей участи без особой надежды на снисхождение.

Долго разбираться комтур не стал. Лошадь и сено приказал реквизировать, а язычникам всыпать для начала по двадцать плетей – порядок есть порядок, – а затем передать обоих канонику, чтобы тот подготовил их к таинству крещения и обращению в истинную веру. Если же наотрез откажутся от смены веры (такое случалось, и нередко), тогда без лишних разговоров отправить на корм рыбам.

Приезд маршала несколько развеял мрачные мысли комтура. Правда, он недолюбливал Генриха фон Плоцке – за предоставление рыцарям и сариантам Кёнигсберга вольностей, никоим образом не согласующихся с уставом ордена. Однако то, что в сражениях маршал всегда храбро бился в первых рядах и отменно владел всеми видами оружия, в какой-то мере оправдывало его в глазах Дитриха фон Альтенбурга, открыто придерживающегося старых традиций.

За щедро накрытым столом расположились сам хозяин Ландесхута, маршал, Бернхард фон Шлезинг, Адольф фон Берг и сембийский фогт Герхард Руде. Комтур пил умеренно и в основном помалкивал, слушая остальных. Точно так же вел себя и всегда немногословный Адольф фон Берг. А вот фон Шлезинг мало того, что почти не умолкал, так напоминал еще и бездонную бочку: вливал в себя кубок за кубком и, казалось, ничуть не пьянел, лишь лицо все более наливалось кровью. Маршал, напротив, пил мало, зато ел за двоих. Так приучила его походная жизнь: не поешь плотно, пока есть возможность, – протянешь ноги, когда станет не до еды. Что касается фогта, то он лишь часто и услужливо хихикал над остротами фон Шлезинга и подобострастно поддакивал нравоучениям Генриха фон Плоцке. Пил при этом немного, мелкими глоточками, словно стесняясь, а ел как старый скряга: тщательно пережевывая каждый кусочек и неспешно обгладывая мясо до самой кости.

– …Не понимаю, почему мы на этот раз не дождались зимы, как обычно, – заметил ворчливо Дитрих фон Альтенбург. – Летом в лесах и болотах рыцарству и развернуться-то негде.

– Зато наш рейз[116] стал для Гедимина большой неожиданностью, брат Дитрих, – охотно пояснил Генрих фон Плоцке и бросил обглоданную кость умильно глядевшему на него из-под стола щенку. – Зимой-то литвины всегда нас ждут во всеоружии.

– А не мало ли воинов собралось для столь важного похода?

– Мало, – согласился маршал. – Но сейчас наша главная цель – во что бы то ни стало захватить Жемайтию и земли возле Мемеля, чтобы соединить Пруссию и Ливонию. А потом нам никто уже не помешает покорить Литву. Нынешний рейз – своего рода разведка перед большим походом, который состоится через год-два, как только наберем достаточно гостей-крестоносцев и наемников.

– Наберем ли? – продолжал сомневаться комтур.

– Несомненно, – уверенно ответил фон Плоцке. – С двадцати шести комтурств и пяти фогств ордена я собрал во исполнение ленной присяги порядка трех тысяч человек. Не считая братьев-рыцарей, сариантов и кнехтов из гарнизонов. А есть ведь еще Кульмское и Самбийское епископства. Согласно моей с ними предварительной договоренности, они готовы предоставить не менее шестисот человек – как наемников, так и рыцарей-ополченцев. Возможно, те уже в пути и скоро присоединятся к нашим основным силам.

– Надо было привлечь и городских констафлеров[117], – подключился к разговору Бернхард фон Шлезинг. – В воинском деле они разбираюся не хуже, чем наемники. Один только капитан Рутгер Райтц из Кёльна чего стоит! Знаю, что он участвовал уже в двадцати зимних райзах в Пруссию и трех летних – в Ливонию.

– Наемники нам дорого обойдутся, – пискнул фогт Герард Руде. – Десять гривен за копье – большие, на мой взгляд, деньги…

– Бездельники нам обходятся дороже, – грубо хохотнул фон Шлезинг, недвусмысленно намекая на фогта, который принимал участие в рейзах крайне редко: то старые раны (откуда бы им взяться?) залечивал, то болел, то разные другие неотложные дела себе придумывал. – А еще мы напрасно забыли о чехах: они преданы нам до мозга костей. К тому же одинаково хорошо сражаются хоть конными, хоть пешими, отлично показали себя при осаде и штурме крепостей, прекрасно владеют не только арбалетом, но и мечом.

– Я уже договорился, – важно изрек Генрих фон Плоцке, – что в большом походе примут участие рыцарь Дитрих фон Эльнер со своим отрядом, родственники нашего брата фон Книпроде, фламандцы из рода фон Гистель и даже английские графы Суффолки.

При упоминании об англичанах Адольф фон Берг пренебрежительно скривился. Ему приходилось сражаться против одного из Суффолков на рыцарском турнире, и тот, сославшись на «травму», поспешил покинуть поле уже после первого сломанного копья.

А вот Бернхард фон Шлезинг ответил на слова маршала одобрительным мычанием, после чего опрокинул в свое бездонное нутро очередной кубок хмельной жидкости. Вброчем, бравада его носила скорее нарочитый характер, ибо с каждым глотком вина он все более погружался в черную меланхолию. Дурное предчувствие начало томить рыцаря с того самого момента, как только он узнал, что русы Горислав и Венцеслав бежали из соляных копей. Теперь тевтонец небезосновательно опасался, что беглецам удастся уйти от поисковых отрядов ордена. Ведь тогда они всенепременнно вернутся, дабы призвать его к ответу тем или иным способом – в открытом рыцарском бою или устроив засаду. Уж он-то знал, что русы способны на подобные акты возмездия не меньше литвинов…

На следующий день Генрих фон Плоцке в сопровождении небольшого отряда покинул Ландесхут с первыми рассветными лучами: торопился примкнуть к тевтонскому войску, успевшему к тому времени осадить Юнигеду[118]. Маршалу уже донесли, что в связи с этим Гедимин перегруппировал свои силы и что в качестве подмоги к Юнигеде подошел отряд одного из его приближенных военачальников – славного литовского рыцаря Войдилы. Ситуация осложнилась, и теперь маршал спешил лично возглавить осаду столь важного укрепленного пункта, который в дальнейшем – во время запланированного большого похода – мог доставить войскам ордена массу неприятностей.

• Предыдущая
• 57/70
• Следующая