Выбери любимый жанр

Одиннадцать минут - Коэльо Пауло - Страница 41


Изменить размер шрифта:

41

Она попыталась расплатиться, но он остановил ее: «Это — за счет заведения». Возражать она не стала — заведению она отдала во много раз больше, чем стоит бокал шампанского.

Запись в дневнике Марии, сделанная по возвращении домой: Я уж не помню, когда именно это было, но как-то в воскресенье я решила зайти в церковь на мессу. Пробыла там довольно долго и вдруг поняла, что зашла не туда — это был протестантский храм.

Хотела уйти, но пастор уже начал службу, и мне показалось, что будет неудобно, если я вдруг встану и выйду. Сам Бог остановил меня, потому что в тот день прозвучали слова, которые я должна была услышать.

Пастор говорил примерно так:

«У всех народов существует такая поговорка: „С глаз долой —из сердца вон“. Я же утверждаю, что нет ничего более ложного на свете. Чем дальше от глаз, тем ближе к сердцу. Пребывая в изгнании и на чужбине, мы любовно лелеем в памяти любую малость, напоминающую об отчизне. Тоскуя в разлуке с тем, кого любим, в каждом прохожем на улице видим мы дорогие черты.

И наши Евангелия, и священные тексты всех религий написаны были на чужбине в попытке обрести понимание Бога и веры, приводящей народы в движение, осознать, почему бродят неприкаянные души по лицу земли. Не знали наши предки, как и мы не знаем, чего ожидает от нас и жизней наших Высшая Сила, — и в этот-то миг сочиняются книги, пишутся картины, ибо не хотим мы и не можем позабыть о том, кто мы есть».

Когда он окончил проповедь, я подошла и поблагодарила его, сказав, что была чужой в чужой стране, а он напомнил мне, что врет поговорка, с глаз долой не значит из сердца вон. И, прочувствовав это, я уезжаю.

* * *

Мария вытащила два чемодана из-под кровати, где они лежали в ожидании того дня, когда все придет к концу. Было время, она представляла, как доверху набьет их подарками, новыми платьями, фотографиями, запечатлевшими ее на снегу и на фоне европейских достопримечательностей, — воспоминаниями о счастливом времени, проведенном в гостях у самой спокойной и самой великодушной страны мира. Да, кое-что из одежды она себе купила, а в тот день, когда в Женеве выпал снег, сфотографировалась, но — и только, и ничего больше из того, о чем мечталось, не сбылось.

Она приехала сюда с мечтой заработать много денег, познать жизнь и собственные возможности, найти мужа, купить ферму для родителей и привезти их в Швейцарию показать, где жила. И вот — возвращается. Денег для исполнения мечты хватит. А в горах так и не побывала. И — что еще хуже — самой себе она теперь чужая. И все же довольна, ибо непреложно определила тот миг, когда надо остановиться.

А это мало кому удается.

Что ж, было в ее жизни четыре приключения — танцевала в кабаре, выучила французский, стала проституткой и влюбилась отчаянно и безнадежно. Многие ли могут похвастаться столькими событиями, случившимися всего за год?! Она была счастлива, хоть к счастью и примешивалась печаль, и имя печали этой было — не проституция, не Швейцария, не деньги, а Ральф Харт. Она — хоть и самой себе никогда бы в этом не призналась — в глубине души хотела выйти замуж за этого человека, который сейчас ждет ее в церкви, чтобы познакомить со своими друзьями, своими картинами, своим миром.

Она подумала: а может, не ходить? Переехать в какой-нибудь отель недалеко от аэропорта, ведь самолет — завтра утром, а каждая минута, проведенная рядом с Ральфом, обернется в будущем годом страданий, потому что ее будут терзать мысли о том, что она могла бы сказать, да не сказала, и воспоминания о прикосновениях его рук, о звуке его голоса, о его рассказах.

Мария снова открыла чемодан, достала игрушечный вагончик, подаренный Ральфом в их первую встречу у него дома. Несколько минут глядела на него, а потом выбросила в корзину для мусора — он недостоин встречи с Бразилией, он был никчемным и несправедливым по отношению к ребенку, которому так хотелось поиграть с ним.

Нет, она не пойдет в церковь; он может спросить ее о чем-нибудь, а если она ответит правду — «Я улетаю», — он попросит ее остаться, пообещает все что угодно, лишь бы не потерять ее, признается в любви, которую и так уже не скрыть. Однако любовь эта зиждилась на полной свободе, ничто другое не было бы возможно: вероятно, это и была единственная причина того, что их так влекло друг к Другу: оба знали, что им ничего не надо друг от друга. Мужчины всегда пугаются, услышав из уст женщины: «Я хочу зависеть от тебя», Мария же хотела сохранить в душе другой образ Ральфа Харта — влюбленного, вверившегося ей всей душой, готового ради нее на что угодно.

Ладно, она еще успеет решить окончательно, идти ей на свидание в церкви или нет, — сейчас надо заняться делами более прозаическими. Она видела, какое множество вещей в чемоданы не влезло. Куда же все это девать? Да никуда, пусть о них заботится хозяин квартиры, пусть он распорядится оставленными на кухне миксером и кофеваркой, картинами, купленными на рынке, постельным бельем и полотенцами. Хотя ее родители нуждаются в этом барахле больше, чем любой женевский нищий, в Бразилию она его не потащит: любая мелочь будет напоминать о том, через какие испытания пришлось ей пройти, какой ценой было это куплено.

Она вышла из дому, направилась в банк с намерением снять все, что было у нее на счете. Управляющий — он тоже бывал в ее постели — сказал, что это неразумно: ведь проценты по вкладу она смогла бы получать и в Бразилии. А если ее, не дай Бог, ограбят, прахом пойдут многомесячные труды. Мария заколебалась, сочтя — по своему всегдашнему обыкновению, — что ей и вправду желают добра. Но, поразмыслив немного, пришла к выводу: нет, цель этих бумажек не в их приумножении — они должны уйти в оплату за фазенду, за дом для родителей, за несколько голов скота да мало ли за что еще.

И она сняла все до последнего сантима, уложила деньги в специально по такому случаю купленный пояс-бумажник и надела его на голое тело, под одежду.

Затем направилась в бюро путешествий, молясь про себя, чтобы ей хватило мужества не остановиться на полпути. Заявила, что желает поменять билет. Ей ответили, что завтра прямого рейса нет: надо лететь через Париж и там сделать пересадку. Не важно! Лишь бы оказаться как можно дальше отсюда, чтобы не успеть передумать.

Она дошла до одного из мостов, купив по дороге мороженое, хотя было уже совсем нежарко, остановилась, оглядела Женеву. Все казалось ей теперь совсем Другим, и чувствовала она себя так, словно только попала в этот город и теперь должна обегать все его музеи, осмотреть все достопримечательности, побывать в модных ресторанах и кафе. Забавно — когда живешь в городе, всегда откладываешь знакомство с ним «на потом», а в итоге покидаешь его, так толком и не узнав.

Почему же ее не радует совсем уже скорая встреча с Бразилией? Почему не печалит разлука со Швейцарией, оказавшейся достаточно гостеприимной и приветливой? Ни обрадоваться, ни загрустить — ничего у нее не выходило, разве что уронить две-три слезинки, испытывая страх перед самой собой — перед девушкой красивой и неглупой, у которой было все, чтобы добиться успеха, и которая неизменно совершала ошибки.

Ну, что ж, хоть на этот раз она поступает правильно.

* * *

Когда Мария переступила порог, церковь была совершенно пуста, и она смогла молча разглядеть витражи, красиво подсвеченные снаружи сиянием дня, точно умытого пронесшейся прошлой ночью бурей. Перед нею высился алтарь с пустым крестом — это было не распятие с истекающим кровью, корчащимся в предсмертной муке человеком, но символ воскресения, перед которым орудие казни напрочь теряло всякое значение, важность и внушаемый им ужас. Марии понравилось и то, что в настенных нишах не было окровавленных святых с разверстыми ранами, — словом, она оказалась там, где люди собираются, чтобы восславить то, что недоступно их разуму. Опустившись на колени, она пообещала Иисусу, в которого все еще верила, но о котором уже давно не думала, и Пречистой Деве, и всем святым: что бы ни случилось сегодня, она не переменит свое решение и улетит домой. Она дала эту клятву, ибо ей ли было не знать, какие хитроумные силки, способные сломить волю женщины, расставляет любовь. Вскоре Мария почувствовала у себя на плече чью-то руку и, повернув голову, прильнула к ней щекой.

41
Перейти на страницу:
Мир литературы