Тяжесть венца - Вилар Симона - Страница 44
- Предыдущая
- 44/124
- Следующая
Заколебался язычок подвешенной на треножнике лампы. Дверь приотворилась, и в проеме показался рогатый чепец Матильды Харрингтон.
– Я догадалась, что вы не спите, миледи, и принесла вам липовый отвар.
Леди Матильда недолюбливала и осуждала за многое свою госпожу, тем не менее Анна не могла представить себе, кто мог бы лучше справиться с ее обязанностями.
Статс-дама подала дымящуюся чашу. Потом взбила Анне подушку – обтянутый лиловым шелком круглый валик с кистями, набитый орлиным пухом, но не ушла, а осталась стоять, сложив руки на груди.
– Я слушаю вас, леди Харрингтон.
– Ваша честь, меня давно интересует один вопрос.
Анна, попивая отвар, поверх чаши смотрела на свою статс-даму.
– Буду откровенна, – сказала та. – Я наблюдаю за вами вот уже более месяца, и за это время вы ни разу не попросили меня о некоторых интимных услугах, в которых нуждается каждая женщина в известные периоды. Из этого я сделала вывод, что вы беременна. В таком случае вы проявляете вдвойне безрассудство, не объявив об этом и надолго уединяясь с юным Хербертом, не говоря уже о верховой езде. Ваш долг перед Господом родить герцогу Глостеру наследника, а вы так много времени уделяете верховым прогулкам, что это может привести к выкидышу. Но что с вами, миледи? Не хотите ли вы уверить меня, что ничего не знали?..
Анна смотрела на нее, и на лице ее было самое беспомощное и растерянное выражение, какое когда-либо приходилось видеть леди Матильде. Потом она быстро вернула статс-даме недопитый отвар и махнула рукой в сторону, указывая на дверь.
Оставшись в одиночестве, молодая женщина долго глядела прямо перед собой застывшим пустым взором. Ей хотелось убедить себя, что это не так, что единственная ночь с увечным мужем – как она старалась не вспоминать ее! – прошла бесследно. Но чем больше она думала об этом, тем отчетливее понимала, что Матильда Харрингтон права. Перемены, которые произошли в ее жизни после однообразного существования в монастыре Сент-Мартин Ле-Гран, настолько захватили ее, что она перестала обращать внимание на свое состояние. Теперь она припомнила и головокружения, которые объясняла утомлением, и то, с какой жадностью набрасывалась на острые блюда… Вспомнила она и легкие боли в пояснице после верховых прогулок, покалывание в груди. Не оставалось никаких сомнений.
– Беременна!.. – ошеломленно прошептала Анна. – О Пречистая Дева, неужели я понесла от Ричарда Глостера?
Третий ребенок. Когда-то ей нагадали, что у нее будет трое детей. И она ждала этого третьего ребенка, когда жила с Филипом, однако после тяжелых вторых родов больше не беременела. Теперь тот ребенок, которого она так желала подарить Филипу, родится от Ричарда Глостера…
Анна откинулась и закрыла глаза. Ее вдруг охватила странная апатия.
– Я больше не твоя жена, Филип, – тихо прошептала она, чувствуя, как слезы, выкатываясь из уголков глаз, текут по вискам. Она испытывала отвращение к самой себе. Собственное тело сделалось ей противным, словно внутрь забралось и притаилось там ужасное насекомое – огромный паук с лицом герцога Ричарда Глостера. По ее спине пробежала дрожь.
Весь следующий день она провела в постели, не желая никого видеть, не притрагиваясь к пище. Лишь под вечер Матильде Харрингтон удалось заставить ее выпить немного молока со взбитыми яйцами.
– Вы не должны себя так вести, – строго заявила она. – Вас приняли и полюбили как супругу наместника Севера Англии, и ежели Господу было угодно так скоро послать вам наследника, то вы должны этому радоваться. И учтите: едва весть о вашей беременности будет оглашена, немало честных англичан станут поминать вас в своих молитвах, прося небо о вашем благополучном разрешении от бремени.
И Анна смирилась. Всего одну ночь провела она с нелюбимым мужем и если… Так было угодно Господу. Что ж, надо теперь научиться жить с этим, надо принять это как данность.
Вскоре стало известно, что герцог Глостер вернулся в Йорк. В Мидлхем он прибыл неожиданно и с небольшой свитой. Анна встретила его в большом зале. Здесь на возвышении еще загодя были установлены два кресла под пышными балдахинами, как и подобает для титулованных особ. Анна сидела в одном из них, когда вошел Ричард. По традиции герольды вскинули трубы, придворные склонились, но тем не менее, когда Ричард, прихрамывая, шел через зал, казалось, что госпожа здесь она, а герцог всего лишь гость. Анна тотчас поспешила исправить свою оплошность, сошла с возвышения и склонилась в глубоком реверансе.
– Рада приветствовать вас в замке Мидлхем, милорд и супруг мой!
– Не ожидал, сударыня, что вы встретите меня не в Йорке, – произнес Ричард, поднимая ее. Он говорил негромко, как будто выплевывая каждое слово. Анна поняла, что он в ярости.
Неожиданно она ощутила страх, тот страх, который испытывала перед Ричардом еще девочкой. Это было острое и мучительное чувство, но именно оно придало ей сил после глубокой апатии. Она гордо выпрямилась и взглянула герцогу в глаза. То, что она увидела в них – нечто темное, звериное, – заставило ее содрогнуться. И все же она сумела овладеть собой.
– Я полагала, что вы более великодушны и не так корыстолюбивы, чтобы, вернув мне мои земли, тут же забрать их.
Она увидела, как у Ричарда взбугрились желваки на скулах, темный блеск в глазах стал нестерпимым. Но Анну уже нельзя было остановить. «Пока я ношу его ребенка, он ничего не сможет со мной сделать!»
– Как вы находите Мидлхем? – услышала она свой неестественно оживленный голос.
Ричард неожиданно повернулся к ней спиной.
– Я желаю разговаривать с герцогиней наедине, – бросил он в глубь зала. – Все свободны.
Придворные, шаркая подошвами, с поклонами удалились. Анна увидела, как Уильям задержался в дверях, нерешительно поглядывая на нее. Она хотела подбодрить его улыбкой, но рядом с юношей возникла массивная фигура, заслонившая его, и Анна, словно в тумане, узнала Джона Дайтона. Тот мрачно глядел на нее, пока тяжелые, отделанные бронзой двери гулко не закрылись.
В следующий миг Ричард наотмашь ударил Анну по лицу. Она со стоном упала на обтянутые сукном ступени возвышения. Почувствовала вкус крови во рту и едва сдержалась, чтобы не расплакаться от боли и унижения. Ричард склонился к ней и, схватив за ворот платья, встряхнул так, что из-под ее головной сетки волнами рассыпались волосы.
– Я научу тебя, змея, как пренебрегать моими словами! Я научу тебя, как обманывать моих людей и выставлять меня на посмешище! Ты принадлежишь мне вместе со своими манорами и замками, я – и никто иной, кроме Господа, – твой господин и повелитель, и ты обязана беспрекословно подчиняться мне, склоняться передо мной… по христианскому закону!
Анна медленно поднялась.
– Уезжая из Сент-Мартина, вы не запретили мне бывать в тех владениях, которые получили, добившись моей благосклонности!
Похоже, это распалило герцога еще больше. Он схватил ее за горло, так что ей стало трудно дышать. Их лица оказались рядом, и, прежде чем Анна успела подумать, что делает, она плюнула в это дышащее ненавистью лицо.
Ричард так опешил, что отпустил ее. Она тут же отшатнулась от него, все еще задыхаясь и кашляя.
Герцог шагнул к ней.
– Я сотру тебя с лица земли, тварь!
Лицо его исказилось бешенством. Казалось, вновь повторяется то, что некогда случилось в аббатстве Киркхейм. Но тогда Анна убежала от Глостера куда глаза глядят. Теперь же бежать было некуда.
– Вы ничего мне не сделаете, Дик Глостер! Наоборот, сию же секунду вы станете молить о прощении, за то что вели себя со мной не как с супругой, а как с добычей!
Ричард шагнул к ней, но она ловко увернулась.
– Вы имеете на меня все права, но сам Господь покарает вас, если вы еще хоть раз поднимете руку на женщину, носящую вашего ребенка.
– Что?!
Прошла бесконечно долгая минута, пока сквозь пелену ярости до Ричарда дошел смысл сказанного. Лицо его обмякло, в нем проступило нечто человеческое.
– Что вы сказали?
- Предыдущая
- 44/124
- Следующая
