Зодиак - Стивенсон Нил Таун - Страница 9

• Предыдущая
• 9/72
• Следующая

Такую картину я обычно себе рисую, мотаясь по волнам в поисках омарщика Гэллахера.

Иногда у меня бывают сны наяву о том, как какой-нибудь крутой торговец коксом из Майами воспылает любовью к окружающей среде и подарит нам гоночный катер-«сигарету». Такого никогда не случится – даже торговцы коксом не настолько богаты. Но я все равно думал об этих «сигаретах», читал журналы, прикидывал, как бы ее использовать. И вдруг, посреди канала между Чарльзтауном и Восточным Бостоном в двух милях к северу увидел как раз такую «сигарету», которая мирно покачивалась на воде. Так и мой «Зодиак», наверное, выглядел бы, если бы его спроектировали подрядчики министерства обороны: слишком большой, слишком быстрый и стократно слишком дорогой. У моделей побольше есть впереди рубка, но эта не имела даже таких удобств. У нее был открытый корпус, созданный лишь ради одного на свете – опасной скорости. Я и вчера ее видел: болталась тут без всякого дела. Помню, я еще задумался, будет ли ужасным самомнением приписать ее присутствие своей скромной персоне? В той стороне находилось предприятие «Фотекса». Может, его руководство решило предвосхитить тайное нападение?

Маловероятно. Если у них такая хорошая служба безопасности, они бы знали, что наш штурмовой кетч под названием «Иглобрюх» сейчас у побережья Нью-Джерси и нацелился на ни о чем не подозревающий городок Блю-Киллс. Без него у нас не хватало «Зодиаков» и ныряльщиков, чтобы совершить рейд по забиванию труб «Фотекса». Нет, скорее всего это какой-нибудь богатей в поте лица зарабатывает загар. Но если у него есть яхта, способная давать семьдесят миль в час, то почему бы ему не убраться из этого сифилитического канала? Ради всего святого, тут же рядом река Мистик!

«Мерзавца» я нагнал у побережья Восточного Бостона, недалеко от рукотворного плато, то есть аэропорта. Его команда первой присоединилась к «Проекту омар», а потому числилась у меня в любимчиках. Поначалу никто из омарщиков мне не доверял, боясь, что, громогласно предвещая всякие беды, я прикончу их бизнес. Но когда в гавани стало по-настоящему худо и начали поговаривать о том, чтобы вообще запретить есть местную рыбу, они поняли, что я на их стороне. Чистая Гавань – и в их интересах тоже.

В общении со мной Гэллахеру требовалась добавочная доза долготерпения, поскольку я то и дело разоряюсь по поводу Спектэкл-айленда. Это не настоящий остров, а гора мусора, сброшенного в гавань одним из его предков, владельцем буксира, которому в конце девятнадцатого века повезло получить подряд от муниципалитета на вывоз отходов. Но, как многократно и громогласно объяснял Рори, обвинять нужно чарльзтаунских Гэллахеров, задравшую нос, богатую и обангличанившуюся ветвь семьи. В двадцатых годах одному из Гэллахеров разбили нос в драке на свадьбе, что породило раскол между той ветвью и Рориной – южными Гэллахерами, скромными тружениками моря.

– Свистать всех наверх, у нас волосатый зеленый на десять часов. Приготовиться поднять на борт.

Акцент у Рори густой, как пары иприта. Все его ребята так говорили, их раскатистое «р» способно разнести железобетон. Я ходил с ними на пару бейсбольных матчей: мы сидели на дешевых местах, тянули водянистое пиво и бросали сигарами в незабвенного Дейва Хендерсона. Сейчас у них не было причин горланить, поэтому они донимали меня из-за волос, которые не доходили мне даже до воротника. Пару минут я еще мог это выносить, но потом приходилось бежать в симпатично стерильный торговый центр и спускать пар.

– Ну и красоток мы тебе насобирали, кэп Тейлор! Таких маслянистых худышек припасли!

– Идешь на сегодняшний матч, Рори?

– Ну да, компанией идем. А что, хочешь с нами?

– Не могу. Завтра еду в Джерси.

– Пф-ф-ф, Джерси!

Все его ребята откликнулись тем же презрительным «Пф-ф-ф!». Они поверить не могли, что найдется дурак, который поехал бы туда по собственной воле.

Они скинули мне пару полудохлых омаров и показали на карте, где их поймали. Записав координаты, я бросил отраву на лед. Позже, когда у меня будет время, придется их выпотрошить и провести анализ.

Мы поболтали о том, что Сэм Хорн может противопоставить «Янки». Эти парни ненавидели негров, но боготворили чернокожих здоровяков с битами – впрочем, у меня не хватало храбрости указать им на неувязку.

Потом я взялся за самую депрессивную часть моей работы. Плавленые сырки на государственных раздачах продуктов это хорошо, но со временем бедняки от них устают и начинают искать другой источник протеина. Например, рыбу. Однако им не по карману нанять судно и вытащить из моря рыбу-меч, поэтому они рыбачат с пристани. А это значит, что они ловят донных рыб. Всех, кто знает про Бостонскую гавань, начинает мутить при одном только упоминании донных рыб, но этих людей беспокоят не канцерогены, а квашиоркор[1]. Три четверти из них – выходцы из Юго-Восточной Азии.

Поэтому месяц назад я настучал на машинке исключительно пугающую заметку о том, какой вред конкретно эти донные рыбы принесут здоровью, особенно здоровью неродившихся детей. Я старался выражаться попроще: никаких химических терминов, никаких мудреных слов вроде «канцерогенность». Отвез текст в «Жемчужину» (мой любимый ресторанчик и прибежище) и уговорил Хоа перевести его на вьетнамский. Потом сгонял к переводчику из Городской больницы и попросил перевести на кхмерский. Обратился к приятелю за переводом на испанский. Собрал из всех текстов вывеску – своего рода токсический Розеттский камень, с которого научились расшифровывать египетские иероглифы, – сделал уйму копий и совершил несколько полночных вылазок к пристаням, откуда бедняки любят рыбачить. Мы повесили вывески на видных местах, привинтили «глухарями», залили их эпоксидкой, а после отрубили головки.

Но вывернув со стороны Норд-энда, обойдя несколько сотен машин, застрявших на Коммерсикл-стрит, гоня во весь дух, потому что предстояло покрыть еще несколько миль, прежде чем упаду спать, я застал все ту же щетинящуюся удочками пристань. Удочки походили на тени, какие видишь под микроскопом, когда реснички хлореллы вытягиваются собирать пищу, не важно, здоровая она или больная.

Почему-то я усомнился, что тут ловят ради удовольствия. Не та выучка «вытянул-да-выбросил», как у старикашек, которых показывают по телику. Здесь собрались те, кто пытается выжить в токсичной пустыне.

От хороших манер не так просто избавиться. Я вырос в семье, где любили рыбачить, и не нашел в себе сил разогнать бедолаг. Загодя сбросив скорость, я на безопасном расстоянии, без шума обогнул их территорию, лишь бы не спугнуть драгоценных поедателей дряни между сваями. Огибал медленно, смотрел на рыбаков, а они смотрели на меня. Название моей организации стояло огромными буквами оранжевой клейкой лентой на боку «Зодиака». Интересно, прочли они его, связалось ли оно с грозными вывесками прямо у них над головами?

Тут были негры, вьетнамцы и несколько латиносов. За негров я не волновался. Не из-за цвета кожи, а потому, что рыбачили они, похоже, ради развлечения. Они испокон веков тут рыбачат. Этих стариков можно найти в Бостоне повсюду, где есть вода: сидят себе в старых фетровых шляпах, смотрят на воду, ждут. Ни разу не видел, чтобы хотя бы один что-нибудь поймал. Но вьетнамцы брались за ловлю со страстью, порожденной долговременной нехваткой протеинов.

На краю пристани поднялась взволнованная суматоха, люди расступились, давая побольше места одному вьетнамцу. Они убирали удочки и лески, чтобы не мешать ему вытягивать добычу. Показалась здоровенная, бьющаяся плоская рыбина. Она словно бы парила, ведь лески не было видно. Теперь ей одна дорога – в семейный котелок-вок. Мяса с нее немного, но концентрация ПХБ и тяжелых металлов в обеде будет в тысячу раз больше, чем в воде вокруг нас.

Я мрачно смотрел, как рыбина взмывает вверх, думая, что эти вьетнамцы, наверное, ловят на профессиональную леску, ведь на нее приходится весь вес рыбины. Шанс поймать ее в воде сетью равен нулю. Счастливый рыбак схватил свою добычу, и на мгновение наши взгляды встретились. Я его узнал, это был младший официант из «Жемчужины».

• Предыдущая
• 9/72
• Следующая