Дорога судьбы - Стил Даниэла - Страница 1

• 1/110
• Следующая

Солнце медленно опускалось за холмы, окаймлявшие сочную зелень долины Напа. Иеремия смотрел на яркие оранжевые полосы, постепенно переходившие в розовато-лиловую дымку, однако мысли его были за тысячу миль отсюда. Это был высокий мужчина с широкими плечами, прямой спиной, сильными руками и теплой улыбкой. К сорока трем годам в его волосах проступала обильная седина, но руки оставались такими же сильными, как много лет назад, в молодости, когда он сам добывал золото и приобрел свой первый прииск в долине Напа. Давненько это было... В восемьсот шестидесятом. Он сам застолбил участок и первым обнаружил здесь ртуть. Тогда ему только-только исполнилось семнадцать и он больше походил на мальчишку, однако уже несколько лет не помышлял ни о чем, кроме старательского труда, как и его отец.

Отец Иеремии перебрался сюда с востока в пятидесятом, и его надежды найти золото на Дальнем Западе оказались ненапрасными. Прожив здесь полгода и набив карманы, он вызвал к себе жену с сыном, и те отправились в путь. Однако до отца добрался один Иеремия. Мать умерла по дороге. Следующие десять лет отец и сын трудились рука об руку, добывая сначала золото, а потом, когда оно стало иссякать, – серебро. Как только Иеремии исполнилось девятнадцать, отец умер, оставив сыну такое состояние, о котором тот и не мечтал. Ричард Терстон передал наследнику все, что имел, и Иеремия неожиданно стал едва ли не самым богатым человеком в Калифорнии.

Однако это его не слишком изменило. Он продолжал трудиться на приисках вместе с рабочими, покупал копи, землю, строил, расширял владения, разрабатывал недра. Работавшие с ним люди утверждали, что Иеремия обладал неоценимым даром: любое дело, за которое он брался, приносило успех и росло как на дрожжах. Так случилось с рудниками, где стали добывать ртуть, когда запасы серебра в долине Напа подошли к концу. Он был скор на мудрые решения, и тугодумам оставалось лишь хлопать глазами, гадая, почему он поступил так, а не иначе. И край этот Иеремия любил больше всего на свете. Так и пропускал бы сквозь пальцы плодородный бурозем, так и сжимал бы его в ладони. Ему нравилось ощущать тепло и плотность этой земли, нравилось окидывать взглядом ее бескрайние просторы: холмы, деревья, уютную долину, расстилавшийся перед ним сочный зеленый ковер...

Он купил несколько виноградников и начал делать приятное легкое вино. Ему нравилось все, что давала эта земля: яблоки, грецкие орехи, виноград... руда... Эта долина значила для него больше, чем что-нибудь другое... или кто-нибудь другой. Из сорока трех лет жизни тридцать пять он провел здесь, глядя на все те же чуть скругленные холмы. Когда он умрет, пусть его похоронят здесь. Здесь его настоящая родина, единственное место на свете, где он мог бы жить. Куда бы ни забрасывала его судьба – а Иеремии Терстону пришлось поездить по свету, – ему хотелось жить только тут, в долине Напа, стоять и на закате любоваться своими холмами.

Горизонт понемногу затягивался пурпурно-серым бархатом, и душа Иеремии унеслась отсюда за тридевять земель. Вчера ему предложили выгодную сделку. Почти тысяча фляг ртути, и цена подходящая, но... было в этом что-то подозрительное... У него было какое-то странное предчувствие, но откуда оно взялось, Иеремия понять не мог.

Сделка выглядела безупречной, однако он все же обратился в свой банк с просьбой проверить финансовое положение предложившего ее бизнесмена. Ему не нравилось полученное письмо, не нравился его стиль. Оно беспокоило Иеремию. Слишком прямолинейным, нахрапистым и самонадеянным был его автор. Орвиль Бошан возглавлял солидную компанию, и было бы глупо требовать от него цветистых фраз, но... какое-то шестое чувство предостерегало Иеремию от этого человека.

– Иеремия!

Он улыбнулся при звуке знакомого голоса. Ханна... Она работала у него уже почти двадцать лет, муж ее умер от гриппа, незадолго до этого унесшего жизнь невесты Иеремии. Однажды Ханна пришла на прииск в траурном вдовьем платье, осуждающе посмотрела на него и ударила зонтиком по полу.

– У тебя не дом, а позорище, Иеремия Терстон!

Тогда он с удивлением взглянул на женщину, пытаясь сообразить, какого черта ей от него надо, и вдруг понял, что это тетка одного из его бывших рабочих и что пришла она к нему в поисках места. Еще в пятьдесят втором отец Иеремии построил маленький домик в дальнем конце своих владений. Сам Иеремия прожил в нем долгие годы и не переезжал оттуда даже после смерти отца, однако постепенно его владения все более расширялись, он приобретал в долине Напа новые земли, присоединяя их к оставленным отцом.

В двадцать пять лет Иеремия начал подумывать, что пора бы и жениться. Ему хотелось иметь детей, хотелось, чтобы кто-то ждал его по вечерам, хотелось поделиться с кем-нибудь своим богатством. Пока у него не было времени тратить деньги, и он бы с удовольствием побаловал какую-нибудь хорошенькую девушку с ласковыми глазами, нежными руками и милым лицом, чье тело согревало бы его по ночам. Именно с такой юной леди и познакомили его друзья. Спустя два месяца после их первой встречи Иеремия сделал девушке предложение и начал строить для нее роскошный дом. Он выбрал место в середине своих владений, откуда открывался вид на необозримые горизонты. Четыре огромных дерева образовали красивую естественную арку, которая должна была защищать дом от летней жары. В общем, это был настоящий дворец. По крайней мере так казалось местным жителям.

Новый дом был трехэтажным. На первом этаже находились две великолепные гостиные, столовая с обшитыми деревянными панелями стенами, большая удобная кухня с огромным очагом, в котором мог бы уместиться сам Иеремия. На втором этаже располагались небольшой кабинет, комнаты хозяина и солярий для его невесты, а на третьем – целых шесть спален. Дом был рассчитан с запасом. Иеремия не собирался перестраивать его после того, как у них появятся дети. Дженни осталась очень довольна. Ей понравились высокие окна с цветными стеклами и огромный рояль. На нем она собиралась играть по вечерам.

Однако судьба распорядилась иначе. Во время эпидемии гриппа, обрушившейся на долину в 1868 году, Дженни заболела и через три дня скончалась. Впервые счастье изменило Иеремии. Он оплакивал невесту, как мать оплакивает умершего ребенка. Ей едва исполнилось семнадцать, и она наверняка стала бы прекрасной супругой. Некоторое время он как неприкаянный бродил по огромному дому, пока наконец не закрыл его и не перебрался в свою старую лачугу. Но теперь она показалась Иеремии неудобной, и весной 1869 года он все-таки вернулся во дворец, в котором собирался жить вместе с Дженни... Дженни... Он не мог находиться в комнатах, предназначавшихся для нее, не мог вынести мыслей о том, какой была бы их совместная жизнь.

Сначала Иеремия регулярно навещал родителей Дженни, но старался не смотреть им в глаза, видя в них отражение собственной боли, и избегал жадных взглядов, которые бросала на него куда менее привлекательная старшая сестра Дженни. Вскоре он запер двери комнат, которыми не пользовался, и перестал подниматься на второй и третий этажи, привыкнув жить только на первом. Постепенно две комнаты, которые занимал Иеремия, стали выглядеть не лучше его старой лачуги. В одной из них он устроил спальню, абсолютно не заботясь о том, чтобы обставить другие помещения в доме. К громадному роялю никто не подходил с тех пор, как к его клавишам прикоснулась рука Дженни. Иногда Иеремия открывал дверь огромной кухни, чтобы поужинать там в компании друзей. Ему нравилось сидеть за одним столом с другими людьми, которым было по душе в его доме. Иеремия не был ни замкнутым, ни высокомерным. Он всегда помнил о том, откуда пришел, о нищем домике на востоке, пронизываемом зимними ветрами, о том, как они с матерью гадали, хватит ли им припасов, чтобы преодолеть Скалистые горы и наконец увидеть реки, земли и прииск, где Иеремии предстояло работать рядом с отцом. И если теперь он сделался обладателем огромного состояния, то это случилось только благодаря его неустанному труду и стараниям отца. Он ничего не забыл и никогда не забудет... Так же, как никогда не забудет Дженни... или своих друзей.

• 1/110
• Следующая