Звездные войны: Старая Республика: Реван (ЛП) - Карпишин Дрю - Страница 38

– Мне не приходилось допрашивать джедая, – признался Скордж. И через мгновение улыбнулся. – Но я жажду попробовать.

Очнувшись, Реван не сумел определить, где находится, но больше всего это место напоминало темницу. Его скрутили на холодном металлическом стуле: запястья привязали к локтям, лодыжки – к бедрам. Кроме него в помещении никого не было.

Он соображал медленно и вяло – тут явно не обошлось без наркотиков, которыми его, по всей вероятности, накачали. Было сложно просто собраться с мыслями, не говоря уже о том, чтобы призвать на помощь Силу. Последние крупицы воли ушли на то, чтобы вспомнить последние мгновения «Черного ястреба» на Нафеме.

Джедай попытался обдумать свое положение, но не сумел пробиться сквозь морок наркотиков.

Дверь его темницы скользнула в сторону, и в помещение вошли двое: мужчина и женщина. Вид их красной кожи что-то пробудил в одурманенном сознании Ревана, но прошло несколько секунд, прежде чем он сумел разобраться что к чему.

– Ситы, – хрипло прошептал пленник. В горле жутко пересохло.

– С возвращением, Реван, – проговорила женщина.

Джедай не сводил глаз с ее высохшего морщинистого лица, пытаясь вспомнить имя. Ничего не выходило.

– Я тебя знаю?

Высокий сит, стоявший возле нее, дотянулся до Ревана рукой и буднично влепил ему пощечину.

– У нас нет времени на игры, – его голос не был злым или угрожающим; напротив, он звучал по-деловому и абсолютно спокойно.

Пленник ощутил во рту привкус крови, чувствуя, как саднит рана и начинает распухать губа. Очевидно, наркотики, помутнившие его разум, были тщательно подобраны с тем расчетом, чтобы не заглушать его боль.

– Не думаю, что он притворяется, – сказала женщина, подняв бровь. – Похоже, он и вправду забыл меня.

Подойдя еще ближе, Найрисс прошептала джедаю на ухо:

– Что с тобой произошло, Реван? Где ты был все это время? Зачем вернулся?

Он не ответил. Тогда Найрисс отошла назад и махнула рукой. Зависший за спинами ситов пыточный дроид, которого пленник ранее даже не заметил, подлетел к Ревану и поднес длинную тонкую иглу к его шее.

Узник скривился от боли, когда игла проткнула его кожу, затем вскрикнул, когда по ней прошел мощный электрический разряд, словно огнем обжегший нервы.

Второй сит жестом приказал металлическому дознавателю ретироваться.

– Что случилось с твоим напарником, Малаком? – спросил он.

– Я убил его.

– Зачем?

– Сложно объяснить.

Выражение лица сита не изменилось, зато его спутница довольно улыбнулась, и ее морщинистое лицо стало похоже на ухмыляющийся череп.

– Рано или поздно ты расскажешь нам все, что мы хотим знать, – заверил его мучитель.

– Возможно, – с неохотой согласился Реван. – Но вам придется попотеть.

После четырех часов допроса Найрисс приказала Скорджу сделать перерыв. Они оставили привязанного к стулу узника и, вышли, не проронив ни слова, пока дверь в камеру не закрылась за ними.

– Сколько уйдет времени, чтобы сломить его? – спросила Найрисс.

Скордж тщательно обдумал вопрос, прежде чем ответить. В ранние годы обучения он демонстрировал большую сноровку во всем, что касалось пыток и допросов. Инструкторы в Академии всячески поощряли способного ученика, и очень скоро он стал мастером в своем деле. Сит знал: для того чтобы выжать информацию из не склонного к разговорам узника, нужно гораздо больше, чем просто причинить боль.

Пытками можно разговорить любого, но большая часть сказанного будет произнесенной в порыве отчаяния ложью, увертками или полуправдой. Без возможности проверить слова жертвы информация, вырванная под пытками, часто оказывалась ненадежной, а то и вовсе бесполезной.

Эффективный допрос был искусством, и Скордж обладал исключительным талантом отделять правду от вымысла. Он понимал, какие вопросы нужно задавать и в каком порядке; когда надо усилить давление, а когда ослабить; как использовать угрозы причинения боли или поощрять милосердием.

Его умелые действия вкупе со способностью воздействовать энергией темной стороны позволяли ему легко подавлять субъектов со слабой волей. Сильные духом могли создать определенные трудности, но рано или поздно он все равно получал то, что хотел. До сегодняшнего дня.

Любые вопросы заводили в тупик и не вызывали у Скорджа ничего, кроме чувства досады. Воля джедая была необычайно сильна, и он мастерски подчинял себе Силу. Даже напичканный наркотиками почти до беспамятства, он все равно контролировал Силу в достаточной мере, чтобы выдержать боль и беспрестанный град вопросов. Но было и еще кое-что.

Найрисс хотела знать, как пленник сбежал из цитадели. Хотела выяснить, что его связывало с Императором и зачем он вернулся на Нафему. Но по всем этим пунктам сит не узнал ровным счетом ничего. Да, Реван, безусловно, сопротивлялся допросу, но иногда казалось, что он и сам толком не знает ответов, как будто информацию стерли из его памяти.

– Возможно, мы зря тратим время, – наконец признал Скордж. – У него высокий болевой порог, но мы подошли уже очень близко к пределу человеческих возможностей. Если надавить еще сильнее, мы можем убить его. – Сит часто видел, как случается подобное. Неопытные или слишком взволнованные дознаватели перегибали палку. В его представлении, это был полнейший провал – ведь у трупа ответов не выведаешь.

С трудными жертвами следует быть терпеливым. Может потребоваться несколько дней кропотливого труда, чтобы добиться хотя бы крупицы новых знаний. Но, даже зная это, Скордж не надеялся на особый успех с Реваном.

– Я могу допрашивать его месяцами, но того, что вас интересует, он попросту не знает.

– Жаль, – вздохнула Найрисс. – Я надеялась проверить одну теорию.

– Какую теорию?

– Император способен поработить разумы тех, кто ему служит, – пустилась в объяснения госпожа. – Это одна из причин, почему он правит так долго. Подчиненные превращаются в абсолютных фанатиков, живущих для того, чтобы служить, и не способных предать его. – Она бросила взгляд на дверь, за которой они оставили джедая. – Я думаю, вместо того чтобы казнить Ревана, как было объявлено публично, Император превратил его в свою марионетку и отправил назад в Республику – собирать информацию.

– Если он собирал разведданные о Республике пять лет, то Император намерен начать вторжение раньше, чем мы думали, – встревожено заметил Скордж, прикидывая, насколько же близко их сумасшедший правитель подошел к тому, чтобы подставить своих подданных под удар джедаев.

Найрисс покачала головой:

– Император терпеливее и осторожнее любого в Галактике. Он живет уже больше тысячи лет и может прожить еще десять тысяч. И он никогда не оставляет ничего на волю случая. Если потребуется, он потратит десятилетия и даже века на подготовку. Нет, у нас еще есть время. И Реван по-прежнему может быть для нас полезен.

– Каким образом?

– Ты же сам говорил: что-то случилось с его разумом. Он потерял память и перестал быть верен Императору. Что-то освободило его от чужого влияния – и если мы узнаем, что именно, то сможем низвергнуть Императора с трона. Не забывай, что все, кто имеет прямой доступ к правителю: Глас Императора, Рука Императора, солдаты имперской стражи, – все они находятся под его заклятием. Разрушить эти чары и повернуть вернейших последователей против него самого – самый верный способ взять над ним верх и спасти Империю от его безумного плана вторжения в Республику.

– Реван нужен нам живым, чтобы мы смогли изучить его, – заключила Найрисс. – Он – слишком ценный ресурс, чтобы потратить его впустую.

В ее словах имелся смысл, но Скордж понимал, что сделать это будет гораздо тяжелее, чем сказать.

– Могут пройти годы, прежде чем вы узнаете, что с ним случилось, – предупредил он.

– Не только Император может быть терпеливым, – прозвучал ответ Найрисс.

Бастила уложила сына в постель и наклонилась, чтобы поцеловать его в щечку. На пороге комнаты она обернулась, в который раз удивившись, насколько трехлетний ребенок похож на отца. У него были такие же темные волосы и тонкое угловатое лицо. Мальчик уже закрыл глаза, но она знала, что они темные и задумчивые – точь-в-точь как у Ревана. И, хотя он уже засыпал, выражение его лица оставалось необычайно серьезным для такого маленького ребенка.