Арлекин - Гамильтон Лорел Кей - Страница 23
- Предыдущая
- 23/104
- Следующая
— Ты знаешь, кто такие Арлекины? — спросила я.
— Французские клоуны? — Он не стал скрывать недоумения в голосе.
— В другом контексте тебе не приходилось слышать такое название?
— Анита, игра в двадцать вопросов — не в твоем стиле. Говори прямо.
— А интересно, я что одна такая среди внештатных охотников на вампиров, кто в этом вопросе абсолютно непросвещен. Мне чуть лучше теперь, потому что и ты не знаешь. Очевидно, Жан-Клод прав и это действительно огромная и темная тайна.
— Рассказывай.
И я рассказала. Рассказала ту малость, что знала об Арлекине и его банде. Действительно немного.
Он так долго молчал, что я сказала:
— Эдуард, я слышу, как ты там дышишь, но…
— Я здесь, Анита. Я думаю.
— О чем?
— Что ты мне всегда даешь поиграть с самыми лучшими игрушками.
Голос его был уже не пустым, а радостным от предвкушения.
— А если эти игрушки окажутся побольше и покруче тебя и меня?
— Тогда мы погибнем.
— Вот так вот просто. И ты ни о чем не будешь сожалеть?
— Ты про Донну и детей?
— Да. — Я встала и начала расхаживать по ванной.
— Я пожалел бы, что их оставил.
— Тогда не приезжай.
— А если тебя убьют, я всю жизнь буду думать, что мог тебя спасти. Нет, Анита, я приеду, но приеду не один.
— Но только совсем уж психов не привози, ладно?
Он засмеялся — тот смех чистой радости, что я от него слышала не больше шести раз за все семь лет нашего знакомства.
— Обещать не могу, Анита.
— Ладно. Только, Эдуард, я серьезно. Из-за них не хочу, чтобы тебя убили.
— Я не могу перестать быть собой, Анита, только потому что люблю Донну. Или потому, что должен теперь думать о детях.
— А почему? — спросила я, и мне вспомнился разговор, который был у нас с Ричардом, когда я думала, что я беременна. Он думал, что раз так, я перестану быть федеральным маршалом и охотником за вампирами. Я с ним не согласилась.
— Потому что тогда это буду не я, а любят они меня. Пусть Донна и Бекки не знают всего, что знает обо мне Питер, но они знают достаточно. Они знают, что мне пришлось сделать, чтобы спасти детей, когда Райкер их захватил.
Райкер — это был такой очень плохой человек. Он занимался нелегальными археологическими раскопками, и группа любителей — защитников старины, в которой состояла Донна, оказалась у него на пути. Так что не Эдуард и не я высветили этих детишек на радаре у Райкера — приятно знать, что мы не совсем виноваты в том, что случилось. Райкер хотел, чтобы я выполнила для него определенное заклинание. Честно говоря, я недостаточно хороший некромант, чтобы оно получилось, но он бы мне не поверил. Он пытал детей, чтобы заручиться моим и Эдуарда сотрудничеством. У восьмилетней Бекки — тогда ей было шесть, — оказался серьезный перелом кисти, а Питер подвергся сексуальному насилию со стороны охранницы. Нам пришлось смотреть видеозапись. Райкера и всех его людей мы перебили, детей спасли, и Эдуард уговорил меня отдать Питеру мой запасной пистолет. Он тогда решил, что если дело обернется плохо, пусть лучше Питер погибнет, отбиваясь, чем снова попадет в руки врагов. Я не стала спорить — видела, что они с ним сделали. Питер на моих глазах разрядил всю обойму в тело той женщины, что его насиловала. И стрелял из пустого пистолета, пока я его не отобрала. Никогда мне не забыть его глаза, когда он сказал: «Я хотел, чтобы она мучилась».
Я знала, что Питер отчасти перестал быть ребенком в ту ночь, когда погиб его отец и он взял ружье, чтобы защитить своих родных. Он отнял жизнь, но, наверное, думал, что убил чудовище, а это не считается. Я сама, черт побери, тоже когда-то так думала. Убить женщину, которая его насиловала — это отняло куда больший кусок его личности. Мне даже представить трудно, как обожгло его душу сексуальное насилие. Хорошо это, что он так сразу отомстил? Или это еще больше ему стоило?
Я тогда сказала ему только ту правду, что могла в ту ночь:
— Ты убил ее, Питер, и это хорошо тем, чем вообще хороша месть: когда убиваешь врага, его больше нет.
Месть — штука сравнительно простая; куда сложнее — жить после нее. Жить с тем, что ты сделал. И с тем, что сделали тебе или дорогим тебе людям.
— Анита? Ты меня слышишь? Ответь, Анита.
— Извини, Эдуард. Ни хрена сейчас не услышала из того, что ты сказал.
— Ушла на тысячи миль в собственные мысли. Не самое безопасное место в разгаре боя.
— До боя еще пока не дошло.
— Ты меня поняла, Анита. Я должен забрать своего помощника и организовать транспорт. На это уйдут примерно сутки. Постараюсь побыстрее, но ты пока поглядывай, что у тебя за спиной.
— Я буду изо всех сил стараться, чтобы меня не убили до твоего приезда.
— Анита, ничего смешного. Ты очень отвлекаешься.
Я задумалась и поняла, что не так: я счастлива — впервые в жизни. Я люблю мужчин, с которыми живу в одном доме. У меня, как у Эдуарда, есть семья, которую надо защищать, и моя-то не будет в далекой безопасности Нью-Мексико, как у него, пока мы будем тут разбираться.
— Я только что поняла, что у меня тоже семья есть и мне не нравится, что она как раз и будет на линии огня. Очень не нравится.
— О ком именно ты тревожишься?
— Натэниел, Мика, Жан-Клод — все.
— С нетерпением жду встречи с твоими новыми любовниками.
Я не сразу сообразила.
— Да, ты же не видел Мику и Натэниела. Забыла совсем.
— Жан-Клод может о себе позаботиться не хуже любого другого, Анита. Похоже, что твои оборотни тоже прикрыты. Мика — глава местных леопардов и это место получил не за красивые глазки. Он боец, умеющий выживать, иначе уже бы его на свете не было.
— Это воодушевляющая речь перед боем? — спросила я.
Изданный им звук вполне мог сойти за смех:
— Ага.
— Хреново она у тебя получилась.
Здесь он засмеялся откровенно:
— Кто из твоих любовников — пушечное мясо, Анита? О ком ты больше других беспокоишься?
Глубоко вдохнув, я медленно выдохнула и ответила:
— Это Натэниел.
— Почему он?
— Потому что он не боец. Я его таскала в тир, основы он знает…
Но тут мне вспомнился момент, когда Химера, очень плохой человек, побывал в нашем городе. Засаду, в которой со мной был Натэниел. Я забыла. Он тогда убил врага, а я забыла. И даже не подумала, как это могло на нем сказаться. Блин, королева леопардов, называется. Мать его…
— Анита, ты меня слышишь?
— Да. Я только что вспомнила одну штуку — наверное, нарочно старалась ее забыть. Натэниел однажды убил врага — убил, чтобы меня спасти. Один из наших леопардов был убит, и Натэниел взял у него пистолет и выстрелил, как я его учила.
Тут я вдруг похолодела с головы до ног. Сперва те люди, которые заставляли его делать страшные вещи, когда он жил на улице, теперь я, которая заставила его убить. Он сделал это из любви, но от мотивов результат не меняется — убитый так и останется убитым.
— Он справится, Анита.
Я не до конца поняла его интонацию. Кажется, одобрительная.
— Ты знаешь, я вот до сих пор ни разу не вспомнила о том, что он сделал. Это кем же надо быть, чтобы забыть такое?
— А с виду он переживал по этому поводу?
— Нет.
— Тогда выкинь из головы, — сказал Эдуард.
— Вот так просто?
— Вот так просто.
— Я не очень хорошо умею выкидывать из головы.
— Это правда.
— А сколько знает Питер о твоей жизни наемного убийцы нежити и мохнатых?
— Это мне решать, Анита, а не тебе.
И дружелюбия уже не было в его голосе.
— Я рада бы поспорить, но ты прав. Я его не видела с тех пор, когда ему было четырнадцать.
— Ему в тот год исполнилось пятнадцать.
— А, так не два года я его не видела, а всего лишь полтора. Это ж насколько у меня больше оснований на тебя злиться, что ты ему открываешь глаза на страшные стороны жизни.
— Я только сказал, что он уже не был ребенок, когда мы с ним познакомились. Это был молодой мужчина, и я соответственно к нему отнесся.
- Предыдущая
- 23/104
- Следующая
