Обратный счет - Зосимкина Марина - Страница 23
- Предыдущая
- 23/63
- Следующая
него даже, наверно, получилось бы, но он не захотел. Ни духарным и
жуликоватым Меньшиковым, ни меланхоличным и рассудительным Агриппой
д`Обинье, который слагал свои вирши, неотступно следуя конь о конь с королем
Генрихом Наваррским в его тяжких военных походах. Так и дружили, возле
ворот гаража рассуждая про футбол и избегая встреч в коридорах бизнес-
центра.
Но тут Лапина припекло. Даже не совет ему был нужен, а человеческое
ухо, чтобы выплеснуть смуту. В бизнесе друзей не бывает? Отлично. Он с этим
согласен, их у него и нет. Весь окружающий мир тебя ненавидит и только и ждет,
когда ты споткнешься, чтобы навалиться, добить и сплясать канкан на твоих
останках? Ну и пусть. У него есть Васька. Взвешивать и прикидывать, тот это
человек или не тот, времени у Лапина больше не было. Припекло. И он
рассказал Гуляеву все.
Про то, что живет один, но раньше имел семью. С женой развелся
восемь лет назад и об этом не жалеет. Про то, что дочка выросла и замуж
выходит. Про то, что назначен день свадьбы, и он приглашен.
Радость? Наверно. Он Асеньке только счастья желает. Но не может он
появиться на этой свадьбе, не может и все! Но надо. Если не придешь, бывшая
такое про него всей старой и новой родне, да полгорода, да всей Москве
расскажет!.. Что спился, опустился или, еще хуже, что на дочь наплевать.
Асенька, может, и не поверит, но каково ей будет все это выслушивать? А
говорить будут, бывшая постарается.
Алла после развода почти сразу же снова выскочила замуж. А все те
годы, что жила с Иваном, мужа пилила и воспитывала, старалась из него
тонкого человека образовать, чтобы в театре понимал, в живописи и прочем
высоком, чтобы книги читал концептуальные и мог потом в компашке про то
рассказать.
Компашка подобралась сплошь эстеты и интеллектуалы, технарей в ней
презирали, но не явно, а с легкой усмешечкой и исподтишка, сразу и не
разберешь. Но он разобрал. Правда, заботило его это мало. А почему его
должно заботить мнение посредственного фотографа, величающего себя
фотохудожником, или художника, все произведения которого похожи на кучки
случайного мусора, прихваченные клеем «момент» к серому картонному
полотну форматом метр на полтора? Или эстрадного конферансье, который
норовит к случаю и без оного вставить в общий разговор свои идиотские
репризы?
Еще она любила говорить о ком-то из знакомых, что «у него есть нерв».
Это она так хвалила. Или высшая похвала – «он весь комок нервов». Могло
быть – «сгусток нервов». А могла сказать и с сожалением: «У него есть нерв, но
он над собой совершенно не работает».
Ивану все это казалось до безобразия надуманным, ненатуральным и
каким-то уж очень кичливым по отношению к тем, кто загрубел в материальном.
Среди коих был и он сам. Вся эта Алкина компашка понимающих ценителей
казалась ему сборищем самовлюбленных, самоослепленных, ни на что не
способных пустозвонов.
И что такое этот ваш «нерв»? Иван мерил мужиков просто – либо ты
мужик, либо ты гомик. А эти с «нервом» были как раз похожи на гомиков.
Женщин Алка тоже разбивала по ранжиру, но по другой шкале. Либо
дура, либо стерва, либо шлюха, а также всевозможные комбинации этих трех
основных градаций. Подруг у нее не было, однако домашний телефон у
Лапиных редко молчал и мог взвыть даже в три часа ночи, когда кому-нибудь из
этих, с «нервом», срочно нужно было свой надрыв опрокинуть. Алке нравилось,
что опрокидывать предпочитали на нее.
Потом ей окончательно надоел толстокожий муж-дуболом, она не
выдержала и ушла. Потому что он буквально душил ее своей ограниченностью.
И своим примитивизмом. Потому что вообще ничего не понимал и ничем не
интересовался, кроме пожрать, поспать и посмотреть программу «Время».
Как выяснилось, уходить ей было к кому. Теперь она счастлива замужем
за чиновником из префектуры. Место не денежное, но безусловно хлебное. Ее
теперешний муж, в отличие от бывшего, приезжает домой вовремя, а по
выходным они разъезжают по тусовкам, которые, к слову сказать, никакого
отношения ни к эстетике, ни к интеллекту, ни к «нерву» не имеют. А Иван
остался со своим «Микротроном» и со своей старой «Волгой» в отцовском
гараже. На момент их развода «Микротрон» дохода почти не приносил,
создавал лишь напряги с возвращением долгов по кредитам, и поэтому на долю
в бизнесе Алка не претендовала.
Лапин аккуратно перечислял деньги для дочки, пока ей не исполнилось
восемнадцать, а потом оплатил ее обучение в доброй старой Плешке. С
бывшей не общался даже по телефону. Он не обиделся, нет. И сильно не
страдал. Когда она его известила, что уходит, Иван предоставил себе
недельный отпуск, чтобы попить немножко водочки, сам не зная зачем. То ли
свободу праздновал, то ли все-таки болело у него где-то внутри, болело и
саднило. Не на пустом же месте решил он тогда на Алке жениться.
Они познакомились в начале девяностых на очередной встрече
однокурсников. Иван закончил институт инженеров транспорта году в
восемьдесят четвертом, потом армию отслужил, потом устроился технологом на
механический завод. Был не женат, жениться не торопился, да и не нравился
ему никто настолько.
А на даче у Севки Кораблева, когда собралось их человек пятнадцать
бывших студентов, загрустил. Пацаны фотки достали, детьми хвастались, а
Иван даже приличной заплатой похвастаться не мог, завод, где он работал, был
не от оборонки, а от министерства путей сообщения, зарплаты были пожиже.
И тут попалась ему на глаза девочка Аллочка, совсем молоденькая, то ли
соседка Севкина по даче, то ли дальняя родственница. Она ему понравилась –
умненькая чистюля, что еще нужно? Узнал, что она закончила музыкальное
училище и пока нигде не работает, но мама с папой ее не торопят. Узнал, что
москвичка. В компании не жеманилась и на парнях не висла. Они обменялись
телефонами и начали встречаться. Так и женился, сильно не заморачиваясь
вопросом, с каким человеком, собственно, он сам себя обрекает существовать.
Умненькая чистюля и москвичка – идеальный набор.
Потом наступили времена, когда зарплаты стали исчисляться не сотнями
рублей, а сотнями тысяч, и все равно эти нули не успевали за ценами на хлеб,
минтай и молоко, а сыра так и не было. Ивану надоело считать копейки уже в
день получки, и он, собрав еще несколько человек из заводских ИТР, принялся
бригадой шабашить по выходным, занимаясь ремонтом чужих квартир и
коттеджей. Тогда первые коттеджи уже стали появляться.
Он быстро понял, что без активного поиска заказов не обойтись, и
вплотную этим занялся, часто оставляя сотоварищей разбираться со
штукатуркой, краской и обоями без него, а когда среди мужиков поднялся ропот,
что он забирает себе часть заработка наравне со всеми, психанул и ремонтный
бизнес забросил, сделав выводы. И когда страна вступила в эпоху
кооперативов, он уже имел твердую убежденность, что следует не туфли тачать
по одной паре в месяц и не шить куртки-варенки на старой машинке «Зингер», а
заняться чем-то более серьезным. Нужна идея.
В то время в бизнесе никто ничего не понимал, а само это слово раньше
использовалось, чтобы бичевать капитализм с его продажной моралью и
тлетворным влиянием. Делячество – позор и недостойное поведение, потому
как советский человек по определению не должен гнаться за личной выгодой.
Но что-то постепенно начало меняться, однако те, кто первыми решились
преступить въевшийся с генами запрет, должны были пробираться на ощупь,
руководствуясь здравым смыслом и скудными знаниями по политэкономии
капитализма, которые в искривленном виде преподавались в средней
- Предыдущая
- 23/63
- Следующая
