Священный огонь - Стерлинг Брюс - Страница 24
- Предыдущая
- 24/84
- Следующая
– Но здесь настоящий хаос! Просто фантастический! Я могу это заснять?
– Нет.
Она изумленно осмотрела безобразную груду вещей: сумки, обувь, спортивные принадлежности, магнитофоны, кое-как сложенная одежда, ворох туристского снаряжения, явно украденного.
– Это место – настоящий архив. У тебя есть какие-нибудь сенсорные наладонники, которые были бы способны распознать жестовый пароль и перенести меня во дворец памяти, построенный в шестидесятые годы?
– Прошу прощения, дорогая, – откликнулся Ульрих, – не понимаю, о чем это ты. – Он подошел к ней, раскрыв руки для объятия.
Они стали целоваться как одержимые. В комнате стало намного теплее, но не настолько, чтобы можно было рискнуть раздеться.
– А где бы мы могли лечь?
– Тут есть спальный мешок. Я стащил его у лыжника, он очень теплый. В нем хватит места для двоих.
– О'кей, – сказала она, высвобождаясь из его крепких объятий. – Я хочу это сделать, и ты знаешь, что я хочу это сделать. Но мне кажется, что ты-то к этому не слишком стремишься. Вот поэтому у меня есть несколько условий. Идет?
Ульрих приподнял дуги своих бровей:
– Условия?
– Да, Ульрих, условия. Условие первое: тебе обо мне ничего не известно – ни кто я, ни откуда приехала. И ты даже не станешь выяснять.
– Мне нравится твоя мысль об условиях, дорогая. В этом есть что-то забавное.
– Условие второе: ты не должен хвастаться обо мне своим чертовым дружкам. Ты вообще обо мне никому слова не скажешь.
– Очень хорошо. Я и правда не стукач. Таковы два правила, но... – Ульрих сделал паузу. – А ты быстро расширяешь концептуальное пространство.
– Третье условие. Я готова оставаться в этой дыре до тех пор, пока ты от меня не устанешь и не убедишься, что я не замерзла до смерти. Ты будешь следить, чтобы я нормально питалась.
– Лучше мы поработаем над этими предложениями потом, попозже, – произнес Ульрих. – Они довольно смелые. Но как бы то ни было, я способен выполнять не более двух правил сразу даже в самых благоприятных обстоятельствах.
Она подумала и поняла, что в сложившейся ситуации его слова вполне разумны. Майа забралась в спальный мешок вместе с ним. Они разделись и обнялись. Нежные ласки и поглаживания вскоре сменились решительными действиями. Казалось, что все это длилось и длилось, но в действительности прошло лишь восемь минут, которых хватило с лихвой.
Когда он кончил, она села, не вылезая из спальника. В украденном у лыжника мешке была пестренькая подкладка. В нем стало тепло, как в печке.
– Было очень приятно. Мне очень понравилось.
– Я тоже получил удовольствие, – галантно признался Ульрих. После того, что между ними произошло, он несколько сник и не мог прийти в себя, точнее, в то состояние, к которому отнюдь не стремились его гормоны.
У нее давно не было любовной связи с мужчинами, и она еще не знала, как он поведет себя в ее обществе. Зрелище оказалось трогательным и вроде бы знакомым. Много десятилетий тому назад ей удалось понять особенности мужской психики. Майа с удовольствием поцеловала бы его еще раз, но если он оправился от волнения, то, наверное, захочет сейчас же съесть сандвич или его сморит сон.
– Я принесу тебе что-нибудь вкусное, – предложил Ульрих. Он был точен и четок, как машина. – Что бы ты хотела съесть?
– Ну, что-нибудь коллоидное. Комплексное и с триптофаном.
– Прости меня, я не понял...
– Все что угодно, только не овощи и не мясо.
– О'кей. – Ульрих быстро оделся и задорно подмигнул ей: – Мне нравится, когда на девушке ничего нет, кроме наушников с переводом. От этого зрелища жизнь сразу становится лучше. – Он вышел. Майа услышала, как он закрыл за собой дверь.
Ее нисколько не смущало, что он запер ее в этом логове. Она тут же поднялась и энергично занялась уборкой. От беспорядка ей было очень плохо.
Майа приостановилась, обнаружив небольшой, конечно украденный, телевизор. Настоящие телевизоры, со множеством каналов, без клавиш и с непременным смешным пультом управления, давно стали диковинкой. Она сама долгие годы собирала такие забавные раритеты, роясь в огромных кучах отстоя телевизионной культуры двадцатого века. Но потом нашла для себя более нелепые си-ди-ромы и другие медийные средства.
Майа попыталась наладить телевизор. Однако внутри не было батареек.
Она принялась искать и вскоре поняла, что все устройства в этой комнате были без батареек. За исключением, конечно, недавно украденных, все еще лежавших у нее в сумке. Она вынула батарейки из трубки мобильного телефона, вставила их в интерфейс и включила телевизор. На экране появилась картинка немецкого ток-шоу. Его вел огромный сенбернар. Рядом с ним сидела актриса. Майа продолжала убирать комнату, одним глазом глядя в телевизор и слушая вполуха.
– У меня проблема с чтением, – пес легко и свободно говорил по-немецки. Это был настоящий сенбернар с бело-рыжей шерстью, элегантно одетый. – Научиться говорить лишь одна из проблем, и с ней при нормальной проводке справится любая собака. А вот чтение – совершенно иной уровень семантического познания. Спонсоры сделали все, что смогли, и тебе, Надя, это хорошо известно. Однако я должен признаться здесь, перед камерой, что чтение – очень серьезное испытание для любой постсобаки.
– Бедный малыш! – с искренним сочувствием воскликнула актриса. – Но стоит ли к этому стремиться? Ведь говорят, что мы, так или иначе, живем в постлитературную эпоху.
– Всякий, кто это утверждает, глубоко ошибается, – мрачно и с достоинством заявил пес. – Гёте, Рильке, Гюнтер Грасс, Генрих Бёлль. Достаточно назвать только эти имена.
Майю очаровал костюм актрисы: прозрачный военный мундир, прозрачная же зеленая пижама и парашютный сатиновый свитер. Ее четко очерченное лицо напоминало камею, но волосы были ужасны. Эти волосы заслуживали докторской диссертации по инженерному конструированию.
– Мы все живем в этой эпохе, – трагическим голосом произнесла актриса. – Когда думаешь, что они могут с нами сделать сейчас, сегодня, завтра, – эти зловещие духовные сферы, в которые они готовы поместить людей, чтобы устроить рейтинговое зрелище. Да к тому же весь этот сброд в Сети, эти вонючие папарацци... Но знаешь, Аквинат, я хочу сказать, – ты собака. Мне известно, что ты собака. Это не секрет. Но поверь, я не кривлю душой, именно на твоем шоу я чувствую себя счастливой.
Зрители дружно зааплодировали.
– Очень мило с твоей стороны, – отозвался пес и завилял хвостом. – Я ценю это больше, чем в силах выразить. Надя, расскажи нам об этой истории с Кристианом Манкузо. Что там случилось, как все было?
– Ладно, Аквинат, специально для тебя, – ответила актриса. – Я никому не хотела об этом говорить. Дело было так. Кристиану и мне уже за шестьдесят, мы отнюдь не молоды. Конечно, мы вместе работали над проектом для компании «Гермес-кино». У нас был контракт на шесть недель. Мы отлично сработались, я привыкла к его обществу, мы повсюду появлялись вместе, обедали, обсуждали сценарий. И как-то вечером Кристиан обнял меня и поцеловал! Это было так неожиданно для нас обоих. Хотя, конечно, очень приятно.
– Naturlich, – согласился пес.
– И в конечном счете мы решили пройти курс лечения гормонами. Но из-за секса возникли проблемы, и весьма существенные. Эксперимент оказался очень интересным и содержательным, можно было лишь изумляться. Теперь, когда все позади, признаюсь, лечение пошло мне на пользу. Оно помогло раскрыться моим творческим возможностям. Я была в восторге от этого. Ну, наверное, это слишком сильно сказано. Но знаю, что Кристиан тоже остался доволен.
– А как ты узнала? – принялся допытываться пес.
– Женщинам это известно, вот и все. Очевидно, это был самый глубокий эротический опыт в моей жизни. Я делала вещи, на которые никогда не решилась бы в молодости. Когда ты молод, секс для тебя много значит. Ты серьезно относишься к нему, делаешь все как полагается.
– Расскажи нам поподробнее, – предложил пес. – Расскажи сейчас, пока ты еще в настроении.
- Предыдущая
- 24/84
- Следующая
