Сотовая бесконечность - Вольнов Сергей - Страница 26

• Предыдущая
• 26/132
• Следующая

Атака виконта оказалась полной неожиданностью для его друзей. Но не для самого атакованного. Юноша ловко уклонился вправо и одним точным выпадом уложил бедного Элоиза на месте. Два дюйма стали, пронзив сердце, вышли из спины виконта, и тот рухнул, издав напоследок сдавленный стон.

По притихшему залу пронёсся ропот потрясённых зрителей. Приятели же покойного виконта де Гройга дружно обнажили оружие и бросились на убийцу.

Однако тот оказался просто дьяволом! Крутясь как волчок, он ловко отражал все выпады. Жан-Жак, участник сотен стычек, драк и потасовок, никогда ещё такого не видел!

Вот здоровяк Мак-Дугал, перекувырнувшись в воздухе, рухнул всей тушей на ближайший стол, разнеся его в щепки. Шевалье де Жаневер, схлопотав удар сапогом в лицо, растянулся между столами. Антуан Паррой почти достал молокососа своим кинжалом, когда его шею пробил прилетевший из зала стилет – это вступил в бой седой приятель мальчишки…

Дело в том, что, кроме собравшихся за столом Жан-Жака, – в зале находилось достаточно приятелей и знакомцев барона. Как только они пришли в себя, преодолев оторопь от разворачивающегося перед их глазами небывалого действа, тут же бросились на выручку барону. Заблестели в тусклом свете свечей многочисленные клинки, кто-то даже пальнул из пистолета…

В общем, воцарились полный хаос и неразбериха.

Нападающие, невзирая на численное превосходство, только мешали друг другу, одновременно атакуя двоих защищавшихся незнакомцев. Причём защищались они очень эффективно! Каждый нанесённый ими удар достигал цели, и ряды нападавших стремительно редели.

Сам барон де Виго, не спешивший ввязываться в драку, глядя широко распахнутыми глазами на разыгравшуюся перед его взором кровавую драму, благоразумно предпочёл скрыться. Как можно быстрее и как можно дальше.

Погони не было. Это хорошо, чрезвычайно хорошо!..

Он – лучший в Париже убийца, а вовсе не солдат. Глупо подставляться под уколы шпаг – его удел иной. Он САМ их наносит, коварно, исподтишка.

Ничего, ничего, он ещё поквитается с этим наглым юнцом. И его приятелем заодно. Разыщет и подстережёт. От удара в спину не спасает самая лучшая техника фехтования.

Откуда они взялись, где живут?.. Немедленно поднять всех осведомителей и выяснить…

Солнце. Яркое-яркое.

Его лучи ласкают кожу, не обжигают, а нежно прикасаются, оставляя ощущения тепла и счастья. Солнце тёплое, ласковое. Оно мне всегда снится, когда я вижу себя. Вижу счастливо смеющейся… Странно так вижу, словно со стороны. Как будто наблюдаю за другой девочкой. Она переполнена радостью, она смеётся, она счастлива.

Она совсем маленькая и живёт в мире, в котором царит мир. Нелепое какое словосочетание: мир в мире.

Нет… очень даже «лепое»! Счастье-то какое – в мире мир!

Мне даже кажется, что я иногда вижу маму. Не её лицо. Смутный облик. Даже не облик, а неясный силуэт, от которого веет чем-то тёплым, ощущением чего-то родного, не угрожающего. Чувствую её запах. Тоже тёплый и родной. Сладкий. От неё исходят волны нежности.

С ней я чувствую себя защищённой от смертельной угрозы…

Я вижу, как маленькая девочка прижимается к женщине. Я знаю, что это я и моя мама. Мне кажется, ещё чуть-чуть – и я увижу её лицо. Но женщина в моём сне держит маленькую девочку на руках, другую девочку. Они обе счастливо смеются и уходят куда-то в туман…

Ещё я вижу окно, которое выходит в сад. Девочка сидит на подоконнике, держит в руках огромное красное яблоко. В окно вливается свежий ветер, шевелит волосы девочки. Подсвеченные солнцем, они сияют золотистым нимбом. В саду гомонят птицы. Огромный белый пёс прыгает на подоконник, девочка роняет яблоко на пол и смеётся, смеётся, сжимая лохматого друга в объятиях, а тот радостно виляет хвостом и лижет её в нос.

Яблоко катится, катится…

Солнце было ласковым, когда я была маленькая… всегда и везде солнце… лучшие под солнцем слова – тепло, счастье, радость и смех…

…счастье закончилось в тот день, когда мы с папой пошли в парк кататься на карусели.

Солнце рухнуло мне на голову.

Взгромоздившись на высокий пень, в центре полянки сидел человечек и задумчиво ковырял в носу. Вытаскивая очередной засохший комочек, он долго и глубокомысленно рассматривал добычу, потом облизывал палец и засовывал его обратно в ноздрю. Бесспорно, содержимое носа настолько интересовало сидевшего, что он даже не обернулся, когда кусты затрещали, пропуская людей в камуфлированных, выглядевших военными, одеждах.

Двое мужчин, выйдя на поляну, настороженно огляделись; не отыскав достойной внимания опасности, одинаковым отточенным движением вбросили в ножны, закреплённые на правом бёдре, огромные ножи-тесаки. Энергично отряхнулись, вытрясли из волос сухие листья и иглы, а потом, словно по команде, синхронно задрали головы.

– Солнце! – радостно сказал тот, что выглядел помладше. – А я думал, уже никогда его не увижу!

– Да уж, сквозь эти ветки света белого не видно, – ответил выглядевший более старшим. – Как будто и не леса юга умеренных широт, а экваториальные джунгли! Через такие заросли и с мачете не пробиться.

– Ага, вот и аборигены, – младший из спутников заметил парня, ковырявшего в носу. – Эй, дружок! – крикнул он.

Не обратив никакого внимания на окрик, мальчишка продолжал своё увлекательное занятие.

– Оглох, что ли? – недоумённо пожал плечами младший, подошёл к пеньку, хлопнул сидевшего по плечу. – Эй, пацан!

Абориген обернулся. У пришедшего отвисла челюсть, он отшатнулся, попятился и отступил на пару шагов назад. Пацан глянул на него тремя глазами. Двумя – похожими на человеческие, блестящими, словно лужицы смолы, с чёрной радужкой без признака белков. Третий, который поместился в центре лба, был подобен змеиному: затянут прозрачным веком с вертикальной щелью-зрачком.

Глаз моргнул, мужчины судорожно сглотнули слюну.

Нос пацана, огромный, как у птицы-носорога, мощным клювом свисал к подбородку. Мальчишка растянул губы, вывернутые точно у жабы и покрытые синеватым налётом, до ушей. В прямом смысле слова. Продемонстрировав потрясающий оскал, он вскочил с пенька, замахал двупалыми клешнями-руками и что-то энергично заквакал.

– О-фи-геть! – выдохнул младший, вытирая рукавом вмиг вспотевшее лицо.

– Мутант! Мать его… – прохрипел старший.

Пацан продолжал квакать и радостно подскакивать на трёх ногах. Две у него были нормальные, человечьи, а третья росла из позвоночника и выгибалась как у кузнечика – коленкой назад. Его пузо, свисавшее до колен, колыхалось в такт прыжкам, и было видно, что там, под тонкой кожей, тяжело перекатывается какая-то вязкая жидкость.

– Вишь, обрадовался как, – констатировал старший, приходя в себя. – Понравились мы ему, наверное.

Мальчишка обежал вокруг незнакомцев, замкнув окружность, и залился тоненьким визгливым кашлем. Он хлопал клешнями по пузу, подпрыгивал, раскачивался, а потом в изнеможении пал наземь и задрыгал всеми конечностями.

– Слу-ушай! Да он смеется над нами! – вдруг дошло до младшего.

– Думаешь? – почесал в затылке напарник. – Всё быть может. Наверное, мы для него чересчур уродливые.

Мутант отквакался. Хлюпая животом-аквариумом, поднялся на ноги, выдул ноздрёй огромный пузырь, ткнул в него пальцем. Из второй ноздри явилась толстая ниточка соплей и потянулась к земле…

– Ты б утёрся, что ль! – брезгливо заметил младший.

– Да что ты от него хочешь? – Старший с жалостью смотрел на мальчугана. – Он, наверное, и не соображает ничего. Но попробовать стоит. Слышь, малец, – обратился он мутанту. – Ты сам-один тут живешь? Или есть ещё… гм, люди?

– Ты называешь ЭТО человеком? – недоумённо вопросил младший.

• Предыдущая
• 26/132
• Следующая