Скво - Стокер Брэм - Страница 1

• 1/4
• Следующая

Скво[1]

В то время Нюрнберг еще не был так известен, как сейчас. Ирвинг еще не сыграл своего Фауста, а само название ста­ринного города мало о чем говорило многочисленным любите­лям путешествий.

Наш с женой медовый месяц длился уже вторую неделю, и нам очень хотелось, чтобы к нашим странствиям по истори­ческим местам присоединился еще кто-нибудь. Тут-то нам и повстречался этот иностранец, который поразил нас, людей в общем-то довольно жизнерадостных, какой-то особой энер­гией и бодростью. Элиас П. Хатчисон был родом из города Истмейн, что находится в благодатной, но истерзанной вой­ной белых и индейцев Стране Кленового Листа. Он приехал в Европу – мы познакомились с ним во Франкфурте, на вокза­ле, – дабы насладиться красотами древних городов. Мы бы не осмелились подступиться к нему с нашей просьбой, если бы он сам не обронил как-то фразу о том, что путешествие в одиноч­ку превращает даже самого живого и активного человека в мрачного меланхолика, которому самое место в психиатриче­ской лечебнице.

Мы с женой задумали подвести его к сути дела исподволь, потихоньку, поэтому сначала сильно скромничали и туше­вались, боясь спугнуть его. Наконец, заговорили одновремен­но и с горячностью перебивая друг друга. Смешались, замолчали. Потом я решил продолжить, думая, что жена уже не заговорит, но – вот как бывает без репетиции – мой голос опять был перекрыт ее голосом!

Как бы то ни было, а уговаривать Элиаса П. Хатчисона долго не пришлось. Он стал нашим спутником, и выгоды этого события для нас обнаружились весьма скоро. Если, будучи предоставленным самим себе, мы частенько ссорились, то с появлением сдерживающего момента в лице американца мы, наоборот, стали использовать малейшую возможность, чтобы украдкой полюбезничать. Амелия говорила тогда, что впредь она будет советовать всем знакомым молодоженам брать с собой в свадебное путешествие третьего.

Итак, мы вместе отправились в Нюрнберг, по достоинству оценивая путевые заметки нашего нового друга и изумляясь его вкусу к приключениям, благодаря которому он казался нам порой выходцем из авантюрных романов. Кроме того нас забавлял его североамериканский вариант английского язы­ка. Иногда нам приходилось по душе то или иное нововве­дение, но в другой раз мы просто поражались тому, с какой легкостью он уродовал дивный язык Шекспира.

В своем плане осмотра достопримечательностей Нюрнбер­га мы оставили напоследок самый любопытный объект – ста­рый город, окруженный крепостными сооружениями. В день, назначенный для знакомства с ним, мы встретились на вос­точной стороне внешней стены и оттуда начали свой путь.

Старая крепость находилась на скале и возвышалась над городом, защищенная с севера глубокими искусственными рва­ми. Нюрнбергу посчастливилось – как, кстати, мало какому еще европейскому городу – ни разу не стать добычей вра­жеских орд. Его никогда никому не отдавали на разграбление и никогда не предавали огню. Поэтому он имел такой чистый первозданный вид. Фортификационные сооружения на протя­жении столетий почти не использовались, рвы со временем заросли чайными и фруктовыми садами, причем некоторые деревья достигли уже весьма внушительной высоты.

Жарясь под немилосердным июльским солнцем, мы про­хаживались вдоль крепостной стены и часто останавливались, чтобы полюбоваться на восхитительный ландшафт, который с такой высоты весь открывался нашим взорам. Особенно по­этично смотрелась зеленая равнина с голубыми пятнами хол­мов, на которой тут и там были живописно разбросаны дере­веньки со вспаханными полями и выгонами окрест. Совсем как на пейзажах Клода Лорэна.

Удивительно привлекательным выглядел с крепостной стены и сам город с его причудливыми старинными фронтонами, красными крышами шириной в акр, с расположенными по ярусам мансардными окнами. Справа от нас виднелись башни старого города, в ближе всего возвышалась мрачная Башня Пыток, которая считалась самым волнующим среди памятни­ков города. Из века в век переходили рассказы о знаменитой нюрнбергской Железной Деве, как примере наиболее утон­ченной жестокости, на которую только способен человек. Мы с самого первого дня здесь наводили справки об этом ужасе, и вот – дом Девы перед нами.

На одном из наших коротеньких привалов мы перегнулись через перила и заглянули в глубину рва. Перед нами раскры­лась пропасть в пятьдесят-шестьдесят футов, на дне которой залитый солнцем цвел сад. Жара была, как в духовке, воздух плавился и от этого сад словно плыл перед нами. По ту сторону рва в небо поднималась мрачная высоченная стена из серого камня. Справа и слева на поворотах она упиралась в басти­оны. Там же, соперничая в высоте с вековыми деревьями, возвышались и старинные дома, которых безжалостное обыч­но время только еще более облагородило.

Нас разморило, и мы уже не хотели никуда уходить с этого места. Мы неподвижно застыли, перегнувшись вниз через зем­ляную стену, на краю рва. Нам доставляло удовольствие смот­реть на умилительную картинку: внизу, нежась на солнце, лежала огромная черная кошка, а вокруг нее, играясь, прыгал крохотный и очень симпатичный котенок. Мать вертела в воз­духе хвостом, а котенок пытался поймать его лапками; когда ему это удавалось, она отталкивала его, и все начиналось сначала. С высоты наших пятидесяти футов это смотрелось на редкость забавно. Чтобы разнообразить игру котенка Элиас П. Хатчисон взял в руку небольшой камень.

– Смотрите! – сказал он весело. – Я кину камешек, и они будут думать: уж не с луны ли он свалился? Вот увидите: будет потеха!

– Осторожней! – предупредила его моя жена. – Вы мо­жете угодить прямо в малышку!

– Только не я, мэм, – уверенно ответил Элиас П. – В меткости мне позавидовал бы сам Робин Гуд. Клянусь, малыш даже не заметит. Хотите пари? Нет? Ладно, смотрите. – Не­сколько секунд он прицеливался, взвешивая камень на руке, и потом, сильно размахнувшись, послал его вниз. Кошка с котенком в тот момент были у самого подножья стены рва, и поэтому мы не могли видеть точку приземления камня, так как для этого пришлось бы слишком рискованно перегибаться вниз. Мы не видели места падения камня, но по хлюпающему звуку, долетавшему до нас, с ужасом поняли, что снаряд по­пал прямо котенку в голову!.. Под ударом череп малыша раскололся, как орех, и из его глубин на свет брызнули его ма­ленькие мозги… Черная кошка прыжком выскочила на место, откуда можно было посмотреть наверх, и сверкнула на Элиаса П. Хатчисона огнем своих зеленых глаз. Затем она бросилась к котенку, который лежал на земле неподвижно, если не счи­тать подрагивания его маленьких лапок. Из огромной раны струей растекалась кровь. С пронзительным вскриком – так кричат люди – кошка стала вылизывать рану. Нам было слыш­но, как ужасно она стонет. Поняв, наконец, что котенок умер, она, вся измазанная мозгами и кровью, опять подняла на нас свои наполненные болью и ненавистью глаза. Я никогда не забуду этих глаз и этих взглядов – столько в них было чувст­ва!.. Неподвижно глядя на нас, она то и дело оскаливала белые зубы, на которых была кровь убитого котенка. До нас долетел неприятный звук – она царапала землю длинными когтями. Вдруг она совершила отчаянный прыжок вверх по стене рва – видимо, с целью достать до нас, – но высота была большая и, на миг зависнув в воздухе, кошка упала вниз. К ее ужасному облику добавилось еще и то, что она упала прямо на котенка и измазалась еще больше.

Амелия едва не падала в обморок, и я был вынужден подх­ватить ее за плечи и отвести от стены. Поблизости, под сенью раскидистого платана, была поставлена скамейка, и я усадил жену на нее, чтобы она пришла в себя. Затем я вернулся к Хатчисону, который стоял, не двигаясь, на краю рва и не мог оторвать глаз от завораживающего вида разъяренной кошки. Когда я подошел, он, не глядя в мою сторону, заговорил:

– Вряд ли я когда-либо еще видел столь свирепое сущест­во. Может быть, только… – Он поморщился и продолжил, нисколько не заботясь и не уважая чистоту истинного англий­ского языка: – У апачей была скво, а у меня был приятель. Индейцы звали его – Заноза. Он был полукровка, хоть внеш­не выглядел совсем как белый. Однажды во время набега он выкрал у этой скво ее ребенка. Ее саму пытали на огне, а ублюдка он… Он убил его. На ее глазах. Она тогда еще как-то странно на него посмотрела. Нет, она не выла от горя! Она только посмотрела на него… Всего один взгляд!.. Ведьма три года охотилась за Занозой, а когда воины сграбастали его и передали ей… Знаете, никто так ловко не пытает, как апачи… Человек умирает долго… Я видел ее лицо, когда убивали ее сына – вот точно такое же, как и у этой кошки. А потом я видел, как она улыбалась. Я поспел в их лагерь как раз в тот момент, когда Заноза испускал дух. Она стояла рядом и улы­балась!

• 1/4
• Следующая