Искусство и жизнь - Моррис Уильям - Страница 17

Но в любом случае — согласно пессимистическому взгляду, который не признает возможность победы в борьбе против недорода искусств, — мы должны будем снова брести по этому кругу, пока какая-нибудь катастрофа, какое-нибудь непредвиденное последствие перестройки жизни не покончит с нами навсегда.

Я не разделяю этого пессимизма, но, с другой стороны, я и не полагаю, будто целиком от нашей воли зависит, будем ли мы содействовать прогрессу или вырождению человечества. Но все же, поскольку есть еще люди, склонные к социалистическому или оптимистическому мировоззрению, я должен в заключение сказать, что есть известная надежда на торжество этого мировоззрения и что напряженные усилия многих личностей свидетельствуют о присутствии силы, подталкивающей их вперед. Таким образом, я верю, что эти «Цели искусства» будут достигнуты, хотя и знаю, что это произойдет лишь при условии, что тирания недорода искусств будет повержена. Еще раз я предостерегаю вас, — вас, кто, возможно, особенно любит искусство, — от мысли о том, будто вы можете совершить что-либо доброе, когда, стремясь оживить искусство, будете заниматься только его внешней и мертвой стороной. Я утверждаю, что должно скорее стремиться к осуществлению целей искусства, нежели к самому искусству, и, лишь сохраняя верность этому стремлению, мы можем почувствовать пустоту и оголенность нынешнего мира, ибо, любя искусство по-настоящему, мы по крайней мере не позволим себе терпимо относиться к его подделке.

Во всяком случае, самое худшее, что с нами может случиться, — и я призываю вас с этим согласиться, — это покорность злу, которое для нас очевидно; никакие болезни и никакая сумятица не принесут больших бед, чем эта покорность. К неизбежным разрушениям, которые приносит перестройка, следует отнестись спокойно, и повсюду — в государстве, в церкви, у себя дома — мы должны решительно настроиться против любого вида тирании, не принимать никакой лжи, не малодушествовать перед тем, что нас страшит, хотя ложь и малодушие могут предстать перед нами в обличье набожности, долга или любви, здравого смысла или уступчивости, мудрости или доброты. Грубость мира, его ложь и несправедливость рождают свои естественные последствия, и мы, и наша жизнь — часть этих последствий. Но так как мы исследуем также и результаты векового сопротивления этим проклятиям, то давайте же все вместе позаботимся получить справедливую долю и этого наследия, которое если и не даст ничего другого, то по крайней мере пробудит в нас мужество и надежду, то есть живую жизнь, а это больше всего другого и есть подлинная цель искусства.

Я знаю, что большинство здесь присутствующих либо уже занимаются изящными искусствами, либо получают для этой цели специальное образование. И, вероятно, от меня ждут, что я обращусь именно к ним. Но поскольку не может быть сомнения, что мы собрались здесь, движимые одним интересом к тому, что затрагивает искусство, я хотел бы обратиться ко всем вам как представителям общественности вообще. В самом деле, те из вас, кто специально изучает искусство, может узнать от меня немного того, что будет полезно вам одним. Вы уже учитесь под руководством компетентных учителей, — мне приятно было это узнать. Они применяют такие методы, которые должны научить вас всему, что нужно, если вы только правильно выбрали свое призвание, если стремитесь к верной цели и если вы в какой-то мере понимаете, что такое искусство, а уяснить это можно без всяких слов, если твердо следовать по пути, который вам указало врожденное чувство. Если же с вами обстоит по-другому, то никакая система и никакие учителя не помогут вам создать подлинное искусство. Настоящие художники среди вас хорошо знают, что я мог бы специально посоветовать вам. Этот совет состоит из немногих слов: подражайте природе, изучайте древность, создавайте свое собственное искусство, не крадите его, не щадите сил, терпения и мужества, стремясь выполнить тяжелую задачу, которую вы на себя возложили. Я не сомневаюсь, что вам говорили все это не один раз, и еще чаще говорили вы это самим себе, и теперь это повторяю я, не принося тем самым ни вам, ни себе ни пользы, ни вреда. Так все это верно, так хорошо известно и так трудно осуществимо.

Но для меня и, надеюсь, для вас искусство — это нечто весьма серьезное, и его ни в коем случае нельзя обособить от важных предметов, которые занимают мысли людей; существуют принципы, лежащие в основе занятий искусством, на которые могут — нет, должны — опираться все серьезно мыслящие люди. И я прошу позволения говорить именно о некоторых из этих принципов и обратиться не только к тем, кто сознательно интересуется искусством, но также и к тем, кто думает о том, что обещает и чем угрожает нашим потомкам развитие цивилизации и какие надежды и опасения внушает будущее искусств, которые родились вместе с цивилизацией и умрут лишь с ее смертью. Ведь нельзя забывать, что нынешний период борьбы, сомнений и колебаний — это подготовка к грядущему, когда должны наступить перемены, стихнуть конфликты и рассеяться сомнения. Именно этот вопрос, повторяю, действительно важен и может серьезно интересовать всех думающих людей.

Более того, он настолько всеобъемлюще важен, что, боюсь, вы можете подумать, будто я беру на себя слишком много, выступая перед вами по такому важному вопросу. Но я и не дерзнул бы выступить перед вами, если бы не чувствовал, что в этот вечер я всего лишь рупор людей лучших, чем я, и что я разделяю их надежды и опасения; именно поэтому я тем более чувствую потребность выразить, если буду в состоянии, все, что думаю по этому поводу. Ведь я нахожусь в городе, где более, чем где-либо, люди не довольствуются жизнью только для себя и для настоящего, но считают своим долгом внимательно наблюдать за назревающими переменами, дабы содействовать новому, или же обогатиться самим той правдой, которая в них сокрыта. Поскольку вы оказали мне высокую честь, избрав меня в прошлом году президентом Ассоциации искусств, и просили меня выступить перед вами в сегодняшний вечер, я бы нарушил свой долг, если бы не высказал откровенно и в меру своих сил все то, что могло бы, по-моему, оказаться вам полезным. И в самом деле, я, думаю, нахожусь среди друзей, которые, вероятно, простят мне опрометчивые высказывания, но едва ли простят высказывания неискренние.

Цель вашей Ассоциации и Школы искусств, насколько я понимаю, развивать эти искусства посредством широкого распространения образования. Это весьма большая задача и вполне достойна репутации этого большого города. Но поскольку за Бирмингемом, к счастью, сохраняется репутация города, не терпящего бессмыслицы и помпы, вы, на мой взгляд, должны отчетливо сознавать, что именно намерены развивать с помощью этих учреждений, в самом ли деле вы стремитесь к этим целям или же беретесь за дело нехотя. Принимаете ли вы их, короче говоря, всем сердцем, неразрывно ли с этими целями связана ваша жизнь и воля или же вы, в сущности, против них, но слышали, что не так уж плохо проявить к этому делу интерес?

Если вас удивляет, почему я ставлю перед вами этот вопрос, то я скажу, почему это делаю. Среди нас есть люди, которые любят искусство превыше всего, — можно сказать, самым преданным образом, и им, несомненно, известно, что такая любовь в наши дни редкость. Мы не можем не видеть, что помимо большого числа людей убогих и грубых по уму и привычкам — бедные люди! — лишенных каких-либо надежд или возможностей в мире искусств, существует множество возвышенно настроенных, мыслящих и культурных людей, которые в глубине души полагают, что искусства — это нелепое порождение цивилизации, — даже хуже того, помеха, болезнь, препятствие к прогрессу человечества. Некоторые из таких людей несомненно заняты другими сторонами мыслительной деятельности. Они настолько, я бы сказал, полно поглощены наукой, политикой и всем, чем угодно, что, отдаваясь своему упорному и похвальному труду, по необходимости сузили свой кругозор. Но коль скоро таких людей немного, то нельзя объяснить, почему так распространено мнение, будто искусство — в лучшем случае пустое дело.