Выбери любимый жанр

Заскар. Забытое княжество на окраине Гималаев - Пессель Мишель - Страница 40


Изменить размер шрифта:

40

Комната, в которой мы сидели, была полна безделушек, развешанных на стенах. В углу ютился вышедший из строя радиопередатчик, рядом с которым висел транзисторный приёмник. Князь показал мне крохотный кассетник, подаренный ему австрийцами за несколько недель до моего прибытия.

— Сколько иностранцев побывало в 3англа? — спросил я. Мне хотелось знать, кто побывал здесь до меня.

— Очень мало… Семь или восемь человек. Не больше.

Князь вытащил железную коробку, откуда извлёк пожелтевшую фотографию венгерского путешественника Эрвина Бакти, посетившего Зангла. На этой фотографии Бакти стоял около камня, на котором на английском языке были выгравированы слова «Кереши Цчома, пионер тибетских исследований, жил здесь». Венгр Кереши посетил Заскар за сто лет до Бакти. Слова, выгравированные Бакти, увековечивали память о пребывании первого европейца в Зангла.

По редким сохранившимся документам, в которых Кереши Цчома упоминает о своей жизни, мы знаем, что этот венгерский учёный пешком пересёк с юга на север Гималаи, дойдя до Ладакха. В пути он встретился с английским ботаником Муркрофтом в Драсе. Муркрофт представил его князю Ладакха, дал ему денег и навёл на мысль изучать тибетский язык.

В Лехе Кереши свёл знакомство с неким Палде Сангсджи Пхунцоком, монахом в возрасте пятидесяти одного года, который десять лет был мужем вдовы князя Зангла. Этот монах, известный эрудит, был врачом князя Ладакха и учился в своё время в Лхасе. Кереши отправился с ним в Зангла в июне 1823 года. Он провёл всю зиму в крепости и покинул Заскар в октябре 1824 года. В Зангла венгр сдружился с другими монахами и после смерти своего первого учителя остановился в доме одного из них, в Стета, на юго-востоке Заскара, неподалёку от монастыря Пхуктал. Так он прожил в Заскаре ещё более года, с 12 августа 1824 по ноябрь 1826 года.

Князь сообщил, что в старой крепости на вершине обрыва ещё сохранилась «комната, где жил Кереши». Он сказал, что сегодня, когда налоги (не более пяти рупий с семьи) платятся непосредственно тасилдару, официальному представителю штата Кашмир в Падаме, у него, как у князя, не осталось никаких официальных функций. Но он пользовался высоким авторитетом среди населения и, конечно, играл главную роль в социальной и религиозной жизни, будучи самым богатым человеком в районе.

Князь сообщил, что в его владениях рядом с деревенькой Пимо находятся самые богатые россыпи золота в долине реки Заскар. Он достал серебряные чаши с золотыми ободками, которые создал кузнец из Зангла. Все предметы, которыми я восхищался, были изготовлены из меди, серебра и золота, добытых в заскарских копях.

В повседневной одежде, закапанной чаем и усыпанной собачьим ворсом, монарх Зангла вовсе не походил на короля из волшебных сказок. В столь суровой стране, как Заскар, элегантность отходит на задний план.

В отличие от других властителей княжеств Индии князь Зангла вскоре после образования республики добровольно, по своей инициативе освободил крестьян от традиционных налогов в свою пользу. Этот акт, положивший конец феодальным отношениям в Зангла, привёл к тому, что крестьяне отказались платить десятину также и монастырю Карша. Между тем в других провинциях Заскара многие деревни по-прежнему платили монастырям пошлины в той или иной форме. Эта «десятина» могла достигать половины всего урожая. Итак, мой хозяин, хотя и сохранил свой титул и религиозное главенство, был по существу человеком прогрессивного толка. Он много выиграл в уважении, немного проиграв в богатстве.

Князь предложил мне гостить в его доме всё время пребывания в Зангла. Он проводил меня через дворик и показал «открытую галерею» напротив комнатушки, где принимал меня.

— Тут вы можете жить и спать.

Так я разместился в «малом дворце» князя Зангла. Из моей «комнаты», выходящей во дворик, я мог наблюдать за повседневной жизнью князя и его двора. Но одновременно и сам стал главным аттракционом, а это было менее приятно. Поскольку подданные князя имели право денно и нощно приходить в его дом, они непрерывной чередой шли через патио, чтобы посмотреть, как выглядит европеец…

Лобсанг помог мне разместиться в лоджии. Результат получился ошеломительный — сидя на надувном матрасе, я словно восседал на троне в глубине маленького дворика. Одна из плетёных корзин служила мне столом, а князь украсил «тронный зал» красивыми коврами.

Так я на три дня и три ночи обрёл наблюдательный пункт, откуда мог без помех видеть, как живёт самая скромная в мире княжеская семья.

В отличие от всех сильных мира сего экс-князь держался весьма просто. Он с благожелательным достоинством обращался к девушкам лишь с просьбой принести чай. Любимым занятием старика были игры с собачками или детьми, приходящими в дом. Хозяйство же вела его жена, старая высокородная дама, которую я увидел в первый день на кухне. У неё был суровый характер, полная противоположность своему добродушному супругу.

Часть дня я сидел и начисто переписывал сделанные заметки. Эта моя деятельность не осталась незамеченной, то и дело то одна, то другая юная красавица заглядывала через моё плечо и восхищалась, как ладно и быстро я пишу. Если большинство мужчин-заскарцев умеют писать, то женщины обычно знают лишь алфавит и могут прочесть всего несколько простейших слов. Однако жена князя и две девушки, которые прислуживали в малом дворце, были обучены чтению и письму. Власти Кашмира в своё время направили в Кургиякх преподавателя, который знакомил молодых людей с современными приёмами обучения, затем те разъезжались по крупным деревням края, где становились учителями. Именно тогда в Зангла открыли школу, в которой молодой монах учил детей тибетскому языку.

Тибетское письмо можно уподобить детской забаве, если сравнить его с китайским языком и даже с хинди. Алфавит состоит из тридцати букв, а гласные выделяются лишь ударением, письмо напоминает стенографическую запись. В любом монастыре и в некоторых кумирнях края можно услышать, как детишки повторяют «ка», «га», «кха», что аналогично нашему «а», «б», «в», и увидеть, как они старательно выписывают буковки на «грифельных» досках — чёрных деревянных пластинах, обсыпанных меловой пылью. Они макают в воду заострённые палочки и пишут буквы — чёрные символы на белом фоне.

К вечеру я начинал замерзать. Это было одно из неудобств моего положения почётного гостя — моя комната не имела одной стены. Единственным способом согреться было напялить второй свитер, держа руки на горячей чашке чая, который Лобсанг помогал мне готовить на крохотной плитке.

День выдался длинный и утомительный, и я с наслаждением довольно рано улёгся спать. Через несколько минут все двери, ведущие во двор, закрылись, а собачки, прижавшись друг к другу, улеглись на верху лестницы. Даже сквозь сон ощущалась чудесная интимность княжеского дома. Я был по-настоящему счастлив, что оказался здесь, в самом отдалённом уголке княжества Заскар.

Утром меня разбудил лай собачек. Открыв глаза, увидел прямо перед собой симпатичное обветренное лицо крестьянина в высокой шапке, который в упор разглядывал меня, наверное, приняв за монстра. Из-за холода я спал в одежде, а потому, вскочив на ноги, оказался сразу одетым.

Жена князя со служанками возилась на кухне; хозяйка без стеснения делала им резкие замечания. Каждый раз, когда одна или другая девушка выходила из кухни с горшком воды или котлом, который следовало почистить, «княгиня» поворачивалась ко мне с деланной улыбкой. Мне становилось неловко, что я так поздно сплю. Было немногим более шести часов утра.

40
Перейти на страницу:
Мир литературы