Я – шулер - Барбакару Анатолий - Страница 9
- Предыдущая
- 9/62
- Следующая
С другой стороны, эти их капризы вынудили развиваться в ином направлении: по ходу игры доводить до ума колоды чужие.
И конечно, каждый профессионал должен иметь свой коронный трюк. Трюк на «черный день».
(Своей заначкой я почти не пользовался. Хотя она давала стопроцентную(!) гарантию победы в одной партии в деберц. Только в одной партии. С каждым клиентом, разумеется.)
Но никогда не следует обольщаться, что знаешь все. Это – невозможно. А значит, на любого исполнителя всегда найдется другой исполнитель, более изощренный.
И главное, мастерство картежника – это весь его образ, умение себя подать, знание законов, устава профессии, право ощущать себя гражданином мира карт.
Если приводить в пример чей-то образ, то стоит выбрать Маэстро. Может быть, это не совсем верно – Маэстро был не только картежником, но я знал его лучше других и к тому же смежные специальности не портили, скорее дополняли его как шулера.
Итак, Маэстро...
В том самом парке, где однажды утром обнаружили повешенного, проходила известная престижная встреча Маэстро с азербайджанцем.
В городе объявился качественный азербайджанский шулер. Вообще-то это нахальство – заявляться с гастролями в Одессу. Но с этим никак не могли управиться: многих наших пообыгрывал.
Отыскали на него Маэстро. Играли в парке. В «триньку», один на один. Вокруг – гвардия секундантов: одесских исполнителей с десяток, но и азеров не меньше. С иностранцами в такой ситуации бороться сложно, лопочут по-ихнему, конечно же, и по игре своему помогают, кольцо вокруг – от всех глаз не убережешься.
Маэстро играл на «лишаке» – лишней карте, трюк сложный, нахальный. Особенно когда играешь с профессионалом.
Один из сбоку стоящих умудрился углядеть у Маэстро лишнюю карту. Бросил «маяк» своему, по-азербайджански, конечно.
Играли долго, добавляли и добавляли в банк. По правилам, если у противника лишняя карта, банк весь забирается обнаружившим излишек. Долго играли, гастролер на банк изошел, да и Маэстро крепко опустел.
– Смотрю, – цепко, усмешливо наблюдая за Маэстро, сообщил азербайджанец.
Погорячился с усмешкой: когда тот зоркий помощничек еще только воздухом запасся, чтобы подсказать своему, Маэстро уже сосчитал его и мягко так, в своей обаятельной манере предупредил:
– Поправляю, – поправил лежащий на столе остаток колоды.
И «лишак» сплавил.
У Маэстро оказалась «тринька».
– Лишнюю доставай, – с удовольствием, жестко потребовал азербайджанец.
– Ты не знаешь, как это делается?.. – усмехнулся уже и Маэстро. Жестко. – Колоду считай.
Азиат дважды пересчитал карты и, совсем как в боевике импортном, вставил стоящему за спиной подсказчику в живот нож.
...На Привозе у входа, в самом зловонном людской мерзостью месте растерянно стоял сельский гражданин. В немыслимых полосатых штанах с мотней у колен, в немыслимом крапчатом пиджаке на вырост, лоснящемся от огородной грязи, в соответствующей костюмному ансамблю кепке набекрень. Растерянно рылся в карманах, искал что-то. Выворачивая, извлекал на свет божий их немыслимое содержимое: грязные тесемки, квитанции базарные многодневные, огрызки бублика, носовой платок, которым, должно быть, обтирал и сапоги. И вдруг – засаленную лохматую колоду карт, и стопку, толстенную стопку разнокалиберных грязных купюр. Извлеченные вещи наивно и доверчиво держал пока в руке.
– Что, батя, посеял? – сладко посочувствовал возникший подле гражданина один из хозяев этого не самого уютного места под солнцем.
– Шо? – отозвался батя, не прерывая поисков.
– О, карты, что ли? – изумился вроде сочувствующий.
– Ну.
– Ты шо, батя, в карты граешь? – явно подхалимажно сбился на сельский говор подошедший.
– Та, граю, – доверчиво, как соседу через плетень, подтвердил гражданин.
Что тянуть. Заманил этот привозный подхалим мужичка в игру. Мужичок его и нагрузил на восемнадцать штук. И пришлось платить. Потому как кличка у мужичка была Маэстро.
Этот сюжетный ход с легкими вариациями Маэстро использовал частенько. Например, мог стоять на пляже на самом видном месте в семейных цветастых, но выцветших трусах, за резинку которых была заткнута манящая пачка купюр. При этом неуклюже тасовать колоду, так что карты то и дело выскальзывали из рук. Ну как не клюнуть, когда при лохе карты, бабки беззаботные, очки солнечные с треснувшим стеклом и на голове платок носовой, тот самый, сапожный, только с узелками на углах.
...Поезд шел в Одессу. Пригородный: Раздельная – Одесса.
В вагоне толпа работяг. Шумных, хмельных, дружных. Своя компания. Ежедневно ездят аж в Одессу. Работать. Чем заниматься в пути?.. Обычно играют в карты. В «триньку». Незатейливая игра. Сдают всего по три карты. Наибольшая комбинация – три туза, конечно. Хотя нет, еще выше ценятся три шестерки. Такое странное правило.
С соседней скамьи за игрой следит интеллигент.
Инженерик, должно быть, сторублевый. В очечках, при галстуке. Сперва помалкивает, потом у кого-то из близсидящих интересуется правилами. Ему явно завидно, что в компании все свои, что всем весело. А он, хоть и интеллигент,
– чужак. Но компания доброжелательна, предлагают очкарику вступить в игру. Тот с благодарностью во взоре пересаживается к играющим. Похоже, ему и проигрыш будет в радость. Вроде как приютили. Да он не шибко-то и проигрывает. Хотя и играет впервые; игра на везении основана, умения особого не требует. С полчаса играют.
В момент очередной сдачи очкарик интересуется:
– Затемнить сейчас можно?
– Чего ж нет, – гудят партнеры, переглядываясь: дескать, решился, интеллигентишка.
Затемнить – значит добавить в банк некую сумму, не видя своих карт. В этом случае все остальные должны класть суммы, в два раза большие. Конечно же, после того, как пройдет круг, затемнивший смотрит свои карты и дальше играет, исходя из того, что обнаружит.
Круг проходит, в игре остаются еще три партнера.
Очкарик ведет себя азартно: отказываясь поднять свои карты, добавляет в банк.
Работяги озадачены, но и обрадованы. Карта им пришла не та, против которой стоит играть вслепую. Но вскоре манера игры инженера начинает смущать их. Карты не поднимает, в банк знай себе добавляет.
Много денег набралось. Да и играющие, сверив со временем карты друг друга, вышли из игры. Остался один – обладатель трех тузов. Очкарик карты со стола не поднимает. Увеличивает и увеличивает ставки. У противника его уже и деньги кончаются. Но приятели, конечно, поддерживают: скидываются.
Поезд подъезжает к Одессе.
Работяга трехтузовый и рад бы продолжать поединок: дело верное, но денег общих хватает только на то, чтобы сверить карты с картами очкарика, которые все еще лежат на столе. Нетронутые.
– Смотрю, – огорченно сообщает мужичок. – Три туза.
Приятели во все свои добродушные глаза глядят; кто на очкарика, кто на таинственные его три карты.
Инженер, ни слова не говоря, начинает сгребать со стола деньги в раскрытый портфель.
Работяги растеряны. От растерянности молчат.
– Ты че?.. – издает наконец последний игрок.
– А? – не понимает Маэстро.
– У тебя что?
– Понятия не имею. – Маэстро встает, потому что поезд уже – у перрона.
Мужичок переворачивает девственные три карты. Конечно, три шестерки. Работяги рты разинули. Но и сказать нечего. Наглость ведь несусветная, но никто ничего не заметил.
Вдруг бабуля какая-то, кучей денег напуганная, запричитала. Проклинать Маэстро кинулась.
Тот – что на него, впрочем, совсем не похоже – деньги работягам вернул.
Когда я потом спрашивал его: чего вдруг, объяснил, что шум ему был ни к чему. Но, думаю, дело не в этом. Проклятья его могли смутить. Это – раз. Вовторых, что ему эти гроши. Он из Москвы с гастролей возвращался, с пересадкой в Раздельной. Тысяч сто пятьдесят вез. Теми еще деньгами. И в-третьих... Любил Маэстро иногда поработать на публику. Артист в нем умер.
Что он время от времени вытворял с колодой!.. Подвыпив, конечно, и среди своих. Фейерверк, фонтан трюков. Даже и ненужных для игры. Двенадцать карт висело у него в воздухе: запускал по одной, подкручивая так, что они возвращались к нему, и он снова отправлял их в полет.
- Предыдущая
- 9/62
- Следующая
