Выбери любимый жанр

Заскар. Забытое княжество на окраине Гималаев - Пессель Мишель - Страница 19


Изменить размер шрифта:

19

Напившись чаю, мы распрощались с дядей Лобсанга. Перед расставанием он пригласил меня на третий этаж, в комнату-террасу, окружённую крытой галереей. На таких террасах, защищающих от зимних пронизывающих ветров, монахи делают упражнения йоги под лучами гималайского солнца.

Почти все монашеские дома в Карше построены по одному плану: три комнаты одна над другой, самая верхняя является одновременно террасой.

Я понял, что монастырь тянется примерно на две сотни метров вверх по вертикальному откосу, лишь тогда, когда ноги отказались повиноваться. Мы прошли всего полпути, а сердце нещадно колотилось в груди, и казалось, что я на грани потери сознания. Пришлось сесть. Мне стало нехорошо от мысли о сердечном приступе. Больше всего в своих путешествиях я боюсь болезни, поскольку знаю — любое недомогание может обернуться драмой. На медицинскую помощь надеяться здесь не приходится. Единственной лечебной помощью могут быть молитвы монахов, их знание простейших лекарственных средств и моя аптечка. Обычный грипп может закончиться смертью в условиях высокогорья от нехватки кислорода. Боялся я и отёка лёгкого, который мог унести меня в могилу за несколько дней. Но пока ещё было рано беспокоиться — меня лишил сил сильнейший приступ горной болезни. Ведь уже целую неделю я только и делал, что ходил пешком, удалялся от тропы, когда видел что-нибудь интересное, забывая о лёгких, которые требовали кислорода. «Спокойно, спокойно!» — внутри меня вели борьбу два моих «я»: одно умоляло отдохнуть, второе требовало встать и приняться за осмотр кумирен и молитвенных помещений. Второе «я» одержало верх. С трудом встав на ноги, я вновь стал подниматься к верхней части монастыря.

Два молитвенных здания стояли друг против друга в просторном замкнутом дворе. Зимний зал ремонтировали. Старый монах, сидя на неустойчивых лесах, перекрашивал монументальный портик. Вокруг него стояли банки с яркими красками, с помощью которых он рисовал символические фигуры на перемычке над большой дверью. Другой монах провёл нас в громадный тёмный зал, крыша которого покоилась на красных столбах, увешанных религиозными картинами. Около алтаря высился небольшой чхортен, инкрустированный полудрагоценными камнями. Стены высокой галереи до самого потолка покрывали древние фрески.

Второй зал был намного интереснее. К портику, расположенному на этаж выше уровня двора, вела лестница. Я вошёл внутрь и тут же отшатнулся от устрашающе громадного чучела рыжего медведя, подвешенного к своду за верёвку, проходившую у него под брюхом. Он злобно глядел на меня, словно готовясь спрыгнуть мне на голову. Таков обычай — чучела медведей или снежных барсов, убитых «в состоянии самозащиты» или при охране стада, жертвуются монастырю. Этот обычай должен, по всей видимости, снять с человека грех за взятие чужой жизни.

Из летнего зала открывался вид на центральную долину Заскара. Широкие окна обрамляли сотворённый богами пейзаж. Как легко предаваться грёзам, созерцая эту грандиозную красоту природы! Алтарь в глубине зала был «изъеден» множеством ниш, в которых лежали сто восемь книг священного писания. Эти книги размером шестьдесят на тринадцать сантиметров состоят из несшитых листов бумаги, изготовленной самими монахами. Каждый лист обёрнут в шёлковую ткань, и все они зажаты между двумя досками — «переплётом», украшенным чудесными миниатюрами.

Больше всего в этой кумирне поражала статуя в человеческий рост бога Авалокитешвара, закутанного в одежды; я узнал его по одиннадцати ликам и множеству рук. У одной из стен высилась прекрасная скульптура Дорже Шугпа с сотней рук и несколькими гримасничающими ликами. Это свирепое божество очень почитается в Заскаре, поскольку является духом-хранителем секты гелукпа. Я встретил множество больших и малых сходных изображений в самых разных кумирнях наряду со статуями и образами Авалокитешвара с его одиннадцатью ликами и тысячью рук — в ладони каждой руки зажат глаз.

Меня поразило, что алтари были увешаны самыми невероятными предметами, в их числе была бежевая фетровая шляпа с конусовидным верхом. По словам Лобсанга, эта шляпа принадлежала одному из князей Заскара и надевалась во время церемоний. Мне она напомнила португальские шляпы XVII века — они изображены на гравюрах и картинах той эпохи. Уж не принадлежала ли эта шляпа португальцу Диего, первому европейцу, посетившему Ладакх и дошедшему до Заскара? В одном можно быть уверенным — она не имеет ничего общего с сотнями головных уборов, встречающихся в Гималаях, а ведь только у монахов их несколько видов в зависимости от ранга, а также характера тех или иных церемоний и религиозных праздников, для которых эти головные уборы предназначены.

Согласно обычаю, на алтари ламаистских кумирен вешают самые разные предметы: слоновьи бивни, высушенные запястья, отрубленные у воров. Я даже заметил там коробку из-под кофе, которая в краю, отрезанном от западного мира, наверное, считалась произведением искусства.

Лобсанг со сдержанной гордостью показал мне большие и малые ценности, хранившиеся в главной кумирне, а затем потянул в боковую кумирню, где находилась древняя статуя Лоэпона Дунде, основателя монастыря. У её подножия рядами стояли сотни серебряных масляных ламп и ритуальных чашечек для воды. Стены украшали чудесные фрески, которых, к счастью, не коснулась рука реставратора, а вернее, маляра (о таких подновлениях можно было бы лишь сожалеть).

Я вскарабкался на террасу летнего зала, и у меня захватало дух от панорамы центрального Заскара. Чётко различались место слияния двух потоков и величественная река, образованная ими, которая в густой пене неслась к невидимому ущелью. По долине этой большой реки мы пойдём на следующий день, чтобы встретиться с князем Зангла.

На речной террасе Лобсанг показал мне деревянный гонг, подвешенный на кожаных ремнях к опоре. Он служил для созыва джеше (монастырских бакалавров). Затем Лобсанг легонько дунул в отделанную серебром раковину — звук её был сигналом для общего сбора монахов.

И хотя головокружение у меня ещё не прошло, я не спешил вернуться на отдых под заботливую опеку трёх старушек. Нам нужно было пройти ещё пятнадцать километров. Но не успели сделать и двадцати шагов, как какой-то молодой монах пригласил нас к себе в дом отведать чаю с маслом. Это была уменьшенная копия дома дяди Лобсанга с теми же тремя этажами и кукольной лестницей. Потолки во всех трёх комнатах нависали так низко, что я не мог стоять, выпрямившись во весь рост. Мы провели у молодого монаха около часа. Лобсанг рассказал ему о своём последнем путешествии, сообщил, как привязался ко мне, представив меня как учёного, прибывшего для знакомства с заскарскими деревнями и святыми местами. Такие долгие разговоры служат для обмена информацией, поскольку ни газет, ни радио здесь нет. И именно поэтому всем путешественникам обеспечен радушный приём; их рассказы о событиях на белом свете ценятся куда дороже, чем угощение.

Каждый раз мои собеседники подробно расспрашивали меня о моей родине, благо я владел тибетским языком. Каждый хотел знать, как живут люди у нас, что они едят, есть ли у нас яки и такие же красивые монастыри. На некоторые вопросы ответить было весьма затруднительно, и частенько мои слова звучали странно даже для моих ушей. Я удивлялся тому, как мало можно сказать о западном мире. Я всегда думал, что современные наука и экономика позволили нам создать необычный образ жизни, исключительно «передовой», согласно нашему выражению. Но когда я пытался описать так называемый прогресс, мне удавалось вспомнить лишь ограниченное количество технических и большей частью ненужных вещей (кроме, разумеется, автомобиля, телевизора, телефона, холодильника и электричества). Все эти маленькие чудеса нашего мира никак не влияют на нашу повседневную жизнь, а чаще всего лишь заменяют один из уже существующих элементов комфорта на другой. Как мне говорил мой мустангский приятель Пемба, наша технология есть всего-навсего «хитрая комбинация химических продуктов». Я, конечно, рассказывал моим собеседникам о небольшом аэроглиссере (ещё одна «новинка»), на котором я прошёл вверх по гималайским ущельям, передвигаясь и по воде и по суше. Подробно расскажу об этом путешествии немного позже.

19
Перейти на страницу:
Мир литературы