Невинность и порок - Барбьери Элейн - Страница 4

• Предыдущая
• 4/66
• Следующая

Лицо женщины склонилось над ним. Она обратилась к нему:

— Как твое имя, индеец? Ты ведь из племени кайова, не так ли?

— Говорю тебе, он не скажет ни слова!

Нет, ей он скажет. Он хотел, чтобы эта женщина знала его имя, чтобы оно навсегда осталось у нее в памяти.

Однако язык его отяжелел и губы отказывались подчиняться. Ему стоило огромного труда их разомкнуть.

Она заметила усилия раненого и наклонилась ниже.

Он вспомнил, что следы привели прямо к ней, и ненависть вспыхнула с новой силой.

Собрав последние силы, он ответил:

— Мое имя… Бледнолицый Волк. Ты еще вспомнишь обо мне…

Мрак окутал его.

Его звали Бледнолицый Волк. И он ненавидел ее. Пьюрити, потрясенная, отошла от индейца.

— Проклятый дикарь! Он пытался убить тебя, ты, в конце концов, спасла ему жизнь, а он смотрит на тебя так, словно уверен, что в следующий раз не промахнется! — С разгоряченным от гнева лицом Пит добавил: — Не важно, кто из нас босс, сейчас приказы отдаю я. Ты немедленно покинешь фургон и не появишься здесь до тех пор, пока нам не удастся сбыть его с рук!

— Пит, я…

— Не спорь со мной, а слушай, что тебе говорят! Я заметил, с какой враждебностью смотрел на тебя этот индеец. Он уже представляет, как снимает твой скальп!

— Пит, он же…

— Ты совсем не слушаешь меня! Речь идет о твоей жизни! Стэн задаст мне хорошую взбучку, если я тебя не образумлю, а коли с тобой что случится, он с меня живого снимет шкуру! Не подчинишься — я пойду к Баку!

— Можешь идти к Баку, если тебе угодно.

— Что ж, я так и сделаю!

— Но в этом нет необходимости.

— Что-о?

— Тебе незачем это делать, потому что ты был совершенно прав.

— Вот как?

Заметив настороженность во взгляде Пита, Пьюрити добавила:

— Я сделаю все так, как ты хочешь. Буду держаться в стороне, пока мы не избавимся от индейца, если только дашь мне слово.

— Что я должен тебе пообещать?

— Что будешь постоянно заботиться о нем.

— С какой стати я должен с ним возиться, если он…

— Обещай мне, Пит.

— Но…

— Обещай.

— Ладно! Буду заботиться, как о невинном младенце! А теперь убирайся отсюда и не возвращайся до тех пор, пока мы от него не отделаемся!

Скрепив их соглашение коротким кивком, Пьюрити проскользнула в заднюю часть фургона и остановилась у самого выхода, чтобы бросить последний взгляд на лежащего без сознания индейца.

Пит прав. По каким-то неясным причинам этот человек ненавидит ее.

Уже стемнело, когда Пьюрити переступила порог кабинета доктора. Три долгих и трудных дня прошли в пути до ближайшего города, и все это время индеец был между жизнью и смертью. Девушка побеседовала с местным шерифом, и Бледнолицый Волк в полубессознательном состоянии был передан на попечение врача. Довольные, что наконец избавились от него, погонщики отметили это событие в салуне, после чего возвратились к стаду.

Девушка же задержалась, решив навестить раненого.

На улице царила обычная вечерняя суета, в комнате же, где лежал индеец, было очень тихо.

— Я думал, что вы и ваши люди уже покинули город. — Доктор поднял глаза от бумаг на столе, за которым сидел.

— Я решила ненадолго задержаться здесь.

Остановившись рядом с кроватью, Пьюрити взглянула на спящего индейца. Он наотрез отказывался отвечать на чьи-либо вопросы, не сообщив о себе ничего, кроме имени, но в его облике было что-то…

Кто он такой? Что заставило его напасть на нее?

Пьюрити наклонилась к нему, окинув взглядом черные волосы Бледнолицего Волка, теперь свободные от повязки и доходившие ему до плеч, его резко очерченные, словно высеченные из камня черты лица… Он заметно похудел, но во всем его рослом мускулистом теле чувствовалась внутренняя сила. Пьюрити вспомнила тяжесть придавившего ее к земле индейца, мощь его рук, которые без малейшего усилия подняли ее на ноги и держали словно в тисках. В памяти всплыли зеленые глаза, теперь скрытые за опущенными веками, глаза, показавшиеся ей до странности светлыми по контрасту с красновато-коричневым оттенком кожи. Она припомнила, как…

Глаза Бледнолицего Волка внезапно открылись. Пьюрити вздрогнула, когда он сжал ей запястье и с неожиданной силой притянул ее к себе. Она так и замерла на месте, услышав прерывистый шепот:

— Ты совершила ошибку. — Его светлые глаза были прикованы к ней. — Тебе лучше было не оставлять меня в живых…

Шаги доктора раздались за ее спиной за миг до того, как она быстрым рывком высвободила руку.

Избавившись от него, Пьюрити тем не менее не могла выбросить из головы угрозу, явно прозвучавшую в его голосе, когда он прохрипел:

— Мы еще встретимся.

— Ты сама понимаешь, что это бесполезно.

Ей не нравился тон его голоса.

Остановившись у самых дверей, Пьюрити обернулась к человеку, сидевшему за столом. Утро выдалось на редкость тяжелым. Стояла необычно жаркая для весны погода, а она с самого рассвета не присела. Девушка выглядела усталой и была не готова к спору, который, судя по лицу собеседника, вот-вот готов был вспыхнуть с новой силой.

— О чем ты говоришь, Стэн? — задала она ему тот самый вопрос, который он ожидал услышать.

— Ты прекрасно знаешь о чем. — Пожав плечами, Стэн Корриган взмахом крупной руки указал на кипу бумаг, разбросанных на рабочем столе. — Бессмысленно притворяться. У нас нет выхода. Как бы ты ни пыталась уверить меня в обратном, «Серкл-Си» не протянет больше года.

— Стэн, мы уже проходили через все это раньше.

— Верно.

Выкатив из-за стола свое инвалидное кресло, Стэн направил его в сторону девушки с той ловкостью, которую ему против воли пришлось выработать с тех пор, как норовистая лошадь сбросила его на землю и он узнал, что никогда больше не сможет ходить. Вот уже три года прошло с того дня, но мучительные воспоминания о нем все еще не покидали Пьюрити, временами охватывая ее с такой силой, что она испытывала почти физические страдания. Стэн, такой сильный и несгибаемый, ее опора, ее поддержка…

— Ты слышишь меня, Пьюрити?

— Я откликаюсь на имя Бутс.

— А я буду называть тебя так, как мне угодно! И не пытайся сменить тему разговора!

Пьюрити через силу улыбнулась. Даже будучи беспомощным инвалидом, Стэн сохранил прежнюю проницательность и мог без труда разгадать любую ее уловку. Кроме того, он ни на йоту не утратил своего боевого пыла, и именно поэтому она никак не могла понять его постоянного пессимизма, когда речь заходила о финансовом положении ранчо.

— Пьюрити…

— Ладно. Говори то, что хотел сказать. Я тебя слушаю.

Стэн сделал паузу. Глядя на него, Пьюрити с болью в сердце отметила, как он изменился за последние три года. Стэн заметно похудел, его волосы окончательно поседели. Некогда широкие плечи поникли, грудь, на которой она так часто прятала свое лицо в поисках утешения, утратила былую мощь, а сильные руки теперь время от времени начинали подрагивать. И это еще не было самым худшим. Бледность Стэна, выступавшие скулы, которые лишь недавно стали заметны на его таком милом, знакомом с детства лице, не говоря уже о темных тенях под глазами, внушали девушке опасения. Правда доктор Уильямс заверил ее, что причин для беспокойства нет, и все же…

— Ты, кажется, сказала, что готова меня выслушать?

Пьюрити нахмурилась.

— Да.

Стэн начал издалека, не скрывая своего скептицизма:

— Ты ведь знаешь, как обстояли дела на ранчо, когда я нашел тебя?

— Ты едва сводил концы с концами, тогда как «саквояжники»[5] и им подобные захватывали участки земли по всей округе.

— Верно. Видишь ли, все дело в том, что мне так и не удалось окончательно встать на ноги. — Стэн снова сделал паузу, после чего криво усмехнулся. — И, судя по всему, уже никогда не удастся, даже в прямом смысле слова.

• Предыдущая
• 4/66
• Следующая