Призрак тайны (Тайна ее прошлого) - Стил Даниэла - Страница 2

• Предыдущая
• 2/64
• Следующая

Кэрол утверждала, что ее увлечение Саймоном началось больше года назад, когда они вместе отправились в Париж, чтобы на месте разобраться с одним запутанным и сложным делом. Саймон Сент-Джеймс был старшим партнером в юридической фирме, в которой служила Кэрол. Работать с ним ей всегда было приятно, и она часто рассказывала Чарли о том, каким опытным и хитрым адвокатом был Саймон, или подтрунивала над тем, как он относится к женщинам.

Так Чарли узнал, что Саймон Сент-Джеймс уже трижды был женат и имел несколько взрослых детей. По характеру он был человеком веселым, жизнерадостным и весьма энергичным, но его деловитая напористость почти не бросалась в глаза благодаря приятной внешности и мягким, вкрадчивым манерам. Но — самое главное — Саймону был шестьдесят один год, а Кэрол — всего тридцать девять; она была на три года младше Чарли и на двадцать два — младше Саймона. Он годился ей в отцы, и, возможно, именно поэтому Чарли не ждал с этой стороны никакого подвоха. Кэрол тоже понимала, что Саймон для нее несколько староват; она всегда была умной женщиной и вполне отдавала себе отчет, насколько неожиданно и безумно ее увлечение. Понимала она и то, какую боль причиняет Чарли ее решение.

Это последнее обстоятельство тревожило ее больше всего. Она вовсе не хотела никого ранить. Просто так получилось.

Десять лет назад Кэрол было двадцать девять, и она была очень привлекательной молодой женщиной, только что поступившей на работу в крупную юридическую фирму с главным офисом на Уолл-стрит. К тому моменту, когда Чарли неожиданно получил перевод в Лондон, где ему предстояло возглавить местный филиал архитектурно-дизайнерской корпорации «Уиттакер и Джонс», они встречались уже примерно год, но их отношения еще нельзя было назвать серьезными.

Лондон ему очень понравился, и Кэрол, несколько раз прилетавшая к нему «челночным» утренним рейсом, незаметно влюбилась сначала в этот город, а потом и в самого Чарли. В Лондоне все было по-другому, не так, как в приземленной и деловой Америке, и Кэрол стала навещать Чарли почти каждые выходные.

Обычно они отправлялись кататься на лыжах в Давос, Гештаад или в Санкт-Мориц. Когда-то отец Кэрол работал во Франции, а она жила и ходила в школу в Швейцарии, л с тех пор у нее осталось множество друзей, рассеянных по всей Европе. Кэрол свободно говорила по-немецки и по-французски, в Лондоне ее тоже принимали как свою, а что касалось Чарли, то он просто обожал ее.

После полугода регулярных воскресных встреч Кэрол нашла себе работу в лондонском отделении американской юридической фирмы. Тогда они и купили небольшой домик в Челси[1] и зажили в нем — двое безмятежно счастливых людей, безоглядно влюбленных друг в друга. Поначалу они проводили почти каждый вечер на танцах в «Аннабелс» или колесили по окрестностям, открывая для себя уютные ресторанчики, уединенные кафе, крошечные антикварные лавочки и ночные клубы. Для обоих это была поистине райская жизнь.

Купленный ими домик представлял собой форменную развалину, и Чарли потребовался почти год, чтобы привести его в порядок. Когда же работа была закончена, их общее любовное гнездышко трудно было узнать. Снаружи, во всяком случае, он смотрелся просто превосходно, и оба с воодушевлением занялись тем, что стали наполнять его изнутри красивыми безделушками и маленькими сокровищами, каждое из которых служило им памятью о какой-то совместной вылазке. Они колесили по пригородам Лондона, собирая антикварную мебель и покупая старинные дубовые двери, которые Чарли с любовью реставрировал, покрывал лаком и навешивал взамен старых. Когда же путешествия по Англии приелись им, они стали проводить выходные в Париже или в Альпах. И для Чарли, и для Кэрол это была сказка наяву, и хотя каждому из них приходилось частенько отправляться в дело" вые командировки, в промежутках между ними они успели пожениться и провести медовый месяц в Марокко — в настоящем дворце, который Чарли арендовал для них на морском побережье.

Все, что они ни делали тогда; — все доставляло им удовольствие, все радовало, все соответствовало их приподнятому душевному настрою. Чарли и Кэрол были прекрасной молодой парой, с которой многие, очень многие были не прочь познакомиться и подружиться. Они устраивали для своих друзей грандиозные вечеринки и от души хохотали над забавными сумасбродствами и эксцентрическими розыгрышами, до которых неистощимая на выдумки Кэрол оказалась большая охотница. Никто на нее не обижался. Их новым друзьям было очень приятно проводить время в обществе этих счастливых, влюбленных друг в друга людей.

Чарли тоже нравилось быть рядом с Кэрол. Она буквально сводила его с ума. Кэрол была высокой, подтянутой, светловолосой, со стройным телом и такими изящными руками и ногами, что они казались высеченными из белого мрамора. Ее рассыпчатый смех звучал точь-в-точь как серебряные колокольцы, и даже сейчас его далекое эхо часто звучало в голове Чарли, заставляя сердце болезненно сжиматься. Голос у Кэрол был, напротив, таким низким, бархатистым — этакое сексуальное контральто, — что даже после десяти лет совместной жизни он вздрагивал каждый раз, когда слышал, как она произносит его имя.

Их отношения были — или казались — настоящей идиллией. Каждый из них был образован, интеллигентен и интересен сам по себе; оба делали успехи на службе и стремительно поднимались по карьерной лестнице. Правда, у них не было детей, — пожалуй, это было единственным видимым недостатком их брака, — однако они сделали этот выбор сознательно. Дело было вовсе не в том, что они не удосужились их завести, — просто Чарли и Кэрол были настолько увлечены друг другом, что считали наличие детей вовсе не обязательным для счастливой семейной жизни. К тому же, появись у них малютка, это создало бы множество лишних трудностей и проблем. Разумеется, время от времени они обсуждали этот вопрос между собой, но каждый раз приходили к выводу, что завести ребенка именно сейчас было бы неблагоразумно. Чарли, например, по-прежнему много ездил, да и у Кэрол было немало высокопоставленных и исключительно требовательных клиентов, которые, случалось, привередничали и капризничали точь-в-точь как маленькие дети. Клиенты Кэрол и были ее детьми, и она возилась с ними не меньше, чем возится со своими чадами любящая мать. Чарли такое положение вещей устраивало. Иногда, правда, он позволял себе помечтать о дочери — о маленькой девочке, которая была бы похожа на Кэрол, однако он был слишком увлечен Кэрол, чтобы добровольно делить ее с кем бы то ни было.

Они никогда не принимали решения не иметь детей — они просто старались по возможности избежать этого, и преуспели. В последние годы они говорили об этой возможности все реже и реже, и единственное, что изредка беспокоило Чарли, так это то, что после смерти родителей у него не осталось на всей земле никого, кроме Кэрол. У него действительно не было ни бабушек, ни дедушек, ни теток, ни дядьев, ни племянников, ни двоюродных братьев или сестер. Все, что у него было, — это Кэрол и их счастливая жизнь вместе. Кэрол была для Чарли всем, и теперь он понимал это как никогда остро. Во всяком случае, он твердо знал, что, если бы ему представилась возможность изменить что-либо в своем прошлом, он бы не стал менять ничего.

С его точки зрения, их совместная жизнь была настолько близка к совершенству, насколько это только возможно. За все десять лет он ни разу не почувствовал не только раздражения, но даже легкого недовольства, связанного с Кэрол; когда бы он ни заговорил с ней, когда бы ни взглянул, она неизменно казалась ему какой-то свежей и новой — и прекрасной. Конечно, бывало, и они спорили, но это случалось очень редко, и им всегда удавалось прийти к соглашению задолго до того, как появлялись первые признаки серьезного конфликта.

Ни Чарли, ни Кэрол никогда не имели ничего против того, что им часто приходится расставаться, ибо почти каждый месяц то один, то другой отправлялся в длительную деловую поездку. Напротив, эти разъезды, казалось, лишь еще больше сближали их и укрепляли их отношения. Для Чарли, например, предвкушение скорой встречи делало каждое возвращение в Лондон особенно волнующим и захватывающим. Спеша домой, он любил воображать себе, как Кэрол лежит на кушетке с книгой или дремлет в гостиной возле камина, уютно устроившись в плетеном кресле, которое он привез ей из Италии. Чаще всего, правда, оказывалось, что, когда он прилетал из Милана, Токио или Брюсселя, Кэрол все еще была на работе, но, когда она приходила, она всецело принадлежала ему одному.

• Предыдущая
• 2/64
• Следующая