Французские каникулы - Стил Даниэла - Страница 28
- Предыдущая
- 28/58
- Следующая
Когда Паскаль закончила завтракать, в кухню, зевая, вошла Агата. Сегодня на ней были легинсы ярко-синего цвета, белый полупрозрачный тоник, украшенный россыпями фальшивых бриллиантов, солнечные очки «Арлекин» и золотистые туфли на платформе толщиной в пару дюймов.
— Доброе утро, — проговорила Агата. — Во сколько приезжают ваши друзья?
Ее голос звучал совершенно равнодушно, словно это событие не имело и не могло иметь для нее никакого значения.
— Во второй половине дня, — ответила Паскаль. — Кстати, вашему мужу придется взять грузовик и поехать со мной в аэропорт. У моих друзей может быть с собой много вещей, а багажник моей машины не слишком вместителен…
— Вчера Мариус повредил спину. По вашей милости, между прочим, — перебила ее Агата и, прищурившись, посмотрела на Паскаль. Теперь в ее голосе звучало самое настоящее осуждение, словно это не она, а Паскаль была горничной. Но Паскаль проигнорировала выпад.
— Но ведь вести машину он может, — отрезала она, раздумывая, не добавить ли несколько слов по поводу манеры Агаты одеваться.
— Возможно, — без воодушевления ответила та, и Паскаль поняла, что от нее требуется. Сунув руку в лежавшую на столе сумочку, она достала пятьсот франков и протянула Агате. И она, и Мариус неплохо потрудились — во всяком случае, судя по всему, им давно не приходилось так напрягаться, и теперь Агата определенно рассчитывала на компенсацию. Или премию. Как бы там ни было, лицо Агаты просветлело. — Я думаю, Мариус все-таки сможет вести машину, — сказала она почти любезно. — Во сколько мадам хотела бы выехать?
— В три часа. По расписанию самолет прилетает в пять, так что, если не произойдет ничего непредвиденного, к ужину мы вернемся.
Ужин Паскаль решила приготовить сама. Она была уверена, что друзья не захотят идти в ресторан в первый же день в Сен-Тропе, к тому же им надо было распаковать и разложить по местам вещи. С готовкой Паскаль справилась быстро, и к трем часам все было готово. Чтобы разогреть курицу и картофельное пюре, достаточно было только включить плиту, которую Мариус довольно быстро наладил, разумеется, за дополнительную мзду в размере ста пятидесяти франков.
Выйдя на крыльцо, Паскаль с гордостью оглянулась на дом. Окна сверкали на солнце так, что глазам было больно смотреть, приветливо зеленела в обрамлении полевых цветов лужайка, блестела свежей краской садовая мебель, и она с гордостью подумала, что сотворила здесь настоящее чудо. Агата была с ней целиком согласна. Как она призналась Паскаль, ее крайне удивило, что гостья осталась, а не перебралась немедленно в отель. По словам Агаты, в доме никто не жил уже лет восемь.
Когда Паскаль отъехала от крыльца, Агата помахала ей вслед, словно старой подруге, а прыгавшие возле ее ног пудели разразились приветливым лаем. Сегодня горничная была в обтягивающих розовых лосинах, свободной прозрачной блузке, сквозь которую просвечивал черный нейлоновый лифчик, и своих любимых ярко-красных «небоскребах», но Паскаль благоразумно не стала ничего говорить. Она надеялась, что друзья быстро привыкнут к экстравагантной манере Агаты одеваться и перестанут обращать на нее внимание. Гораздо более серьезную проблему представляли собаки, от лая которых у Паскаль сразу начинало звенеть в ушах, и она попросила Агату держать их в своей комнате, сославшись на то, что у ее мужа аллергия на шерсть. Это была неправда, но Паскаль быстро успокоила себя, подумав, что от шума, который поднимали три пса по любому ничтожному поводу, у Джона состояние будет похуже, чем при аллергическом насморке.
Дорога от Сен-Тропе до Ниццы была неблизкой, а погода стояла жаркая, и Паскаль буквально изнывала от жажды. Приехав в аэропорт, она первым делом выпила два стакана апельсинового сока. Жажда прошла, но усталость не отступила, и Паскаль подумала, что сейчас она действительно нуждается в настоящем, полноценном отдыхе. Мариус, похоже, считал точно так же. Паскаль видела, как он, купив упаковку баночного пива, развалился на сиденье грузовичка. Паскаль тоже была не прочь покайфовать, но волнение, которое она испытывала перед встречей с друзьями, не давало ей усидеть на месте, и она нервно расхаживала по залу прилета до тех пор, пока не объявили о прибытии рейса из Нью-Йорка.
Самолет компании «Пан-Ам» приземлился точно по расписанию. Моррисоны и Джон летели одним рейсом, но в разных классах: Эрик и Диана предпочитали бизнес-класс, а Джон из принципа купил билет в салон эконом-класса. Впрочем, в самолете Эрик сразу пришел к другу и немного поболтал с ним, чтобы скоротать время. Потом он вернулся на свое место, и Джон, провожавший Эрика до кресла, невольно обратил внимание, как странно смотрела на мужа Диана, до этого спокойно листавшая какой-то яркий глянцевый журнал. В ее глазах Джону почудилась отчужденная холодность, чуть ли не враждебность, что для Моррисонов было по меньшей мере необычно, но поскольку ни один из них не сказал ни слова, Джон не решился задавать вопросы. Вернувшись на свое место в салоне эконом-класса, он скоро задремал, и ему приснилась Паскаль, которая прыгала по сцене в балетной пачке, а в руках у нее почему-то была швабра.
А это время Эрик говорил Диане:
— Джон звонил Паскаль. По ее словам, дом выглядит просто превосходно. Ты рада?
Но Диана не ответила — она продолжала смотреть в журнал, но не читала.
— Джон говорит, дом — просто чудо! — повторил Эрик, удивленно глядя на нее. — Ты что, совсем меня не слушаешь?
В последние несколько недель Диана колебалась, стоит ей ехать или нет, и Эрик был рад, что в конце концов она все же согласилась отдохнуть с ним в Сен-Тропе. Он уговаривал ее, как мог, но в том, что в конце концов она сказала «да», никакой его заслуги не было. Их отношения переживали серьезный кризис, и это было заметно. Сам Эрик не подавал вида, что реагирует на новую ситуацию, но на душе у него скребли кошки. Он чувствовал себя виноватым, хотя и считал — он сделал все, что мог сделать на его месте любой мужчина.
— Я прекрасно слышала, что ты сказал, — ответила Диана ровным голосом. Джон ушел, и теперь она не считала нужным сдерживаться. — Я рада, что Паскаль понравился дом, — добавила Диана, на мгновение подняв голову от журнала, но взгляд ее оставался бесстрастным.
— Надеюсь, тебе он тоже понравится, — проговорил Эрик, стараясь, чтобы его голос звучал как можно мягче. Он возлагал большие надежды на этот месяц, который им предстояло провести вместе. И он, и Диана давно нуждались в отдыхе, к тому же ему казалось, каникулы в Сен-Тропе помогут им снова укрепить отношения, которые дали такую серьезную трещину. Думать так у Эрика были все основания. У них с Дианой было много общего — они любили одни и те же вещи, предпочитали одних и тех же людей и вполне искренне восхищались друг другом, и оттого ему казалось, что примирение произойдет само собой.
Я не знаю, как долго я смогу там пробыть. И пожалуйста, не надо меня уговаривать, ладно? — сказала Диана. Эрик вздохнул — эти слова он постоянно слышал в течение последних двух недель.
— Я не собираюсь ни к чему тебя принуждать, — ответил Эрик. — Но твое бегство ничего не решит, наоборот — ты сделаешь себе… нам обоим только хуже! А вот если мы пробудем здесь весь месяц, это принесет нам пользу, вот увидишь! Мы отдохнем, развеемся, и… и будем на многое смотреть иначе.
Но Диана с сомнением качала головой. Слова мужа ее, похоже, больше не убеждали.
— Ты, видимо, не понимаешь, Эрик… — негромко сказала она. — И никакой отдых нам не поможет, потому что дело не в усталости, от которой могут избавить морские купания и прогулки под парусом. Дело совсем в другом…
Эрик снова вздохнул. Он знал, что она имеет в виду. Это он поставил под удар их брак, их семейную жизнь, их отношения, и Диана никак не могла решить, что ей теперь делать. Она уже несколько раз собиралась положить конец их браку, но каждый раз останавливалась. Ей не хотелось спешить — слишком многое было поставлено на карту, чтобы решать что-то сгоряча, под влиянием обиды и боли, какой бы сильной она ни была. С другой стороны, Диана до сих пор не была уверена, что сможет когда-нибудь простить Эрика. То, что он совершил, было даже хуже предательства. Своим поступком он поколебал не только веру Дианы в него, но и ее веру в себя. Теперь она казалась сама себе ущербной, некрасивой и старой — гораздо более старой, чем она себя ощущала. И хотя Эрик попросил у нее прощения, Диана по-прежнему не знала, сумеет ли она когда-нибудь снова полюбить собственного мужа или отныне он станет для нее чужим человеком. А именно таким он был для нее сейчас.
- Предыдущая
- 28/58
- Следующая
