Дар - Стил Даниэла - Страница 32
- Предыдущая
- 32/74
- Следующая
— Не раньше полуночи, — грустно ответила она.
Если бы она была свободна и могла общаться с ним когда и сколько угодно, хотя бы до конца лета! Рано или поздно все изменится, но пока ей не хотелось об этом думать.
Правда, сегодня, почувствовав первое шевеление ребенка, она поняла, что дни ее безоблачной радости сочтены.
— Тогда я отвезу тебя домой после работы, — предложил Том.
«Родители ничего не скажут, — подумал он, — в конце концов, я же могу пойти на последний сеанс в кино».
— Хорошо.
Она улыбнулась и, стоя на ступеньках, долго махала рукой вслед отъезжающему фургону.
Весь обратный путь Томми широко улыбался. Он чувствовал себя самым счастливым на свете, и улыбка все еще играла на его губах, когда без пяти минут семь он открыл входную дверь своего дома.
— Что с тобой? Ты поймал на рыбалке кита? — улыбнулась ему накрывавшая на стол мама.
Она готовила ростбиф, любимое блюдо Джона, и у Томми возникло странное ощущение, что мама хочет показать отцу, что из кожи вон лезет, чтобы ему угодить.
— Нет, я ничего не поймал, просто было очень солнечно и хорошо… я даже искупался.
Дом был весь наполнен доносившимися с кухни ароматами. Мама сделала оладьи, картофельное пюре и сладкую кукурузу, которую так любила Энни.
Энни… Знакомый приступ боли при мысли о ней сегодня был не таким острым, как обычно. После разговора с Мэрибет ему стало легче. Если бы он мог поделиться с мамой! Но он не мог и знал это.
— А где папа?
— Он обещал прийти в шесть. Наверное, задерживается и сейчас придет. Я сказала, что обедать мы сядем позже.
Но Джон не пришел и через час.
Когда Лиз стала звонить ему на работу, там никто не брал трубку. Ростбиф был уже давно готов, долгожданный семейный обед был явно испорчен, и губы Лиз плотно сжались от ярости.
Без десяти девять они с Томми наконец сели за стол, а в девять появился Джон. Он был явно навеселе и пребывал в хорошем настроении.
— Ого, моя киска для разнообразия приготовила обед! Какая радость! — игриво воскликнул он, пошатнувшись при попытке поцеловать жену. — Почему это мы такие сердитые?
— Ты обещал прийти в шесть, — ледяным тоном ответила Лиз, — а я предупредила тебя, что обед будет готов в семь. Я просто подумала, что хватит нам всем питаться кое-как. Теперь я снова буду готовить.
Томми огорчился при этих ее словах; однако не стоило паниковать раньше времени. Было совершенно очевидно, что это всего лишь благие намерения, поэтому он решил пока не волноваться.
— Знаешь, я забыл. Ты так давно не готовила, что я просто забыл про этот обед. Больше такого не повторится, — заверил он.
Джон вел себя так, будто не чувствовал за собой никакой вины, пытаясь выглядеть более трезвым, чем был на самом деле.
Наконец он сел за стол. Глава семейства не так уж часто приходил пьяным, но в последние семь месяцев жизнь его была настолько унылой, что он никогда не отказывался выпить в любой компании, по любому поводу, а если такого случая не представлялось, то сидел у стойки бара в одиночестве.
Не произнося ни слова, Лиз поставила перед ним тарелку, и Джон удивленно поднял на жену глаза:
— Ты же знаешь, что я люблю немного недожаренное мясо!
Так же молча она убрала еду и выкинула ее в мусорное ведро, с грохотом поставив пустую тарелку в раковину.
— Не надо приходить в девять часов, если хочешь получить то, что ты любишь! Два часа назад оно было именно таким, как ты предпочитаешь, — произнесла она сквозь зубы.
Джон ошеломленно смотрел на нее:
— Прости, Лиз.
Она повернулась к мужу и посмотрела на него долгим взглядом, совершенно забыв о присутствии Томми.
Родители теперь всегда вели себя так, будто его не существует на свете, будто он умер вместе с Энни. Его потребности и желания никого больше не интересовали. Они так обезумели от горя, что были не в состоянии справиться с ним сами, а тем более помочь ему.
— По-моему, нам уже ничего теперь не важно, правда, Джон? Ничего. Ничего из тех маленьких радостей, которые мы когда-то так ценили. Мы на все плюнули.
— Мы не должны этого делать, — тихо произнес Томми.
Сегодня Мэрибет дала ему надежду, и теперь он хотел поделиться ею с родителями — хотя бы ею.
— Мы же продолжаем жить. Энни не обрадовалась бы, если бы увидела, что с нами происходит. Давайте хотя бы немного общаться, а? Не обязательно каждый вечер, хотя бы иногда.
— Скажи это своему отцу, — холодно отрезала Лиз, снова поворачиваясь к раковине с грязной посудой.
— Слишком поздно, сынок.
Отец тяжело поднялся, похлопал его по плечу и исчез в спальне.
Лиз покончила с посудой и затем, все с тем же отчужденным выражением лица, при помощи Томми собрала книжный шкаф для новых учебников. За все это время она не произнесла ни слова.
Когда шкаф был благополучно водворен на место, Лиз сдержанно поблагодарила сына и тоже ушла в спальню.
За последние семь месяцев все в ней переменилось — всегда отличавшие ее мягкость и теплота исчезли, уступив место каменной холодности, в глазах поселились отчаяние, боль и неизбывная печаль.
Томми было ясно, что ни один из родителей никогда не сможет внутренне смириться со смертью Энни.
Войдя в комнату, Лиз увидела, что Джон прямо в одежде спит поверх покрывала. Она долго стояла и смотрела на него, а потом тихо прикрыла за собой дверь.
Может быть, этот разлад между ними уже не имел значения. Несколько месяцев назад она была у врача, и он сказал, что больше детей у нее не будет. Так что можно было и не пытаться.
Когда она была беременна Энни, она и так многим рисковала — это чудо, что девочка родилась здоровой. А теперь, когда ей было уже сорок семь, учитывая то, с каким трудом дались ей в свое время дети, она могла вообще оставить всякую надежду. Врач ей так прямо и сказал.
Интимных отношений между ними уже давно не было. Он не прикасался к ней с той роковой ночи перед смертью Энни, когда они убедили друг друга в том, что у нее обыкновенная простуда.
Они оба продолжали корить себя, и одна мысль о том, чтобы заняться любовью, вызывала у супругов отвращение. Никакой любви, никакой близости, никакой заботы о ком бы то ни было, думала Лиз.
- Предыдущая
- 32/74
- Следующая